Голливудские дети

– Ты хочешь сказать, что с самого начала обо всем знал?
– Это произошло еще три месяца тому назад.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Я обязан тебе докладывать?
Мак почувствовал, что в нем начинает закипать ярость. Лука его ни в грош не ставит, а его отец в свое время внушал ему одну заповедь: «Добивайся, чтобы люди тебя уважали, иначе ты будешь просто ничтожеством».
Вот именно. Отец сумел многого в жизни добиться. Его-то Лука уважал, даже когда спал с матерью Мака. И он этого Луке никогда не простит.
– Тебе следовало поставить меня в известность, – раздраженно произнес он. – Черт, ты должен был мне сказать!
Тон Луки стал жестким.
– Я всегда делаю только то, что считаю нужным. Я дал указания отправить этого паршивца на Западное побережье. Сюда он больше никогда не вернется. Я послал ему денег, дал ему жилье. Все, чего я добивался, – это чтобы он оставил меня в покое и навсегда ушел из моей жизни.
Мак не верил собственным ушам.
– И ты думаешь, что это выход? Думаешь, получив деньги, он успокоится, остепенится?
– Он был бы не так несносен, не будь он таким психом.
– Считаю своим долгом сообщить тебе, Лука: он действительно псих. Причем преопаснейший. У меня есть подозрение, что он решил одну за другой убрать всех женщин, которые свидетельствовали против него в суде. Четыре из них уже мертвы.
Долгая напряженная тишина была ему ответом. Он терпеливо ждал, пока Лука соизволит что-нибудь ответить. Руки у него дрожали. Он ужасно не хотел быть замешанным в эту историю, но он уже влип в нее по уши и ничего не мог с этим поделать.
Наконец Лука нарушил молчание.
– Ты в этом уверен?
– А кто еще способен на это? – нарочито спокойно отозвался Мак. – Эти четыре особы отдали Богу душу в течение последних нескольких месяцев. Задушены тем же самым способом, что и Ингрид. А теперь на очереди еще две девчонки, которые тоже давали показания.
– Копы знают?
– Рано или поздно они пронюхают.
– Черт! – выругался Лука. – Сукин сын! Гаденыш! Ублюдок!
– Где он?
Не то чтобы Маку это было на самом деле интересно, но он просто не удержался, чтобы не спросить.
– В Лос-Анджелесе.
– Это я понимаю. Но Лос-Анджелес большой. Где именно?
Лука сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Вот что я сделаю, сынок, – наконец медленно произнес Лука. – Я исправлю свою ошибку. Завтра я вылетаю первым самолетом.
«Не называй меня «сынок»!» – едва не заорал Мак.
– Ты хочешь сказать, что собираешься самолично заняться этим делом? – спросил он.
– Это не телефонный разговор. Мы все обсудим при личной встрече.
– А как быть с оставшимися девчонками? Нужно ли о них позаботиться?
– Когда было совершено последнее убийство?
– Несколько дней тому назад.
– А предыдущее? Сколько времени проходит между преступлениями?
– Пара недель. Точно не знаю.
– Выходит, он действует по четкой схеме. Значит, они в безопасности.
– Как ты можешь с такой уверенностью это заявлять? – завопил Мак.
Лука воспринял это совершенно невозмутимо.
– Тебе нужна моя помощь или нет? – холодно произнес он. – Или ты предпочитаешь, чтобы этим делом занялись копы? Но тогда они и тебя притянут к ответу.
– Да, мне нужна твоя помощь. У Мака не было выбора.
– Завтра я буду на месте.
Мак вышел из кабинета с тяжелым сердцем.
– Я могу еще что-нибудь для вас сделать? – осведомилась секретарша, ослепительно улыбаясь.
– Нет. Нет. Э… Запишите звонок на счет киностудии.
– Непременно, мистер Брукс. Всего вам наилучшего. И если вам когда-нибудь понадобится девушка на роль секретарши, может, вы используете реальный прототип?
Мысли Мака витали далеко.
– Да, да… конечно.
Лука Карлотти всегда являл собой образец элегантности. Его любимые костюмы в тонкую полоску сшил по моделям дома Савиль Роу личный портной, каждые два месяца специально прилетавший к нему из Лондона. Он носил обувь ручной работы – тоже выписанную из Лондона, из дорогого магазина на Джермин-стрит. Его сорочки были из тончайшего шелка, а свитера и пальто – из дорогого кашемира.
Каждые две недели Лука прибегал к услугам косметологов, позволявшим ему в шестьдесят четыре года сохранить кожу совершенно гладкой. Он предпочитал косметические средства фирмы Эрно Лацло. Каждый день ему делали массаж, а раз в неделю он принимал минеральные грязевые ванны. Одна из комнат его дома была превращена в солярий, так что его тело постоянно было покрыто ровным золотистым загаром. Лука Карлотти себе ни в чем не отказывал. Со своей аккуратной прической и непроницаемым взглядом он выглядел настоящим денди.
Звонок Мака совершенно выбил его из колеи. Племянник-идиот был проклятьем всей его жизни. Ему следовало приказать прикончить его, как только он появился на свет, но он по доброте душевной сохранил мальчишке жизнь. Непростительная ошибка.
– Он никогда не вернется в Нью-Йорк, – сказал он своей сестре Филлис, когда Зейна освободили из заключения.
– Но это же мой ребенок… – начала было Филлис.
– Это не твой ребенок, а ублюдок и убийца, который останется в Калифорнии, и чем дальше от нашей семьи, тем лучше. У меня есть там дом, который я предоставлю в полное его распоряжение. И не беспокойся, я буду снабжать его деньгами.
Филлис особо не настаивала. Она недавно развелась со своим первым мужем и вторично выскочила за типа по имени Пити Боросин. Он был пятнадцатью годами моложе Филлис. Лука был от этого не в восторге, но не протестовал, потому что сестра казалась совершенно счастливой.
Теперь же, если верить Маку, его придурковатый племянник решил заняться убийствами.
Лука решил не говорить ничего Филлис. Ей лучше не знать. У женщин всегда длинный язык. Так уж они устроены. Сведения любого рода вылетают из них, как пробка из бутылки.
Он позвонил своему личному агенту из бюро путешествий и заказал билет на утренний рейс до Лос-Анджелеса.
Майкл добыл все оборудование, необходимое для прослушивания телефона Марджори, и вернулся в особняк Сандерсонов во второй половине дня.
Марджори встретила его, как заботливая, но ревнивая супруга.
– Вы обещали подъехать утром пораньше, – заявила она, обиженно поджав нижнюю губу.
Что это с ней?
– Точного времени я не называл, – возразил он, подсоединяя оборудование к ее телефону.
– Я чувствовала себя такой… одинокой, – простонала она, заламывая руки.
Еще одна истеричка.
– Вы не одна, Марджори. Теперь я с вами.
– Так вы останетесь?
Он убедился в том, что все проводки на месте.
– Нет, у меня слишком много работы.
– А если будет очередной звонок?
– Маловероятно. Этот парень в течение нескольких месяцев забрасывал вас письмами. Впервые он позвонил в субботу, и я не думаю, чтобы это вошло у него в привычку.
– Откуда вы знаете? – с вызовом спросила она.
– Если он позвонит снова, сообщите мне, и я сразу же примчусь. На этот раз мы обязательно запишем его голос на пленку. А теперь давайте-ка я посмотрю, как эта штуковина работает.
Убедившись, что техника действует исправно, он повернулся к Марджори.
– Мне надо сделать один звонок. Не могли бы вы оставить меня одного?
– Это по поводу меня?
– Нет, это связано с другим делом, над которым я работаю.
Она поджала губы.
– Ладно. Вы можете воспользоваться моим телефоном.
– Благодарю вас.
Она продолжала стоять рядом, не сводя с него глаз. Он ждал, когда она выйдет, но она не двигалась с места.
– Марджори, это личное.
– Я не буду подслушивать.
– Я уверен, что не будете, но вам ведь не хотелось бы обсуждать свои дела при посторонних, правда?
– Я буду в соседней комнате, – процедила она сквозь зубы, решительно направляясь к двери.
Он связался с Маком.
– Вы определились в том, какую задачу мне сейчас нужно выполнять?
– Мы же договорились: на настоящий момент никакую.