Санта-Клаус, или Отец на Рождество
Грейс-Энн знала, что ее отец думал о преимуществах, которые он обретет, позволив Уэру забрать Уилли: благодарность богатого покровителя, и на одного маленького мальчика меньше – меньше шума, беспорядка и расходов для его скудного домашнего хозяйства. Кроме того, она подозревала, что ее отец считал идентичных близнецов ошибкой природы, чем-то дьявольским. Он с облегчением вздохнет, когда дьявольская примесь покинет его очаг.
Беквит все больше воодушевлялся.
– Я не должен напоминать тебе о том, что то, что я могу обеспечить в качестве дохода приходского священника, никогда даже не сможет сравниться с тем, что сумеет предложить Уэр. Подумай об образовании Уэллсли, его карьерных возможностях, о шансе улучшить свое положение в этом мире.
– О шансе стать прожигателем жизни, безразличным ко всему, как и его благодетель? О возможности сделаться распутником? Или, может быть, ты полагаешь, что трехлетний Уилли нуждается в уроках заносчивости? Это то, чего ты хочешь для своего внука?
Беквит обратил на ее возражения столь же мало внимания, сколько уделил бы протестам каплуна, не согласного с тем, что его едят.
– Я уверен, что, поразмыслив, ты не захочешь удерживать мальчика на основании глупых предубеждений и праздных слухов. Подумай, насколько дальше в направлении Лесли смогут растянуться наши ограниченные ресурсы, если герцог возьмет на себя воспитание Уэллсли. Да, настоящая мать отказалась бы от своих причуд, чтобы поступить так, как будет лучше для ее ребенка.
– Причуды? Вот как, я…
– Кухарка сказала мне, что Мэй Тернер заболела, Грейс-Энн, дорогая, – прервала дочь миссис Беквит дрожащим голосом. – Может быть, ты навестишь ее сегодня днем? Разумеется, я пошла бы сама, но…
– Конечно, мама. – Грейс-Энн вернулась к пастернаку, который бесцельно гоняла по тарелке, несмотря на сердитый взгляд отца. По крайней мере, ее возраст – двадцать три года, а также материнство и статус вдовы давали ей привилегию оставлять еду на своей тарелке. Бог свидетель, ей пришлось сражаться за каждое из всех прочих прав. Но ее дети? Нет, никто не сможет украсть их у нее.
– Я согласна с папой, Грейс, – заговорила Пруденс, хотя никто не спрашивал ее мнения. – Я думаю, что ты должна, по крайней мере, обдумать предложение герцога забрать Уилли. В конце концов, это ведь не означает, что ты никогда больше не увидишь его. Он будет жить по соседству, в Уэр-Холде. Ты сможешь приходить туда в любое время.
– И брать с собой младшую сестру, чтобы подбодрить его, особенно когда герцог будет в резиденции, или если случиться пригласить к себе гостей? В особенности, молодых и холостых гостей, которые обладают привлекательной внешностью? – Грейс-Энн не смогла удержаться от сарказма в голосе; Пруденс никогда не совершала поступков без эгоистичного мотива. Благополучие Уилли было настолько далеко от главных соображений Пру, что девчонка умудрилась потерять обоих близнецов, когда обнаружила молодого ирландца, с которым можно было пофлиртовать. Грейс-Энн не могла слишком сильно винить сестру, так как в Уэрфилде практически не было ни красивых молодых людей, ни веселых развлечений, которые викарий посчитал бы подходящими для своей дочери. Грейс-Энн хотелось бы разнообразить жизнь юной девушки, так как это, несомненно, подсластило бы ее характер, но не собиралась делать этого за счет Уилли.
– Что плохого в том, чтобы хотеть посетить замок? – пожелала узнать Пруденс. – В самом деле, его светлость может даже пригласить нас остаться – с тем, чтобы Уилли не скучал по дому.
Грейс-Энн улыбнулась при мысли о том, что Уилли будет утешать любящая тетушка, которая всего лишь вчера угрожала ему щеткой для волос за то, что он коснулся ее муслинового платья измазанными джемом пальчиками. Грейс-Энн перестала улыбаться, когда отец велел Пруденс прекратить глупые мечтания. Он никогда не позволит ступить даже на порог Уэр-Холда, когда герцог будет принимать своих распутных друзей, и не разрешит ей остаться там на ночь, и не важно, сколько вдовых сестер будет составлять ей компанию.
– Никогда.
– Твоя репутация, дорогая, – прошептала миссис Беквит, в надежде избежать очередного злобного взрыва, когда Пруденс поджала губы. Но ей стоило посмотреть на другую дочь.
– Что ты подразумеваешь под тем, что Пруденс не может остаться там? – разбушевалась Грейс-Энн. – Компания Уэра годится для твоего внука, но не подходит твоей дочери? Если ее доброе имя не сможет пережить даже присутствия этого распутника, то как это повлияет на моральный облик бедного Уилли?
– Тихо! – загремел в ответ мистер Беквит. – Я не потерплю подобной перебранки за своим обеденным столом. Извинись перед своей матерью, Грейс-Энн, и постарайся выказывать больше уважения к тем, кто старше тебя. Дискуссия окончена.
– Извини, мама, я не хотела расстраивать твои нервы. Давай я отвезу тебя в гостиную, до тех пор, пока не подадут чай. Может быть, Пру сыграет для нас. Ты же знаешь, это всегда успокаивает тебя.
Миссис Беквит удалось задремать возле камина, несмотря на то, как Пруденс выстукивала свое недовольство на фортепиано. Грейс-Энн взялась за свое вязание – яркие шарфы и варежки для нуждающихся детей прихода, включая ее собственных.
Спустя слишком короткий промежуток времени Пруденс повернулась на своем стуле и прорычала – достаточно тихо, чтобы мать продолжала спать:
– Это нечестно. Я никогда никуда не выезжаю и ничего не делаю!
– Но, Пру, тебе только семнадцать, – попыталась посочувствовать ей Грейс-Энн.
– Все другие девушки ездят на ассамблеи и вечеринки. Люси Макстон уже помолвлена, а она вовсе не старше меня! А теперь самый привлекательный джентльмен во всем графстве приезжает на праздники, и едва ли мне удастся встретиться с ним, если папа будет настаивать на своем. Говорят, что Уэр – отъявленный негодяй.
Грейс-Энн подняла глаза от вязания.
– Полагаю, что привлекательный и отъявленный негодяй – это не тот жених, которого заботливые родители ищут для своих юных дочерей. – Она нахмурилась, глядя на варежки у себя на коленях. – Но, тем не менее, ты сумеешь встретиться с ним. Он должен нанести нам визит, брюхатый червяк.
– А я полагаю, что ты устроишь ему настоящую шумную выволочку, – хихикнув, пробормотала Пру. – Надеюсь, что я буду рядом, чтобы услышать это, хотя и не знаю, откуда ты возьмешь смелость. Я имею в виду – он же настоящий герцог, Грейси.
– Он просто человек, Пру, даже если более упрямый и беспардонный, чем большинство.
– Тем не менее, я восхищаюсь твоей отвагой. Ты даже споришь с папой. Я помню, когда он не позволял тебе выходить замуж за Тони, но ты настояла на том, чтобы соединиться с мужчиной, которого любишь. Это была самые романтичные слова, которые я когда-либо слышала. В самом деле, все то время, пока тебя не было, я мечтала о красивом солдате, который приедет и украдет меня отсюда.
– Папа сдался потому, что его приход зависел от кузена Тони, Уэра, – заметила Грейс-Энн. – Кроме того, мой брак состоял не из одной романтики. Португалия была просто ужасной, а Тони всегда находился за многие мили от меня, подвергаясь опасности.
– Но у тебя все равно была великая страсть, невзирая на папу. – Пру вздохнула и продолжила брякать по клавишам. – Он не разрешит мне даже пригласить Лайама на чай.
– Мистер Халлоран – ирландец, Пру. Ты же знаешь, что папа не одобрит.
– Но это так несправедливо! В самом деле, папа назвал Лайама зазнавшимся грумом только потому, что он помогает сквайру создавать конюшню. Папа даже не стал слушать, когда я сказала ему, что отец Лайама владеет конюшней, где разводит скаковых лошадей, самой лучшей во всей Ирландии.
– Пру, скаковые лошади предназначены для того, чтобы делать на них ставки, а ты знаешь, что папа одобряет это не больше, чем еретиков.
– Лайам не еретик! – настаивала Пруденс. – Кроме того, папа ничего не одобряет! Ты знаешь, что наш дом – единственный во всей деревне, в котором нет ни единого рождественского украшения? В доме викария! Мы похожи на детей сапожника, которые бегают босиком. Даже в самом бедном коттедже на двери висит веточка остролиста!