Всего превыше
- А поехали ко мне в гости? - Он коснулся руки Лизы. - Наши все у меня побывали. Даже Зденек! А его поднять с койки... Свожу тебя на границу. Есть у нас там совхоз и огромный сад - половина наша, половина венгерская. Правда, его здорово помяли танками.
- Когда?
- В пятьдесят шестом. Проснулись ночью от страшнейшего грохота, выглянули в окно, а по улицам ползут танки. Первая мысль: "Война!" Никогда не забуду...
- Никто не забудет, - тихо заметила Лиза.
- Да, но мы-то видели! Вы знали, а мы видели. Очень страшно, когда по узким улочкам, почти задевая дома, ползут, как огромные насекомые, танки. Грохот такой, что уши закладывает. И запах особенный, какой-то зловещий запах металла и гари.
Помолчали, думая об одном. Допили кофе.
- Так поедем? - снова спросил Саша. - Хотя я тебя напугал этими танками. Но будем надеяться, больше не повторится. - Он подумал и быстро добавил: - Ты будешь жить в моей комнате, а я переберусь в гостиную.
Лиза, похоже, его поняла, улыбнулась.
- Нет-нет, - мягко отказалась она, - мне нужно в Красноярск, к маме. У нас там тоже красиво. У нас Енисей, - добавила она с гордостью, потому что Енисей - полноводный, суровый, могучий - делал Красноярск не то чтобы таким уж красивым, но значительным, величавым городом.
- Жаль, - опечалился Саша. - А то б на недельку, а?
Он подумал о том, что у Лизы, может быть, нет денег - все-таки она съездила в Сочи, небось всю стипендию летнюю угрохала, да еще собирается в Красноярск, и торопливо заговорил снова:
- А знаешь, как ко мне ездил Зденек?
- Как?
- На электричках!
- Электричка до Берегова? - засмеялась, не понимая, Лиза.
- Нет, конечно, - стал объяснять Саша. - Просто у него есть друг из Тулы. И этот друг, когда припрет - неделя еще до стипендии, а грошей нет, чешет к матери: отъесться, отоспаться и переждать. Но денег на билет до Тулы, естественно, нет тоже. И вот он садится на электричку до Серпухова, а затем пересаживается на электричку Серпухов - Тула. Зайцем, конечно. И Зденек сказал: "Так вообще всю вашу громаду проехать можно!"
- Какую громаду?
- Страну!.. И когда пригласил я его к себе, он так и сделал!
- Ты ж говоришь, он лентяй?
- Он разный, и когда что-то ему интересно, да еще можно объегорить власть...
- А власть при чем?
- А кто бы его пустил на границу?
Тут Саша спохватился и прикусил язык: в Зденека влюблено полкурса, несмотря на его басно-словную лень, что ж он его нахваливает?
- Короче, добрался, - завершил он свой рассказ, - почти до Ужгорода. А там - на попутках. Тоже бесплатно. У нас за подвоз денег не берут. Давай и мы так?
- Нет, не могу. Может, когда-нибудь, - неопределенно пообещала Лиза и встала.
- Пошли погуляем? - торопливо предложил Саша, пока она еще не ушла.
- Поздно уже, - нерешительно возразила Лиза. Ужасно не хотелось идти к себе, в пустую комнату, где невозможно будет не думать о Жане.
- Ну и что? - живо возразил Саша. - Подышим свежим воздухом... Пошли!
Он так просительно смотрел на нее, так жалко упал его голос, что Лиза сдалась, хотя вдруг почувствовала, что очень устала: слишком много вместил в себя этот день.
Какая красотища, эти сияющие Ленгоры! Высоко в небо взлетает золотой шпиль главного корпуса, а по бокам, в корпусах пониже, живут все они, студенты всех факультетов. И горят, горят, несмотря на ночь и каникулы, узкие окна в уютных студенческих комнатках. А вокруг елочки и сады, и сидит Ломоносов в старинном камзоле и пудреном парике, а у второго входа - гордая девушка с огромной каменной книгой, а напротив - юноша, для архитектурного равновесия.
Они ходят и ходят - обойти МГУ уже большая прогулка, особенно если идти не спеша, гуляючи. Они ходят и разговаривают, им не хочется расставаться.
- Постоим у балюстрады, - предлагает Саша. - Поглядим с высоты на Москву.
- Постоим, - соглашается Лиза. - И посмотрим.
Они стоят, облокотившись на мраморные перила, и любуются ночной Москвой. Вся она перед ними - тоже сияющая, тоже в огнях.
- Тебе, наверное, холодно? - спрашивает Саша и снимает с себя пиджак.
- Да, прохладно.
Осторожно накидывает он пиджак Лизе на плечи да так и не снимает с ее плеча руку. Лиза словно не замечает. "Как с ним легко, - удивляется она про себя. - С Жаном всегда трудно. А разве можно жить с тем, с кем трудно всегда?" Женщина - хранительница очага, жаждущая тепла, покоя, защиты, просыпается в ней. Правда, от Саши она все-таки отодвигается. Он знает про них с Жаном, и это мешает.
Но засыпает Лиза той ночью спокойно и ничего не видит во сне, а через день, отдав в скупку пальто - зачем ей, в самом деле, пальто летом? улетает в Красноярск, к маме. Отличная штука - скупка: сразу дают деньги. Не то что в комиссионном!
Саша провожает ее.
- Можно тебе писать?
- Можно.
И она дает ему свой красноярский адрес.
8
"Лежу под деревом, в гамаке, грызу яблоки - их в этом году тьма-тьмущая, вся земля усыпана ими. На крыше сарая, деревянном столике везде яблоки, всё в яблоках. Наклоняюсь, протягиваю руку, беру то, что поближе, вытираю о рубаху, грызу и читаю, представь себе, "Лунный камень" Коллинза. Это чтоб быть поближе к тебе: какой-никакой, а Восток, хоть и не арабский. Слушай, а почему я не расспрашивал тебя о Востоке? Во-просов масса, и рухнут все на тебя, как только приеду. Так что держись! И еще мне жалко, что не сумел я уговорить тебя поехать вместе со мной в Берегово. Каждый день слушаю радио: как там у вас в Красноярске? Шестнадцать градусов и дожди! Ничего себе август... А у нас ослепительная жара, но в саду прохладно, лежу, представь, под одеялом, иногда выхожу даже погреться на раскаленное добела крыльцо. Берегово - город западный, весь из камня, и много садов. Вчера завалились всей компанией в погребок, слушали скрипки венгерских цыган, попивали винцо. "Важно!" - как сказал бы наш Гоголь, хотя здесь считают его москалем. Здесь даже на киевлян посматривают косо: дескать, недостаточно они украинцы - и акцент не тот, и к Москве поближе. Много здесь интересного, тебе было бы любопытно..."
Лиза сидит в огромном кресле - осталось от бабушки, и мать каким-то образом ухитрилась его сберечь - и читает очередное письмо от Саши. Все они интересные - недаром Саша учится на журфаке, - все как с другой планеты: жара, гамак, падают с деревьев яблоки, стонут цыганские скрипки... Здесь, в Красноярске, холодно и сурово, с Енисея дует, подвывая, северный ветер. Сейчас к Енисею и не подступишься: ветер сбивает с ног. И ярятся, злятся серые высокие волны.