Замок в ущелье
Она вздохнула, потом продолжала:
— К Рождеству от нее всегда приходило чудесное письмо и поздравление, хотя сейчас я припоминаю, что в прошлом году ничего не получила от нее.
Она на мгновение умолкла, затем продолжила:
— Тогда… да… я была слишком расстроена… просто обезумела, когда потеряла… твоего отца… И я почти ничего не помню, не помню, что было на Рождество.
— Ничего удивительного; это было ужасное время, мама, — согласилась Леона.
Отец ее умер в середине декабря, и у них, естественно, не было ни елки, ни подарков; Леона не позволила прийти даже святочным, боясь, что их веселые песенки будут неуместны и могут расстроить мать.
— Я сейчас пишу Дженни, — объяснила миссис Гренвилл, — чтобы попросить ее присматривать за тобой после того, как меня не станет, и любить тебя так, как мы любили друг друга, когда были еще детьми.
— Не говори об этом, мама, — умоляющим голосом сказала Леона. — Ты не можешь оставить меня. Я хочу, чтобы ты поправилась и жила со мной. Мы будем вместе вести хозяйство, заботиться о доме и о ферме.
Мать ничего не ответила, и Леона, немного помолчав, добавила:
— Ты прекрасно знаешь, что папа хотел бы именно этого. Ему неприятно было бы видеть тебя такой, как ты сейчас.
— Ты напрасно все это говоришь, дорогая, — ответила мать. — Когда твой отец ушел от нас, он унес с собой мое сердце и душу. Теперь во мне ничего не осталось, кроме боли и томительного, страстного желания как можно скорее уйти к нему и соединиться с ним опять.
В голосе матери, когда она говорила это, было такое страдание, что Леона не нашлась больше, что сказать.
Она смотрела, как мать пишет письмо, но, увидев, наконец, кому оно адресовано, Леона издала изумленный возглас:
— Графиня Арднесс, мама? Так вот кто теперь твоя подруга?
— Да, Дженни сделала блестящую партию, — ответила миссис Гренвилл. — Но герцог намного старше ее, и, когда я впервые увидела его, мне показалось, что вид у него несколько отталкивающий.
— А папа был совсем не такой, и ты его очень любила.
В глазах миссис Гренвилл словно зажегся свет.
— Я полюбила его в ту минуту, как увидела, — произнесла она тихо. — И дело было не только в том, что он был так обаятелен, так красив в своей военной форме. Было тут что-то еще, нечто магическое, сверхъестественное, — то, что трудно, просто невозможно выразить словами.
— Это была любовь с первого взгляда! — с улыбкой воскликнула Леона. — Папа часто рассказывал мне, как он влюбился в тебя.
— Расскажи мне, что он тебе говорил, — быстро произнесла миссис Гренвилл; она жаждала услышать хоть что-нибудь о покойном муже.
— Он приехал на тот бал, уже заранее скучая, — начала Леона, — и вошел в зал для танцев, не ожидая увидеть ничего нового и интересного. Он говорил, что уже достаточно бывал на таких балах, и находил, что шотландские девушки невыносимо скучны, все их суждения банальны, и он мечтал только об одном — как можно скорее вернуться к себе в Англию.
— Продолжай! — поторопила ее миссис Гренвилл, и лицо ее в эту минуту было юным и счастливым, как у молоденькой девушки.
— И тут папа увидел тебя! — продолжала Леона. — Ты очень весело танцевала с вахтенным офицером в черной форме, папиным хорошим знакомым. Папа посмотрел на тебя и сказал самому себе: «Вот девушка, которая станет моей женой!»
— С той минуты, как он заговорил со мной, я хотела только одного — чтобы он стал моим мужем! — воскликнула миссис Гренвилл. — Мне казалось, что раньше, когда-то давно, мы уже знали друг друга и теперь встретились после долгой разлуки.
— Я уверена, что именно так и бывает, когда любишь по-настоящему, — словно бы сама себе сказала Леона.
— Когда-нибудь и с тобой это произойдет, дорогая, — заметила мать. — Тогда ты поймешь: когда это случается, ничто в мире больше не имеет значения.
Голос ее пресекся и задрожал, но она продолжала:
— Я последовала бы за твоим отцом куда угодно, хоть на край света. Я босиком пошла бы за ним в Англию, если бы он не захотел взять меня с собой!
— Так тебя не мучила зависть, что твоя подруга вышла замуж за герцога? — поддразнила ее дочь.
— Я никогда никому не завидовала, — ответила миссис Гренвилл. — Я чувствовала, что мне необыкновенно повезло. Я была так счастлива, так безмерно, невыразимо счастлива, став женой твоего отца!
— Папа чувствовал то же самое!
— Он и сейчас со мной! — с неистовой, страстной силой произнесла миссис Гренвилл. — Он не покинул меня. Я не могу видеть его, но я чувствую, знаю, что он здесь!
— Конечно, мама, я тоже так думаю.
— Вот почему я должна уйти к нему как можно скорее, так скоро, как только смогу, и ты должна понять меня, не правда ли, дорогая?
— Я постараюсь, мама.
— Отошли письмо! Пошли его как можно быстрее! — настойчиво сказала миссис Гренвилл. — Тогда уже ни мне, ни папе не придется тревожиться о тебе.
Письмо было отправлено, но прежде чем успел прийти ответ, миссис Гренвилл навсегда ушла из этого мира туда, где ждал ее столь горячо и глубоко любимый ею муж; души их соединились, чтобы никогда уже больше не расставаться.
Однажды утром Леона нашла ее мертвой в постели; мать выглядела удивительно юной, на губах ее замерла легкая, светлая улыбка.
Ее похоронили рядом с мужем на кладбище около маленькой серой церкви. После похорон Леона вернулась в опустевший дом, раздумывая, что же ей делать дальше.
Ответы на все свои вопросы она получила неделю спустя, когда пришло, наконец, письмо из Шотландии, но не от герцогини, а от самого герцога Арднесса. Письмо было адресовано матери Леоны. В нем коротко сообщалось, что подруга ее, герцогиня, скончалась. Далее следовали такие слова:
«Тем не менее, если, как вы уверяете, жить вам осталось недолго, я буду рад принять вашу дочь здесь, в Шотландии.
Скажите ей, что, когда придет эта печальная минута и она останется одна, она может написать мне и получить от меня дальнейшие указания. Однако, я надеюсь, что все ваши опасения напрасны, и вы в скором времени поправитесь».
Письмо было милое и очень любезное, поэтому Леона тут же села и написала ответ; впрочем, она не видела для себя никаких других перспектив. Она сообщила герцогу, что мать ее умерла и, поскольку ей неудобно обременять его лишними заботами, она была бы очень благодарна ему, если бы он предложил ей хоть недолго погостить в Шотландии, так чтобы, по крайней мере, обсудить с ним планы на будущее.
Леона была уверена, что он, так или иначе, согласится на ее предложение, а потому начала искать покупателя: нужно было как можно скорее продать дом и распорядиться всей живностью на ферме, а также придумать, что делать с двумя их лошадьми, которых Леона очень любила.
Она нашла им нового хозяина, который был бы так же добр к ним, как и она, и хорошо бы о них заботился. Человек этот купил у нее лошадей, заплатив за них, по ее мнению, гораздо больше, чем они стоили, просто потому, что у него было доброе сердце и он пожалел сироту. Он пообещал ей также найти покупателя на дом и землю.
Конечно, Леона прекрасно понимала, что это будет нелегко, и все же, если это только удастся, у нее появятся хоть небольшие, но свои собственные деньги, что даст ей возможность быть независимой.
От денег, вырученных за лошадей, у нее почти ничего не осталось: нужно ведь было расплатиться с долгами да еще оставить кое-что на пропитание конюху, который ухаживал за лошадьми, так чтобы он мог продержаться, пока не найдет другую работу.
Покончив со всеми этими делами, Леона вдруг начала беспокоиться, что будет, если герцог, вопреки ожиданиям, откажет ей в ее просьбе.
Но опасения ее оказались напрасными. В письме, которое она получила, говорилось о том, что она будет желанной гостьей в замке Арднесс; герцог писал, чтобы она выезжала немедленно, и давал ей советы на дорогу.