Последний де Бург
Но теперь все было иначе.
Он знал, что Эмери не юноша, и по-другому смотрел на перспективу ночлега. Закрытое пространство придавало атмосфере интимности, тем более в такой час. При виде постели его обдало жаром, и он резко выдохнул, внезапно почувствовав себя неловко. Эмери, казалось, тоже испытывала подобную неловкость. Она попятилась назад, что-то бормоча об уборной.
Пока ее не было, Николас подошел к небольшому окну и выглянул наружу. На улице сгущались сумерки. Он наслаждался прохладным ветерком и одновременно присматривался к сгущающимся теням, не прячется ли в них опасность. Он остерегался следовать большими дорогами, не желая привлекать чье-то внимание, особенно недоброжелателей, и выбирал узкие верховые тропы между поместьями, считая, что так незаметнее и безопаснее.
И если раньше он еще думал, не заночевать ли под открытым небом или на переполненном постоялом дворе, то сейчас даже не рассматривал такую возможность. Он беспокоился за Эмери, даже когда считал ее юношей, а теперь намного сильнее. Это ее близкое присутствие действовало на него таким образом.
Интерес, который он раньше отвергал или оправдывал, сейчас настолько откровенно проявился, что в какой-то момент Николас заставил себя вырваться вперед, иначе никак не мог отвлечься от стройной фигурки в мужском платье, которая действовала отнюдь не сдерживающе. Ему хотелось стащить с нее одежду, медленно обнажить прекрасное тело, открыть взору, губам, прикосновениям… Николас судорожно выдохнул, стараясь не думать о стоящей перед ним кровати.
Услышав легкие шаги, он напрягся, ожидая нежного прикосновения тонкой руки и отчаянно желая того, на что не имел права. «Коснись меня! Ну же!» Но ничего не произошло. Наконец Николас нетерпеливо повернулся и увидел перед собой Гая. Оруженосец смотрел на него понимающе.
— Это всего лишь я, милорд, — сообщил он. — Эмери еще в уборной, могу позвать ее назад, чтобы она поприсутствовала при ваших банных процедурах, если вы еще собираетесь их принять.
Николас вздрогнул, осознав, что накануне вечером раздевался до пояса, а Эмери смотрела широко раскрытыми глазами. Неудивительно, что она сбежала. Он посмотрел на оруженосца и нахмурился.
— Очень смешно. — Он посмотрел было на кровать, но тут же нервно отвернулся. Сегодня ему лучше спать на полу, не раздеваясь.
— Она станет лучше, когда отмоется, — заявил Гай. — Думаю, ей стоит окунуться в первую очередь.
У Николаса мгновенно пересохло во рту, но потом он осознал, что именно сказал оруженосец.
— Что ты имеешь в виду под «лучше»? — прищурившись, поинтересовался он.
Гай пожал плечами:
— Ну, раз она смогла сойти за мальчишку, едва ли это говорит о том, что она красавица.
— Она нисколько не походит на юношу, — резко ответил Николас. Густые темные ресницы и гладкая кожа выдавали Эмери с головой любому, кроме самых тупоголовых, к которым приходилось причислять и его тоже.
Гая это ничуть не поколебало.
— Но ей без усилий удается носить мужскую одежду и прятать женские формы.
Николас от ярости чуть не лишился дара речи. Эмери была стройной, сильной и гибкой и куда более желанной, чем все обладательницы пышных форм, вместе взятые.
— А ты что, предпочел бы вместо нее упитанную даму? — возмутился он.
— Даже если так, что с того? — Гай хитро улыбнулся.
Николас внезапно осознал, что парень дразнит его. Он не привык к подобным шуточкам, но ругать оруженосца бесполезно, скорее наоборот. Поэтому он просто пожал плечами.
— Да ничего. Мне все равно, — сквозь зубы солгал Николас.
Гай фыркнул, но ничего не ответил. Да и что он мог сказать? Он отлично понимал, что Николас не может привязываться ни к какой женщине, и именно потому они не возвращаются домой, а бродят среди незнакомцев, оттягивая…
Николас резко втянул сквозь зубы воздух, схватил тюфяк Эмери и стал раскатывать, собираясь на нем спать. Он стащил меч и кольчугу и затем, не раздеваясь, растянулся на тюфяке, слыша, как рядом возился Гай, тоже устраиваясь на ночлег. Огонь в очаге не горел, отчего в комнате стояла почти абсолютная темнота, но Николас даже был этому рад. Отдавая должное оруженосцу, иногда он уставал от парня и его умных глаз, которые замечали слишком многое.
Время шло, Эмери все не возвращалась. Николас ощутил прилив беспокойства. Не послать ли за ней Гая? А может, самому за ней сходить? Но искать девушку в темноте слишком соблазнительно. Он вспомнил, что вчера вечером она тоже долго не приходила, как он теперь понимал, чтобы не видеть его полуобнаженным. При этой мысли его обдало волной жара, и он беспокойно заворочался.
Услышав легкие шаги, Николас крепко закрыл глаза, притворяясь, что спит, только бы не смотреть, как она ложится в постель. Но шаги остановились около него, и он почувствовал, что к плечу кто-то прикасается. Теплое, осторожное прикосновение, точно как он хотел. Николас не выдержал и удержал уже ускользающую руку.
— Милорд! — Даже в удивленном возгласе ее голос был настолько нежен, что он снова изумился, как мог принять его за голос юноши. Ему, как никогда, хотелось уложить Эмери рядом с собой.
— Что вы здесь делаете? — прошептала она.
— Собираюсь спать, — ответил Николас, хотя на ум пришли и другие соблазнительные возможности. Казалось, ими напоена вся атмосфера, особенно если Эмери вновь посмотрит на него своими яркими глазами, взглядом, от которого он весь замирал. Но сейчас он мог различить во тьме лишь силуэт ее головки. Николас никогда не видел Эмери без этой ужасной шапки. Ему хотелось сорвать ее и распустить волосы широкой волной, которая бы накрыла их обоих.
— А постель? — спросила она.
Постель? Николас не нашел в себе сил ответить.
— Почему вы не спите там?
Несмотря на подозрительные нотки в голосе, она говорила слегка сдавленно, и Николас попытался представить, как она отнесется, если он притянет ее к себе. Сердце билось в груди как молот, тело охватил жар, и отнюдь не по причине лихорадки. Он словно превратился в одно-единственное желание, весь мир осветило предвкушение. Если поднять руку, сможет ли он коснуться ее щеки?
— Постель для тебя, — произнес он настолько тихо, что ей пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.
Теперь она была так близко, что он мог взять в ладони ее лицо и украсть поцелуй. На память пришли воспоминания о том, первом, что только усилило его желание. Тот поцелуй родился под влиянием момента: радости, что она жива и она — женщина. Но это был лишь легкий привкус настоящего поцелуя, а ему хотелось долгого, медленного исследования, которое могло бы занять всю ночь.
— Нет, милорд, — произнесла Эмери.
Она каким-то чудом проникла в его мысли.
— Постель — для вас, — твердо сказала она, хотя голос у нее срывался.
Если прижать палец к ее губам, остановит ли это протесты? Николас на ощупь нашел ее лицо и провел большим пальцем по нежному абрису щеки. Ощутил, как в ответ она задрожала, но не отстранилась.
— Постель — для тебя, — прошептал он, — если только ты не пожелаешь разделить ее со мной. — Последние слова вырвались раньше, чем он успел их остановить. И услышал, как она судорожно вздохнула, неясно, от страха или восторга.
Вокруг них сгущалась жаркая тьма, ощущение близости все росло и росло, пока напряжение не стало почти непереносимым. Николас подался вперед, уже готовый безрассудно броситься в темноту.
В этот момент комнату огласил громкий храп. Совсем рядом лежал Гай, который мог слышать все происходящее. Эта мысль остудила кровь Николаса, а Эмери просто шарахнулась в сторону. Через мгновение послышался скрип кровати, и в его руках осталась лишь пустота, словно он пытался удержать ускользающий сон.
Эмери буравила неприязненным взглядом разрушающиеся стены, словно это могло превратить руины в ухоженное поместье. Лорд де Бург никогда раньше не ездил этой дорогой, и она привела их сюда, в давно заброшенную усадьбу. Здесь не было ни приветливого холла, ни суетящихся слуг, ни охраняющих ворота стражников. Но ей хватило одного взгляда на заходящее солнце, чтобы понять, у них нет времени возвращаться и искать приют в другом месте.