Сквозь годы

Наверное, он не раз проделывал это с другими женщинами, подумала Глэдис, и ее вдруг охватило чувство ревности.
— Такое выражение лица тебе не идет, — заметил он.
Она подняла ресницы и увидела в зеркале свое угрюмое лицо, а над ним смеющиеся глаза Коула.
— Я прикидывала, во что мне обойдутся твои услуги в качестве парикмахера, — солгала Глэдис.
— За такую копну волос беру по высшей ставке! — усмехнулся он.
— Может, сойдет утка с соусом из диких ягод?
— Согласен!
— Ха! Оказывается, твои запросы удовлетворить нетрудно, — продолжила она игру.
Пальцы его замерли.
— Я бы этого не сказал, — тихо произнес Коул.
Жгучее желание ощутить вкус его губ тут же нахлынуло на Глэдис. Она поспешно опустила ресницы и слегка охрипшим голосом сказала:
— Поторопись.
— Так дальше продолжаться не может, — шепнул Коул ей на ухо, медленно пропуская сквозь пальцы шелковистые локоны. Широко распахнув глаза, Глэдис посмотрела на его отражение в зеркале, и он криво улыбнулся. — Придется отремонтировать водопровод и электропроводку.
— Представляю, во что обойдутся эти работы…
— С этим я разберусь, можешь не волноваться. А теперь давай посмотрим, что получилось…
Коул выключил фен и, склонившись над Глэдис, стал укладывать ей волосы. Когда он кончиками пальцев прикасался к нежной коже, каждый нерв в ее теле вибрировал.
— Отлично, — не выдержав, вскочила она. — Спасибо. Ты просто мастер.
— Я часто делал такой массаж матери, — охрипшим голосом пояснил он. — У нее постоянно, круглый год, мерзло плечо.
Глэдис мягко улыбнулась.
— Ты очень хорошо относился к ней, — сказала она. — Но, Коул, нам уже пора.
— А как же мои чаевые? — с притворным возмущением воскликнул он.
— Чай из ромашки исключительно полезен для чувствительного желудка, — строгим голосом врача заявила Глэдис.
Коул хмыкнул.
— Ладно, поехали, доставим тебя с ветерком.
Высоко в горах, на маленькой площадке, с которой открывалась роскошная панорама ослепительно-синего моря и буйной зелени склонов, Коул остановил автомобиль.
Глэдис была очень довольна переговорами с шеф-поваром нового отеля, который одобрил привезенные овощи и выказал желание стать одним из ее постоянных заказчиков.
Она вышла из машины и, пританцовывая, двинулась к обрыву.
— Даже не верится, что мне удалось заключить такой выгодный контракт!.. Может быть, и другие отели тоже заинтересуются… — восторженно говорила она.
— Не слишком ли много работы для одного человека? — спросил он. — Если у тебя будет так много заказчиков, то совсем не останется времени на себя.
— Я хочу расширить дело, — доверительно сообщила ему Глэдис. — А если почувствую, что рабочих рук не хватает, то всегда смогу нанять кого-нибудь на сдельную работу. Квентин возьмет на себя большую часть выпечки и освободит меня для разъездов. Знаешь, он готовит еще вкуснее, чем я.
— Такого просто не может быть! — с улыбкой отозвался Коул.
— Я так счастлива! — воскликнула она.
— И я тоже.
— Правда?
Встретив его теплый долгий взгляд, она затаила дыхание.
— Как можно быть несчастным среди такой красоты, — сказал он, нарушая затянувшуюся паузу, и проследил взглядом за стайкой птиц, тянувшейся вдалеке.
— Мне надо немного пройтись. В одиночестве, — неожиданно сказала Глэдис.
Ее хрупкая фигурка казалась такой беззащитной посреди дикого буйства зелени, что у Коула сжалось сердце.
Ему никак не удавалось найти ответ на постоянно мучивший его вопрос: как сделать Глэдис по-настоящему счастливой?
Прошло несколько минут, и он, словно почувствовав ее приближение, обернулся.
Лицо ее было грустным, и он понял, что готов сморозить любую глупость, только чтобы она засмеялась.
Кого ты пытаешься одурачить? — сказал ему внутренний голос. Тебе хочется сделать эту женщину счастливой, и это вполне реально. Вы оба хотите жить в усадьбе, но есть только один способ осуществить это, не прослыв грешниками в глазах жителей поселка. Однако если Глэдис и примет твое предложение, это решение будет обусловлено исключительно интересами безопасности и материального благополучия.
Любовь не входит в это уравнение для двоих.
Возвращались они через торфяники, простиравшиеся меж голых скал, отполированных веками, и темных загадочных озер с водой странного бурого цвета.
Глэдис всю дорогу молчала, но Коула это устраивало. Завороженный мрачной красотой здешней природы, он был рад возможности остаться наедине со своими мыслями.
Облака лежали на вершинах гор, словно белые пуховые одеяла. Реки каскадами спадали с крутых уступов и пенились среди валунов прямо рядом с дорогой.
О Боже, как я люблю этот край, подумал Коул и посмотрел на Глэдис. Она тоже была образцом дикой красоты, который он был бы счастлив созерцать до конца своих дней. Ее профиль был очарователен: вздернутый маленький носик и выразительный рот, румяные щеки, гладкая кожа… Он опустил взгляд на ее маленькие сильные руки и невольно улыбнулся.
До чего же она ему нравится… Работящая, трудностей не боится — эти качества всегда восхищали Коула. А все остальное — сентиментальная чепуха.
Вечером, пока Глэдис занималась йогой, Коул, как и обещал, присматривал за уткой, томящейся в духовке.
Правда, он забыл уточнить, что входит в понятие «присматривать», и просто каждые пять минут открывал дверцу, гадая, готова ли птица.
Но, несмотря на дразнящий ноздри аромат, мысли его витали далеко от кулинарии — он продумывал сцену совращения.
К приходу Глэдис Коул сервировал изящный столик старинной посудой и достал из погреба бутылку великолепного вина. Потом он вышел в сад, срезал несколько роз и поставил их в хрустальную вазу.
— Освещение недостаточно интимное, — пробормотал он, бросив взгляд на люстру, и, выключив верхний свет, зажег свечи.
Потом Коул развел огонь в камине и выбрал пластинку с романтической инструментальной музыкой.
Гостиная еще никогда не выглядела столь очаровательной, признал он, с удовлетворением оглядывая плоды своего труда. Разве Глэдис сможет устоять?
Во рту у него пересохло, пальцы дрожали.
Пока он наскоро принимал душ и брился, до него дошло, насколько важен для него предстоящий вечер.
Теперь одеколон… Главное, не переборщить. Какую рубашку надеть?
Тупо оглядев свой гардероб, Коул окончательно растерялся: сочетание черного с красным ему нравилось, но он счел его слишком сексуальным. Наконец, после долгих раздумий, он остановил свой выбор на белой льняной рубашке и синем костюме.
Вернувшись на кухню, Коул поймал себя на том, что прислушивается. Раздраженный собственным нетерпением, он стал тихонько подпевать мелодии, звучащей в гостиной, а потом, увлекшись, запел громче. Взгляд его упал на чек, так и торчащий в вазе для фруктов, и он, поколебавшись, порвал его на мелкие кусочки.
— Привет! Мы вернулись! — раздалось за его спиной.
Коул вздрогнул и обернулся.
— Так быстро? — с притворным удивлением произнес он, но тут же онемел.
Глэдис сияла. В чем причина такого радужного настроения? — обеспокоенно подумал он и тут же почувствовал укол ревности.
— Вот это да! Ты… — Глэдис удивленно захлопала ресницами. Глаза ее округлились, яркие губы приоткрылись. Повисла долгая пауза. — Это в честь чего же такая роскошь?
— Есть повод. Мы празднуем твой успех, — пояснил он и поспешно перевел разговор на другую тему в надежде что-нибудь выяснить: — Похоже, ты хорошо провела время.
— Чудесно! На этих занятиях я заряжаюсь энергией и в то же время расслабляюсь. Надо тебе тоже попробовать, — сказала Глэдис с блаженным видом, унося сонного Шона в свою комнату.
Она быстро вернулась и сняла теплую куртку.
Самообладание едва не изменило Коулу, когда он увидел ее в обтягивающем трико. Если занятия йогой позволяют лицезреть ее в таком виде в течение часа…