Леди на монете

 
Маргарет Барнс
Леди на монете
 
Глава 1
– Я – родственница короля, – хвасталась миловидная девушка по имени Фрэнсис, разучивая перед высоким тусклым зеркалом танцевальные движения.
– Того самого, которому отрубили голову? – спросила ее младшая сестра Софи, отрывая свой взгляд от кукол.
– Конечно, и Карла Первого тоже. Но я имела в виду его сына.
– И это принесет тебе большую выгоду! – усмехнулась племянница лорда Калпепера, державшая в руках пяльцы, решительно втыкая иголку в вышивку. – Когда я в последний раз видела Карла Стюарта, у него не было ни гроша за душой. Он даже не мог купить себе обувь и подковать свою лошадь.
Поскольку Дороти Калпепер была самой старшей из них и жила в Париже уже в то время, когда несчастный молодой принц приезжал к своей матери из Джерси, у двенадцатилетней Фрэнсис не было оснований не верить ей.
– Моя мать считает, что королевская кровь важнее денег, – сказала она, приподнимая подол поношенного платья и приветствуя собственное отражение в зеркале истинно королевским поклоном. Будучи самой бедной из всех юных изгнанниц в Шато де Коломб и достаточно привлекательной, чтобы вызывать их недоброжелательность, Фрэнсис испытывала непреодолимую потребность найти что-то такое, чем она могла бы хвастаться.
– Но не в наше время, – ответила ей Дороти, которая в изгнании успела изрядно устать от верноподданнических чувств. – Всем известно, что даже королева Генриетта-Мария с трудом находила возможность кормить свою собственную дочь Генриетту-Анну так, как велели врачи, когда принцесса последний раз болела.
Несмотря на присущее Фрэнсис Стюарт легкомыслие, ее сердце никогда не оставалось равнодушным к несчастьям других и всегда откликалось на чужие беды. Услышав сказанное старшей девочкой, она мгновенно прекратила свои балетные упражнения и, промчавшись по комнате, уселась возле нее.
– Наверное, ей это очень тяжело. Ведь она была королевой Англии и ни в чем не знала отказа. Все, кто были рядом с ней, спешили выполнить малейшее ее желание. Королеве Генриетте-Марии гораздо тяжелее, чем любой из нас. Мне всегда было интересно, – продолжала Фрэнсис, перебирая разноцветные мотки шелка и поочередно прикладывая их к своему полинявшему платью, – почему король Людовик не разрешает ей жить при Дворе. Что ни говори, ведь она его тетя. Он что, не любит ее?
– Насколько я знаю, дело не в этом. Я слышала, как милорд Кларендон говорил, что французской королевской семье не так-то просто согласиться на это. Понимаете, кардинал Мазарини, который и является настоящим правителем Франции, стремится поддерживать хорошие отношения с Англией даже теперь, когда там у власти это чудовище, Кромвель.
Дороти решительно отобрала у Фрэнсис разбросанные ею мотки шелка, однако она не могла долго сердиться на девочку.
– Но я уверяю вас, моя дорогая, что какие бы лишения ни переносила сейчас вдовствующая королева Генриетта-Мария, они ни в какое сравнение не идут с тем, что ей довелось пережить в прошлом. Моя мать и другие придворные дамы вынуждены были бежать с ней через всю Англию, чтобы спастись, а ведь она в это время ждала ребенка, который и родился в Экзетере. Только представьте себе: все ее близкие или посажены круглоголовыми в тюрьму, или находятся в изгнании, и она узнает, что ее супруг, которого она безумно любила, обезглавлен.
– Ничего удивительного в том, что… с ней иногда трудно иметь дело, и она ссорится с людьми, – вставила четырнадцатилетняя толстушка Джентон Лавлейс, которая, нахмурясь, пыталась починить лютню с порванной струной.
– Наверное, и на собственной кровати нелегко родить ребенка, – сочувственно произнесла Фрэнсис, которая еще имела весьма смутное представление о том, как это происходит. – Может быть, именно поэтому бедняжка принцесса Генриетта так часто болеет… Трястись на подводе много миль еще до того, как появился на свет…
Подумав об этом еще немного, Фрэнсис неожиданно спросила:
– Так вы действительно видели его?
– Кого? – спросила Дороти Калпепер с раздражением, которое можно было вполне понять и извинить.
– Старшего брата Генриетты, Карла. Того самого, о котором она постоянно говорит. Который должен был быть королем. И с которым я в родстве.
Дороти отложила рукоделие и убрала нитки.
– Как вы умеете перескакивать с одного на другое, Фрэнсис! Не представляю себе, на что вы можете рассчитывать в будущем, если не научитесь сосредоточиться. Да, я видела его, когда он впервые приехал из Джерси.
– Ну и какой он из себя?
Фрэнсис поудобнее устроилась на стуле, уперев локти в колени и положив подбородок на раскрытые ладони. У нее была необыкновенная способность отвлекать более рассудительных и серьезных людей от того дела, которым они занимались.
Дороти сама была еще недостаточно взрослой, и воспоминания о прошедших событиях давались ей с трудом.
– Высокий и худой. Недокормленный верзила. Похож на майское дерево, но я не уверена, что вы помните настоящее веселое майское дерево, [1] которое обычно бывает в Англии.
– Моя семья жила в Шотландии.
– Мне кажется, что шотландцы – слишком строгие и серьезные, чтобы устраивать танцы вокруг украшенных столбов. Хотя ему было всего шестнадцать лет, он старался быть с матерью sympathique, [2] но мне казалось, что он гораздо свободнее чувствовал себя с собаками и лошадями своего кузена Людовика. Его французский был ужасен.
– Как он выглядит? Кроме того, что похож на каланчу.
– Темноволосый и похож на француза, как и его мать. Все остальные в семье – настоящие шотландцы, такие же симпатичные и привлекательные, как вы Мне так кажется.
Дороти рассмеялась.
– Oh, mon dieu, non!! [3] – решительно ответила она.
Джентон наконец вытащила струну, которую держала в зубах, пытаясь приладить на место, и вступила в беседу девочек.
– Между тем многие девушки успели влюбиться в него, – сказала она. – В то время я была не намного старше Софи, но прекрасно помню, как он раздражался, когда мать заставляла его ухаживать за этой толстухой, мадемуазель Монпансье, его кузиной-наследницей. Значит, в нем что-то такое есть…
– Что именно?
– Может быть, шарм…
– Как у его сестры Генриетты?
– Думаю, да.
Дороти Калпепер, вздохнув, встала со своего места и подошла к окну. Она постояла там несколько минут, глядя на типично французский серо-зеленый пейзаж, виноградники и высокие тополя по берегам Сены, и, отвернувшись от окна, с грустью и сочувствием посмотрела на шестерых девочек, с равнодушным видом сидящих в комнате.
– Не правда ли, все Стюарты очаровательны и у них есть шарм? – спросила она. – А если бы это было не так, зачем наши отцы стали бы жертвовать ради них своими жизнями? А наши братья? Разве стали бы они сражаться в качестве наемников в разных странах Европы, вместо того чтобы спокойно жить на милостыню, которую дает Франция? Почему мы все должны прозябать здесь, в изгнании, вместо того чтобы наслаждаться жизнью в родительских домах? В шотландских замках или в английских поместьях? У нас сейчас самый прекрасный возраст, мы становимся взрослыми девушками, нам надо хорошо одеваться и выходить замуж за ровесников-соотечественников.
Все девочки смотрели на Дороти с нескрываемым удивлением, и старшие сразу же почувствовали острую тоску по прежней жизни и по своей стране. Но они уже так долго жили в изгнании, а некоторые из них, как Фрэнсис, были совсем крошками, когда няни спасали их, переправляя через пролив…
Фрэнсис, чей отец умер сравнительно недавно во Франции и которая от природы не была склонна к покорности даже из вежливости, собралась было ответить Дороти, но в этот момент дверь открылась, и вошла девочка, которую Кромвель и Республика обездолили больше всех других.