Откровения Екатерины Медичи
Впервые я почти не слушала ее. Колиньи заставил меня позабыть о горестях, пробудил интерес к иным, более серьезным проблемам. Мне отчаянно хотелось продолжить наш разговор, целиком погрузиться в глубину его мыслей, и я невольно оглянулась. Он стоял недвижно, одинокий и чужой в толпе придворных. Внезапно я ощутила в груди пустоту, словно потеряла нечто очень важное, и невольно задумалась: суждено ли нам свидеться когда-нибудь еще?
Вечером, покуда мы подчищали одно блюдо за другим, я тайком поглядывала на Франциска, сидевшего на троне и погруженного в невеселые размышления. Придворные веселились от души, пили, плясали и сплетничали, разодетые в пух и прах, равнодушные ко всему, кроме собственных удовольствий.
Обыкновенно король, сопровождаемый герцогиней, предавался веселью вместе с ними, щедро рассыпал остроты и заигрывал с дамами, однако сегодня он словно не замечал своих придворных, и мне поневоле припомнились слова Колиньи. Гадая, уж не ухудшилось ли положение в Париже, я обшаривала взглядом толпу, словно выискивала гугенота. На кого похожи эти люди? Можно ли распознать их по одежде или манерам? Мне представлялось, что гугеноты носят только черное и, выставляя свои требования королю, угрожающе размахивают своими запрещенными книгами. Если в Париже этих еретиков так много, наверняка они должны быть и здесь, среди нас. Завороженная этой мыслью, я страстно желала увидеть наконец этих диковинных людей, само существование которых открыло мне, что в краю, который я назвала своим домом, существуют не только богатство и праздность.
И тут я увидала своего супруга. В сапогах, в заляпанном грязью камзоле он шагал к помосту, где неподалеку от меня сидел король.
— Вы желали меня видеть, ваше величество? — услышала я его голос.
Лицо Франциска исказилось яростью.
— Как ты смеешь являться ко мне, воняя конским потом? — проревел он. — Убирайся! Вымойся, а потом посети свою жену. Пойди к ней сегодня же, или я не знаю, что сделаю! Богом клянусь!
Все мысли о еретиках тотчас вылетели из головы. Генрих метнул обвиняющий взгляд в мою сторону и стремительно зашагал прочь; я чувствовала себя так, будто на меня рухнул потолок. Герцогиня поцокала языком. Я перехватила ее взгляд, и она пожала плечами, как бы извиняясь. Придворные начали шептаться; по залу волнами раскатились скабрезные смешки, все взгляды устремились на меня. При первой же возможности я испросила разрешения удалиться.
Той ночью, впервые после свадебной, Генрих пришел в мои покои. Сколько сил было мной истрачено, чтобы этого добиться, но когда мой супруг появился в спальне — в белой просторной сорочке, оттенявшей бледность его лица, с черными волосами, жесткой волной ниспадавшими на воротник, — я не сумела произнести ни слова.
— Это ты ему рассказала? — Генрих в упор взглянул на меня.
— Нет. — Я помотала головой. — Его величество…
— Его величество может отправляться ко всем чертям. Ложись. Пора покончить с этим унизительным делом.
Я отошла к кровати и легла. Мне было страшно. Наконец-то Генрих пришел ко мне, чтобы исполнить супружеский долг. Я столько ждала этого, столько работала над собой, но едва подавила желание отвести взгляд, когда он расстегнул сорочку, выставив на обозрение напряженный мужской орган.
— Подними ее, — велел Генрих, ткнув пальцем в мою ночную сорочку.
Я повиновалась, холодея от страха. Он опустился на колени между моих ног и грубо раздвинул их. Потом вошел в меня, не говоря ни слова.
Я стиснула губы, едва не закричав от жгучей боли, и пошире расставила ноги. При этом я старалась вспомнить виденное у озера, где любовники наслаждались друг другом, отыскать хотя бы подобие удовольствия в этом вынужденном, бездушном совокуплении, в размеренных движениях его органа, безжалостно молотившего мою плоть.
Боль была почти нестерпима. Мне не верилось, что кто-то в здравом уме добровольно станет подвергаться таким пыткам… Но тут Генрих задвигался резче и чаще, а затем шумно выдохнул и замер. Я еще лежала, оглушенная, распятая на кровати, чувствуя, как что-то теплое и липкое вытекает между ног, а он уже застегнул сорочку и вышел. С грохотом захлопнулась дверь.
Я села на кровати и вынудила себя взглянуть на простыни. Белое семя Генриха перемешалось на них с моей кровью. Отвращение охватило меня; я почувствовала себя изнасилованной. Ни за что на свете я не хотела пережить подобное еще раз.
И все же, с трудом поднявшись на ноги и бредя к умывальному тазу, я отчетливо понимала, что выбора у меня нет. Семя Генриха должно попасть внутрь меня, так сказала Лукреция. Это единственный способ понести дитя.
Несмотря на страдания и боль, я все же сумела отдать законному супругу свою девственность.
Но не более.
Глава 8
С наступлением осени мы отправились в Сен-Жерменский дворец, располагавшийся в предместье Парижа. Выстроенный из красного кирпича, украшенный по фасаду каменными панелями с эмблемой короля — саламандрой среди пламени, — дворец этот был гораздо меньше Фонтенбло и куда суровее с виду, так что я понимала, почему Франциск предпочитает изящный замок в долине Луары. Я с нетерпением ждала, когда наконец окажусь в Париже. Мне многое доводилось слышать о чудесах этого города, знаменитого предметами роскоши, которые купцы доставляли туда со всего света. Надеясь отыскать там клинок толедской стали, чтобы подарить его Франциску на Рождество, я поделилась с принцессами идеей выбраться на парижский рынок.
— Папочка запретил нам покидать дворец. — Мадлен только вздохнула. — Он говорит, в городе небезопасно.
— Подумаешь! — фыркнула Маргарита. — Папочка просто злится, потому что ему приходится целыми днями просиживать в Совете, вместо того чтобы выезжать на охоту или заниматься строительством. Я считаю, что это прекрасная мысль. Переоденемся, чтобы нас не узнали, и никто даже не заметит нашего отсутствия.
— Лучше попросить купцов, чтобы сами явились во дворец, — возразила Мадлен. — Они доставят сюда наилучшие товары, а нам не придется толкаться в пыли и грязи, словно простолюдинкам.
— Да здесь все будет втрое дороже! — Маргарита выразительно закатила глаза. — А к тому же весь двор узнает, что Екатерина купила для папочки меч, еще прежде, чем она заплатит за покупку.
— Не знаю, право, — пробормотала Мадлен, поежившись. — Мало ли что может случиться.
— Ну так оставайся, но только не вздумай нас выдать!
Вдвоем с Маргаритой мы составили план и решили ускользнуть после занятий, в тот час, когда обычно играли на музыкальных инструментах либо развлекались настольными играми. Утром я никак не могла заставить себя слушать наставника, и Маргарита, следившая за мной поверх книги, едва сдерживала смех. Плащи, уличные башмаки и кошелек мы запрятали в банкетке. Наше приключение было подготовлено на славу.
Вдруг дверь распахнулась, и в классную комнату вошла герцогиня д'Этамп. Наставник поперхнулся на полуслове. Принцессы и я встали.
— Его величество приказал всем удалиться в свои комнаты, — заявила герцогиня. — Дворец окружен стражей. Никто не может ни войти, ни выйти до последующих распоряжений.
Говорила она вполне спокойно, однако я никогда прежде не видела ее такой бледной. Мы собрали учебные принадлежности и двинулись к выходу, но у самой двери герцогиня остановила меня:
— Нет, Екатерина, подожди. Король желает видеть тебя сию минуту.
Мадлен и Маргарита опасливо глянули на меня, и в этот миг мне стало по-настоящему страшно. Что же произошло, если король окружил дворец стражей и потребовал меня немедленно к себе?
По пути к королевским покоям мы миновали придворных, которые, жарко перешептываясь, теснились в нишах коридоров. Все старательно избегали моего взгляда, и страх, охвативший меня, нарастал с каждым шагом.
— Мадам, — пролепетала я, — что я натворила?
Неужели дело в моем браке? А вдруг Франциску надоело, что Генрих пренебрегает мной, и он решил отослать меня прочь? Такого исхода я страшилась уже несколько месяцев и теперь затаила дыхание, когда герцогиня запустила руку в складки платья и извлекла измятый, пахнущий дешевыми чернилами листок.