Сладкое желание

– То есть ты? Думаешь, тебе здесь будет хорошо? Каролина вспомнила грубость Фабианы, ее вспыльчивость и пожала плечами.
– Надеюсь. Мне все равно некуда деться.
– У тебя больше нет родственников?
– Есть. Только они еще хуже.
– Например?
– Тетя и дядя в Натчезе, штат Миссисипи. Дядя Дэниэл – хлопковый плантатор.
– Застрелиться мне на этом месте! – воскликнул Сойер. – Почему ты не поехала к ним, там ведь ни команчей, ни змей, ни грабителей, ни сотни миль расстояния между родственниками.
– Что за манера совать нос куда не просят?
– До своего отъезда я хочу, чтобы ты устроилась получше. Я не сомневаюсь, что ты вполне можешь за себя постоять. Ты уже проехала три сотни миль по диким и опасным территориям. Только не забывай упражняться в стрельбе, пока тут не выстроят города и в Техасе не воцарятся закон и порядок.
– Думаешь, это будет?
– А как же иначе. Люди продвигаются на запад, обустраиваются, здесь хорошие земли.
Они замолчали. Наконец Каролина не выдержала и спросила о том, чего страшно боялась.
– Сойер, ты когда-нибудь вернешься сюда?
– Вряд ли, малыш. Хотя кто знает. Раньше мне тоже не приходило в голову отправиться в Калифорнию.
– А чем ты собирался заняться на юге, когда у тебя было золото?
– Собирался купить землю, построить усадьбу, выращивать хлопок.
– Думаешь ради этого вернуться на юг?
– У меня голова пухнет от твоих вопросов, мне жарко, я устал. Давай немного прогуляемся, а потом я лягу отдохнуть.
– Идем. Но все-таки скажи: ты можешь вернуться и заняться хлопком?
– Не знаю. Пока я могу думать лишь о том, как отыскать Ната Сандерсона.
Они дошли до конюшни, где Сойер осмотрел свою лошадь, затем не спеша двинулись обратно. Сойер шел медленнее обычного. Каролина знала, что он делает это ради нее.
На следующий день Сойер надел портупею и они уехали в глубокое ущелье, где он мог попрактиковаться в стрельбе. Воткнув в песок толстые ветки, он отошел на нужное расстояние и с пяти выстрелов ни разу не промахнулся. “Сколько же лет ему пришлось так упражняться и сумею ли я научиться стрелять так же метко?” – подумала Каролина.
– Стреляешь ты здорово, – раздался у них за спиной чей-то голос.
Они увидели Максимо, спрыгивающего с коня.
Покосившись на Сойера, тот выхватил “кольт” и пятью выстрелами сбил оставшиеся ветки.
– Вроде мы оба стреляем метко, – сказал Торрес. – Надеюсь, нам не доведется целиться друг в друга.
– С какой стати? Я собираюсь уехать из Техаса, как только окрепну.
– Один уедешь?
– Один, – сухо бросил Сойер.
– Бог в помощь. Встретимся в доме. – Максиме ловко вскочил в седло и повернулся к девушке. – Как сегодня дела у сеньора Брендона?
– Ему намного лучше, – улыбнулась Каролина.
Торрес молча пустил коня легким галопом.
– Каков негодяй! – возмутился Сойер.
– Тебе не нравится Максимо?
– Он если и молится, то уж вовсе не о том, чтобы Джон Брендон поправился.
– Почему ты решил?
– Слышал всякие разговоры.
– А почему он спросил, уедешь ли ты один?
– Он боится, что его распрекрасная Фабиана сбежит отсюда с первым же мужчиной, которого она уговорит взять ее с собой.
– Значит, она хочет отсюда уехать?
– Вот именно. Может быть, и ты этого захочешь, побыв тут какое-то время. Твоя очередь стрелять.
Каролина покрепче сжала револьвер, задумавшись о том, что ждет ее на ранчо, и попала по ветке только с четвертого выстрела.
Сойер одобрительно покачал головой.
– Делаешь успехи, малыш. Прежде ты вообще ни разу бы не попала. Что-то я устал, давай возвращаться.
– С удовольствием! – воскликнула Каролина, направляясь к своей лошади, но Сойер преградил ей дорогу.
– Когда я уеду, не расставайся с оружием ни днем, ни ночью. И не забудь сшить новое платье. – Девушка кивнула. – Здесь тебе лучше носить мужскую одежду, пока не научишься прилично управляться с “кольтом” и не станешь постарше. От Кейна Хатфилда держись подальше.
– Все будет хорошо.
Он взобрался на лошадь, однако болезненная гримаса свидетельствовала о том, что Сойеру еще далеко до выздоровления.
На следующее утро он попросил Каролину подстричь его. Они вдвоем пошли к ручью, и Сойер уселся в тени на прихваченный чурбан. Солнечные блики, пробивавшиеся сквозь шевелящуюся листву, пятнами рассыпались по его коже, создавая впечатление, будто он сидит под водой. Каролина начала подравнивать отросшие волосы. Что за радость – касаться пальцами его шеи, чувствовать, как струятся мягкие пряди, замирать всякий раз, когда она вьпгужденно опиралась о широкую крепкую спину. Она надела сегодня простую холщовую рубаху и черные штаны из мешковины. Обычно Каролина не обращала внимання на одежду, но в присутствии Сойера начинала беспокоиться о том, как она выглядит.
– Насколько тебя стричь?
– Срежь дюйма три.
– Кажется, тебе сегодня лучше?
– Точно.
– Где ты спала эту ночь?
– У дяди Джона в комнате.
– А Фабиана где?
– На полу в гостиной, поэтому дядю Джона она не побеспокоит.
Сойер насмешливо фыркнул.
Каролина незаметно сунула в карман срезанную прядь, затем провела ладонью по затылку, почувствовала живое тепло, и ей отчаянно захотелось, чтобы Сойер обнял ее, как тогда.
– Сойер, ровно через месяц у меня день рождения. Восьмого июня мне исполнится шестнадцать.
– Вот это новость! – Он стремительно повернулся к ней. – Растешь, малыш. Такое бывает только раз в году.
– Ты останешься до моего дня рождения? – быстро спросила она, так что фраза прозвучала одним словом.
– Надолго я остаться не смогу и поздравлю тебя прямо сейчас. С шестнадцатилетием, Каролина Брендон! – И, продолжая улыбаться, он подмигнул ей.
Но девушке хотелось большего. Когда Сойер опять повернулся к ней затылком, она с трудом очнулась от мечтаний и приготовилась срезать очередную прядь.
– Каролина, а где твое золото?
– В моем саквояже.
– Отец как-то научил меня одной хитрости, которая в свое время мне очень пригодилась. Давай зароем одну часть золота на севере ранчо, а другую – на западе. Если тебе вдруг придется срочно уехать отсюда или, не дай Бог, сожгут дом, как случилось со мной, ты хоть будешь что-то иметь на черный день.
– Хорошая мысль.
На следующее утро Сойер заявил, что хотел бы проехаться верхом с Максиме и Рамоном, которые объезжали угодья, потом стал ездить с ними ежедневно. Каролина знала, что он проверяет свою выносливость, перед тем как покинуть ранчо. Через неделю и Джон Брендон впервые после ранения вышел к завтраку. С этих пор веселую болтовню Фабианы как отрезало; в присутствии мужа она сидела с угрюмым видом, не произнося ни слова.
Наконец Сойер настолько окреп, что мог на равных с Торресами провести в седле целый день. Братья оказались усердными работниками, и, по его мнению, если бы их не сбивала с толку Фабиана, дела бы на ранчо шли гораздо лучше. Коннерс и Хатфилд тоже проявляли умение, но последний вызывал у Сойера все большую неприязнь. Он подозревал, что тот положил глаз на Каролину. Юный Джастин работал вместе с ними и для своих лет на удивление хорошо справлялся с порученным делом.
Как-то утром Сойер, Максимо и Джастин загоняли отбившихся от стада животных, когда норовистый конь мальчика едва не сбросил всадника на землю.
– Обуздай его! – крикнул Максимо.
– Да, сэр.
– Хлестни арапником.
Джастин справился со взбунтовавшейся лошадью. Минут десять они ехали без происшествий, однако перед зарослями чалый снова взбрыкнул, и на этот раз паренек, не удержавшись в седле, упал на камень.
– Залезай на лошадь! – рявкнул Максимо, гарцуя вокруг упавшего мальчика.
Сойер, обернувшийся на крики, рысью поскакал к месту происшествия и увидел скрючившегося от боли Джастина.
– Вставай, – приказал Максимо.
– Не могу, я ранен, – выдавил сквозь рыдания подросток.
– Мужчина не плачет, он встает и садится обратно в седло. Поднимайся! – Торрес схватил его за руку, и Джастин завопил от боли.