Честь виконта

– В моем доме с голубями не сложилось; они лишь воркуют на подоконниках, да и только.
Слуги подали завтрак, оказавшийся выше всяких похвал. Тут была и холодная оленина, и омлет с грибами, и душистые груши, что привезли с юга; а еще – вино с собственных виноградников виконта, процветавших в Бургундии.
Некоторое время все внимание мужчин было сосредоточено на трапезе, однако затем Сезар все-таки заговорил о деле.
– Что ж, вы, наверное, поняли, Трюшон, что я пригласил вас сюда из-за интереса к статьям о пожарах.
– Конечно, ваша светлость, – усмехнулся журналист. Его умное вытянутое лицо преображалось, когда он улыбался, и становилось совсем мальчишеским. Но за юношу его принять было нельзя: глубокие складки у носа и на лбу свидетельствовали, что этот человек уже многое повидал на своем веку. – Кроме этих статей, ничего интересного нынче не выходило из-под моего пера.
– Тогда вы понимаете, конечно же, что я спрошу: все ли, написанное в них, правда?
Журналист прищурился и, откинувшись на спинку стула, принялся вертеть в руках бокал, явно размышляя, как ответить. Виконт его не торопил.
Наконец господин Трюшон промолвил:
– Каков ваш интерес в этом деле? Я осведомлен о вашей тяге к раскрытию тайн, ваша светлость, однако здесь тайна если и имеется, то скорее трагичная, чем великая. Какой-то человек возомнил себя, по всей видимости, вершителем судеб, поджигает дома знатных людей и присылает в Сюртэ письма – вот и все. Рано или поздно его поймают, либо он сам исчезнет, опасаясь преследования, и на том дело завершится.
– Мне не хочется, чтобы мой дом также предали огню, – сказал виконт, – но, пожалуй, это не главная причина. Некоторое время я не следил за событиями в столице, полагая, что никогда более не заинтересуюсь окружающими меня тайнами, однако это дело неожиданно пробудило мой интерес. Пускай оно будет простым, мне хочется узнать, кто же стоит за всем этим – и трагическая ли это случайность или же чей-то розыгрыш.
– Кто-то из погибших был вашим другом? – цепко глядя на него, спросил журналист.
– Пожалуй, лишь Фредерика де Надо можно было назвать моим приятелем. Это не личная месть, если вы о том хотели спросить.
Господин Трюшон хмыкнул:
– Коли уж вам так нравится, чтоб все говорилось напрямую, так я и скажу. Все написано в моих статьях – чего же вы хотите больше?
– Значит, письма вправду были?
– Конечно были. – Кажется, журналист оскорбился. – Я не лгу читателям «Ла Пресс». Да за такое меня бы и выгнать могли! Письма имеются, спрятаны в секретном шкафчике шефа Сюртэ, подписаны инициалами I.P. – все, как сказано в газете.
– И есть ли у полиции предположения, кто бы это мог быть?
– Покамест они никого не арестовали и теряются в догадках.
– А что же написано в этих письмах?
– Увы, увы. Этого мой информатор не сказал. Текст известен лишь шефу Сюртэ, а я знаю только об инициалах.
– Но вы же начали расследование, не так ли?
Господин Трюшон скривился:
– Ваша светлость, поиски одного небогатого журналиста – не та дорожка, которая всегда приводит к истине. Будь погибшие лавочниками или сапожниками, я бы все узнал, всех соседей расспросил. Но они – аристократы по праву рождения, а в вашей среде не все любят нашу братию. По правде говоря, вовсе не любят.
Сказал это он, впрочем, бодро: непохоже, будто сей факт сильно огорчал господина журналиста.
– Что ж, возможно, в этом деле я смог бы вам помочь, – задумчиво произнес виконт. Эту идею он взвешивал уже некоторое время, и она ему все больше и больше нравилась. – Вижу, что человек вы честный, да и то, что я успел узнать о вас, говорит в вашу пользу. Как насчет небольшого партнерства, Трюшон?
– Хм! – Глаза журналиста вспыхнули интересом. – И что же вы можете предложить, ваша светлость?
Виконт поднялся и прошелся по столовой, заложив руки за спину. Можно было бы перейти в кабинет, однако Сезар не желал упускать нить столь хорошо завязавшегося разговора.
– Для меня гораздо проще узнать кое-что об этих людях, жертвах Парижского Поджигателя – будем называть его так, коль скоро это имя нынче на слуху у всех. Кстати, вы ли его придумали?
– Я, – гордо сказал Трюшон, – мне первому пришла в голову эта идея, и редактору она понравилась.
– С вашей легкой руки теперь весь Париж об этом болтает. Что ж, хорошо. Если мы имеем дело с сумасшедшим, ему должна либо льстить подобная слава, либо ужасно раздражать. Скорее, первое, учитывая письма… Итак, о чем бишь я? Я могу разузнать, что связывало этих троих погорельцев. А вы в свою очередь должны выяснить содержание писем Поджигателя. Если вам понадобятся деньги для этого, не стесняйтесь, скажите.
– Ха! – весело воскликнул журналист. – Вы даже денег готовы предложить? Однако! Что ж, воспользуюсь вашей добротой и возьму некоторую сумму, но, чтобы вы были спокойны, поклянусь тратить ее только на информаторов. Мой человек в Сюртэ, признаться, стоит дороговато, хотя в итоге все себя оправдывает. Чем сенсационнее тема, тем больше мой гонорар в «Ла Пресс». Ну а потом?
– А потом, когда эта история завершится, вы сможете написать о ней. Скоро спохватятся люди из «Фигаро», я ведь знаю, у вас конкуренция. Да и остальные не станут дремать. В ваших интересах выяснить все побыстрее, а эксклюзивная информация, пожалуй, сподвигнет вашего редактора заплатить вам баснословные деньги. Да и я в долгу не останусь.
– Неужто вы меня покупаете? – вскричал журналист, веселясь. Сезару понравилось, как он это сказал, и ответил виконт в том же шутливом тоне:
– Конечно, милейший! В наши неспокойные времена просто неприлично не иметь своего человека в прессе. Особенно в «Ла Пресс». А вы подходите как нельзя лучше. Ну что ж, по рукам?
– По рукам! – воскликнул господин Трюшон, вскочил, подошел к Сезару, и они пожали друг другу руки.
– В таком случае, предлагаю перейти в кабинет и немного посплетничать.
Через полчаса, расставшись с журналистом, сообщившим лишь в общих чертах то, что виконт уже и так знал, Сезар в задумчивости сидел в своем кабинете. Любопытство проснулось в полной мере, и как лекарство от скуки эта история оказалась вполне достойной. Трюшон повторил то, что уже и так упоминалось в статьях, включая некоторые подробности. И вот Сезар перебирал в уме имеющиеся в его распоряжении сведения, прикидывая, как бы лучше ими распорядиться.
Все идет от человека – а значит, нужно понять, что в жертвах привлекло Поджигателя. Вот привязчивые газетные образы! Мысленно Сезар уже и сам называл так же этого неизвестного ему пока человека. Еще рано судить о его личности, делать предположения о его мотивах и желаниях и, к сожалению, предсказывать, как он поступит дальше. Однако виконт почти не сомневался в своей правоте: если история, так удачно поданная Трюшоном, верна, если действительно существует человек, называющий себя Парижским Поджигателем или прячущий за этими инициалами нечто иное, – он весьма целеустремлен и изобретателен. И, возможно, безумен. Пламя – не самый простой, хотя очень эффектный способ убийства.
Если это убийства, а не цепочка несчастных случаев, по прихоти судьбы связанных между собою одной лишь людской фантазией.
Итак, трое. Разочаровавшийся политик, отец семейства и прожигатель жизни. Что о них известно?
Алексис де Шартье имел некоторую скандальную известность из-за своей безапелляционности и неприятия нового режима. Не принимать-то он его не принимал, однако и безумцем, готовым голову сложить на баррикадах, не являлся. Нет, насколько Сезар знал, де Шартье был человек умный и, пожалуй, скорее опечаленный судьбою Франции, чем стремящийся вновь залить страну кровью, невзирая ни на что. Пожалуй, даже во времена Великой революции он не был бы столь пламенным и яростным, как многие. Будучи человеком незаурядного ума, господин де Шартье принимал участие в тех кружках, что предлагали другие решения политических проблем, кроме устранения диктатуры. Он был осторожен и при этом не скрывался, а потому, после того как неизбежное произошло и во Франции вновь появился император, де Шартье отправился в ссылку в Лион. А некоторое время назад, по сведениям, имевшимся у Трюшона (сам Сезар за судьбою господина де Шартье не следил, не будучи его знакомым), возвратился в Париж, однако вел себя тихо и в порочащих связях всех мастей замечен не был. Кому понадобилось убивать разочарованного оппозиционера?