Бумажный лебедь (ЛП)

Когда Уоррен начинал свою новую жизнь, он все еще был на коротком поводке у картеля. Ему удалось уехать из Мексики, но только потому, что это было выгодно им. Им нужен был способ отмыть грязные деньги от продажи наркотиков и другой незаконной деятельности, сделав их чистыми для свободного использования. Уоррен был одним из винтиков в механизме отмывания денег. Дамиан хорошо понимал его позицию. Уоррен купил элитный кусок американской недвижимости. Он построил пятизвездочный курорт, снабдил высококачественным бельем, столовыми приборами, фарфором, лучшей мебелью. Он мог каждый день докладывать, что его отель забит под завязку, хотя, конечно, такого никогда не было. Каждый день служба безопасности могла бы забирать деньги, полученные от сдачи номеров, ночных клубов, казино, баров, и ресторанов ― грязные деньги смешивались бы с законным доходом… Остальная часть отправлялась на оффшорные счета, принадлежащие Эль-Чарро, который в дальнейшем распределял их среди важных персон. Но Уоррен прекратил эту деятельность
Смерть Эль-Чарро освободила Уоррена от цепей картеля. Прямая связь была разорвана. Этой руки картеля Синалоа больше не существовало. Уоррен закрыл нелегальные сделки и стал расширять свою сеть отелей на собственные средства. Пару лет спустя он вышел на открытый рынок. Отели Седжвик стали товаром повышенного спроса на фондовой бирже. Уоррен думал, что был чист. Он не сомневался в том, что и кто от него уходит и приходит.
Когда Уоррен вошел в ресторан тем вечером, Рафаэль повернулся к Дамиану.
— Вот он, точный, как часы. Каждый вторник, восемь часов ровно.
Дамиан почувствовал прилив злости. Он проигнорировал сильное желание обернуться и откусил кусок своего бургера.
Он годами покупал акции Седжвика с помощью фиктивных компаний, которые Рафаэль создал для него. Уоррен не знал этого, но сейчас Дамиан Кабальеро владел достаточным количеством акций, чтобы руководить будущим отелей Седжвик и этим местом, и сейчас, в канун расплаты, которая задумывалась добрый десяток лет, Дамиан хотел в последний раз посмотреть на мужчину, ответственного за убийство МаМаЛу. Завтра он проснется другим человеком, бедным человеком.
— Все готово? — спросил он Рафаэля.
— Скажи слово — и будет сделано.
Дамиан отодвинул свою тарелку.
— Мне нужно выпить. Я пойду к бару, — оттуда он мог наблюдать за Уорреном и наслаждаться последним осадком горько-сладкого яда, который наполнял его слишком долго.
Рафаэль кивнул. Он знал Дамиана достаточно хорошо, чтобы понять, когда ему требуется какое-то время побыть наедине с собой.
— Не торопись. Я буду здесь.
Дамиан сел на другом конце глянцевой сверкающей стойки, вдали от толпы, где свет был тусклым и музыка приглушенная. Он сделал большой глоток пива, а затем посмотрел на Уоррена. Он сидел в отдельной кабинке. Персонал, очевидно, знал, кем он является и что ему нравится. Они, не задавая вопросов, принесли ему напиток и какую-то закуску на длинной прямоугольной тарелке. Дамиан видел фотографии Уоррена, но ничто не подготовило к встрече с ним во плоти спустя пятнадцать лет — пятнадцать лет спустя с момента, когда он бежал за серебристым «Пежо» Уоррена вниз по пыльной дороге. Уоррен выглядел более худым, казался ниже ростом и не таким всесильным, каким Дамиан себе его представлял. Ему было пятьдесят, но он выглядел старше, с густыми, почти седыми усами. Как он мог сидеть там, поедая и выпивая, такой радостный и живой, когда МаМаЛу лежала промерзшими костями в сырой земле? Как он мог оставаться таким безразличным и таким непринужденным, зная, что он уничтожил весь мир — и мечты, и колыбельные? Уоррен был хуже Эль-Чарро. Потому что Эль-Чарро не притворялся, что не был монстром, Уоррен же создал видимость благопристойности.
И если бы Дамиан уехал в этот вечер, он бы реализовал свой первоначальный план ― отобрать у Уоррена компанию, обобрать его, лишить его власти и репутации, на которые он променял свою человечность. Но, поднеся стакан к губам, он остановился на половине глотка. Молодая девушка проскользнула в кабинку Уоррена. Она не села напротив него, она села рядом с ним и обняла его долгим, крепким объятием. Дамиан не видел ее лица, но было ясно, что Уоррен ждал ее. Все его лицо преобразилось. Что-то неопределенное и непостижимое отражалось на нем, что-то, что Дамиан видел раньше только в глазах МаМаЛу — когда он собирал цветы, чтобы украсить ее волосы, когда делал для нее ожерелье из морских ракушек, когда был болен, когда был в ушибах, когда заставлял ее смеяться и иногда, когда заставлял ее кричать. Тот взгляд, за который Дамиан готов был отдать что угодно, был взглядом Уоррена, направленным на его спутницу — весь блядский мир был в его глазах. Дамиан втянул в себя воздух.
Отвернись, отвернись.
Но он не мог. И в этот момент Скай Седжвик тряхнула длинными золотистыми волосами и поцеловала отца в щеку.
Черт.
Дамиан почувствовал, будто его ударили в живот. Воспоминания, запертые за железными воротами, скрепленные цепями.
— Еще одно, — Дамиан со стуком опустил стакан на стойку. Бармен подпрыгнула. Когда она налила ему еще пива, он схватил его и осушил одним долгим жадным глотком, заглушив все, что грозилось вырваться на свободу — эхо бумажных змеев, пирогов и деревьев с яркими желтыми цветами.
Взяв себя в руки, он посмотрел на Скай снова, она была в восторге от чего-то, что дал ей отец. Она открыла коробку с логотипом известной марки и вытащила сумку.
— Hermes! ― взвизгнула она. (Примеч. Hermès International S.A. (сокращенно Hermès) — французский дом моды, основанный в 1837 году. Фирменный логотип — запряженный экипаж. Культовыми стали сумки «Kelly» и «Birkin», названные в честь актрисы Грейс Келли и певицы Джейн Биркин).
Исчезла ее очаровательная щель между зубов, запломбированная и отшлифованная, как и ее сердце. Она была той девушкой, которая не остановилась, когда Дамиан гнался за ее машиной. Она была девушкой, которая не потрудилась сказать «прощай». Она была девушкой, которая растоптала его сердце и его бумажных животных, любовь, песни и истории МаМаЛу. Она была — каждой своей клеточкой — дочерью Уоррена, бессердечной и равнодушной, корыстной и фальшивой. Фальшивый друг, фальшивая женщина, фальшивые детские воспоминания. Она была подделкой, завернутой в подлинную дизайнерскую упаковку. Но больше всего … больше всего… она была всем для Уоррена. Взгляд Уоррена, которым он смотрел на дочь, не оставил Дамиану сомнений. Не было ничего дороже для Уоррена, чем его дочь — ни его особняк, ни автомобили, ни его компания. Если Дамиан хотел заставить Уоррена страдать, действительно страдать, он должен был отнять у него дочь. Навсегда.
— Женщина за женщину, — произнес Дамиан, возвращаясь к столу.
— Что? — спросил Рафаэль.
— Женщина за женщину. Он убил мою мать, я убью его дочь.
— О чем ты говоришь?
— Видишь вот это? — Дамиан указал на кабинку Уоррена. — Это — отец, обожающий свою дочь. Нет большей боли в этом мире, чем потеря ребенка, Рафаэль. И я собираюсь обеспечить Уоррену боль, длиною в его собственную жизнь.
Глаза Рафаэля метались от Скай к Дамиану.
— Насилие? Ты реально хочешь этого? Мы провели полжизни, убегая от насилия.
— Не насилие, Рафаэль. Расплата. Скай Седжвик за МаМаЛу. Una mujer por una mujer. (Примеч. Дословно фраза звучит как «Женщина за женщину»). 
— Я думал, твоя цель — его компания.
Дамиан вытащил коробку Lucky Strike из пиджака.
— Я передумал, — он провел по потрепанным желтым письмам и подумал о газетной статье внутри, наполненной ложью, которую Уоррен выплеснул на его мать. — Моя цель — Скай Седжвик.
  
ЧАСТЬ 3
 
СКАЙ
 
 
 
Глава 20
 
— И вот так Эстебан стал Дамианом, — сказал Рафаэль. — Когда ты начала молится за него и МаМаЛу, то застала его врасплох. Он не мог заставить себя убить тебя, но мог заставить твоего отца думать, что ты мертва. И сейчас, — Рафаэль поднял пистолет, — твое время и в самом деле закончилось, принцесса.