Ты любила мою тьму (ЛП)

Я замираю на месте и сверлю свирепым взглядом Мика.
― Лили, ― предупреждает Джейк, ― Ты только добавишь ей проблем. Оставь это.
― Он избил ее, ― шепчу я, вспоминая синяк на ее лице.
― Будь благодарна за то, что это всё, что с ней случилось, ― говорит он тихо.
Я неохотно позволяю Джейку тянуть меня в сторону коттеджа.
― Ты знал, что ее скоро выставят на аукцион, но ничего не сказал мне, ― говорю я в ярости.
― Да, потому что я знал, в каком ты будешь состоянии, когда узнаешь об этом. Если бы я рассказал тебе, мне пришлось бы сильно постараться, чтобы усмирить тебя, ― по его глазам я понимаю, что он говорит правду.
Джейк останавливается неподалеку от входа в коттедж и поворачивает меня к себе лицом.
― Ты должна рассмотреть вероятность того, что Саша попадет в место, которое лучше, чем этот дом. Есть люди, которые ходят на аукционы специально для того, чтобы помочь тем, кто был похищен.
В моей груди расцветает надежда:
― Ты правда считаешь, что ее могут спасти?
Джейк смотрит на дом, который мы покинули, и возвращает взгляд ко мне.
― Да, я думаю, что это возможно. Кроме того, многие места лучше, чем это.
― А что, если ее купит кто-то подобный Марко? Что, если кто-то… ― я вспоминаю вечеринку, и мне не удается закончить предложение. ― Я не могу так рисковать, Джейк. Вдруг ее купит какой-нибудь больной ублюдок и заберет ее непонятно куда. Мне могут потребоваться годы, чтобы найти ее, и это с условием того, что я смогу отсюда выбраться, ― разочарованно заканчиваю я.
― Иногда нужно просто верить, Лили. К тому же, ты всё равно ничего не сможешь изменить.
― Ух ты! Правда, что ли? Если бы у тебя был брат или сестра, ты бы смог сделать то же самое? Просто сидеть, сложа руки, и надеяться, что всё наладится само собой? ― рычу я.
― Да, Лили именно это я и должен был бы сделать, потому что избежать этого невозможно. Всё, пошли. Доктор ждет.
Джейк заканчивает наш разговор и начинает подходить к коттеджу, когда я шепчу:
― Я спросила смог бы ты это сделать, а не должен ли был.
***
Джейк показывает мне, в какую комнату мне нужно пройти, и оставляет меня в ней. Я шарю руками по задним карманам своих шорт, в то время как нервы устраивают хаос в моей голове.
Комната выглядит так же, как стандартная больничная палата: белые стены, длинная кровать, огороженная голубыми занавесками, и различные приборы.
Из-за занавески выходит высокая, великолепная женщина с блестящими черными волосами, одетая в белый халат поверх черного платья, к которому подходят ее черные босоножки на высоких каблуках. Она улыбается и протягивает мне руку.
― Здравствуй, я ― доктор Алекса Кингсли, ― говорит она дружелюбно мелодичным голосом.
Я не шевелюсь и молча пялюсь на нее, не отвечая на ее улыбку. Она что, действительно ожидает, что я пожму ей руку? Насколько мне известно, она предает весь женский род и должна отказаться от звания женщины и получить звание больной повернутой на голову сучки. Да, я действительно зла. Зла на то, что вокруг меня множество людей, но никто не собирается помогать мне.
Ее улыбка исчезает, когда она замечает мой хмурый вид. После этого она быстро приступает к работе, больше не смотря мне в глаза и просто давая инструкции о том, что я должна делать. Она убирает все эмоции из своего голоса, но я по-прежнему слышу ее мягкий дружелюбный тон, и она кажется такой же несчастной, как и я. Доктор берет у меня кровь на анализ, измеряет мои вес и рост и проводит внутренний осмотр, что очень неудобно, но, по крайней мере, это делает женщина.
Когда она усаживает меня на стул и начинает что-то писать в своей папке, сын Марко, Джозеф, входит в комнату. Он встает у двери, опирается спиной о стену и перекрещивает ноги. Он снова в дорогом костюме, и, если бы он не был сыном дьявола, я бы призналась себе, что выглядит он великолепно.
Мое внимание перемещается от мужчины, когда доктор Алекса роняет папку и ручку на пол, после чего безуспешно пытается их поднять. Она внезапно кажется какой-то нервной. Перевожу взгляд на Джозефа и вижу, что он улыбается, смотря на нее. Тааак, что это у нас тут? Доктору, наконец, удается поднять папку, после чего она убирает свои инструменты и образец моей крови в свою сумку и покидает комнату без единого слова. Джозеф следует за ней.
Пока я смотрю, как они уходят, в комнату входит Джейк. Я скрещиваю руки на груди и смотрю на него с презрительной усмешкой на губах. Он смеется надо мной, но я определенно не в настроении для смеха. Сужаю глаза, чтобы показать ему, что не шучу, и он поднимает руки в знак капитуляции, жестом указывая мне встать и идти за ним. Последние пять дней мы с Джейком провели вместе, поэтому между нами сформировалось что-то наподобие дружбы. Эта дружба имеет определенные границы, но, на данный момент, он единственный человек в моем мире, и если присмотреться, то я хочу, чтобы он был в нем. Я думаю так до тех пор, пока не достигаю границы, после которой начинаю снова его ненавидеть. Он стоит и ждет, пока я поднимусь, а я хочу быть занозой в его заднице и остаться здесь, чтобы он ждал и дальше, но, когда я понимаю, что могу пройти мимо Саши снова, то спрыгиваю с кровати и чуть ли ни выбегаю из коттеджа.
Оказываясь на улице, я вижу, как неподалеку Алекса о чем-то горячо спорит с Джозефом. Кажется, что Джозеф пытается поговорить с ней, однако по выражению ее лица и языку тела я предполагаю, что она говорит ему отвалить.
 Хм, может, в конце концов, она и не совсем плохая.
― Всё прошло хорошо? ― вопрос Джейка ошеломляет меня. Также я замечаю, что он не держит меня за руку, и мы просто идем рядом, как шли бы нормальные люди. В ответ на его вопрос я пожимаю плечами, потому что не уверена, зачем он вообще спросил меня об этом. Его действительно беспокоит то, как она со мной обращалась?
Джейк вздыхает и качает головой. Его разочарованный вид раздражает меня. Чем это он расстроен, а? Это не он только что сдал свою кровь Бог знает кому для Бог знает чего.
Мы проходим мимо садов и огорода, и я фокусируюсь на поисках Саши, но не вижу ни одного человека.
― Она сейчас в прачечной, ― произносит Джейк, когда замечает мое разочарование.
― Ты хочешь сказать, что моя сестра ― одна из тех, кто стирает мою одежду? ― ошеломленно спрашиваю я.
― Да, рабыни здесь делают всё: готовят, прибираются, ухаживают за овощами, собирают фрукты и кормят животных.
Мы с Джейком проходим по дому в сторону моей комнаты.
― Значит, это всё, что они здесь делают? Их похищают, чтобы они готовили, убирали и работали?
― Нет, в первую очередь они здесь для мужчин. Марко оплачивает нашу работу большим количеством денег, а также женщинами, когда бы мы их ни захотели.
Я резко втягиваю в себя воздух:
― Саша.
― Нет, ― быстро говорит он. ― Марко хочет продать ее, и это означает, что охранникам можно прикасаться к ней только в том случае, если она сделала что-то, за что должна быть наказана. Большинство покупателей хотят приобрести женщин, которых почти не использовали, поэтому Марко убеждается, что охранники не прикасаются к ним. Все девушки кроме Саши принадлежат ему, потому что на аукционе выставляться будет только она.
Я смотрю в пол и качаю головой, пытаясь понять этот мир и жестоких людей, которые им управляют. Мой желудок сжимается от мысли, что Джейк прикасается к рабыням или причиняет им боль. Я ошибалась насчет него? Он действительно так же ужасен, как и все остальные мужчины, находящиеся здесь?
Как только мы заходим в мою комнату, и Джейк захлопывает за собой дверь, я разворачиваюсь к нему и озвучиваю вопрос, который не дает мне покоя:
― Значит, ты спал с этими девушками? Ты… ты насиловал их? ― когда я произношу эти ужасные слова, мой голос звучит так, как будто меня только что душили.
От этого вопроса Джейк вздрагивает и быстро отвечает:
― Я никогда этого не делал и никогда не сделаю. За свою жизнь я совершил много непоправимых поступков, но есть границы, которые я никогда не пересеку.