Доктор Данилов в сельской больнице
— И вам не болеть, — так же дружелюбно ответил Данилов и ушел отдыхать в кабинет заведующего отделением.
Глава третья
МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ И НЕПОЗНАВАЕМАЯ МЕСТНАЯ ЖИЗНЬ
Елена обещала приехать к двум часам. Чтобы первая половина дня не пропадала зря, Данилов решил нанести визит вежливости родителям Маши. Позвонил, представился и был приглашен в гости.
— Мы живем в розовом доме на углу Пионерской и Октябрьской, где с одной стороны аптека, а с другой — почта, — объяснила мать Маши. — Очень легко найти…
В Монаково было много улиц со старорежимными названиями: Революции, Пионерская, Октябрьская, Коммунистическая, имени Коминтерна, Маркса, Энгельса и Парижской коммуны, Советская, Красноармейская, проспект Ленина… Такое впечатление, что улицы здесь в девяностые годы прошлого века не переименовывали, то ли экономили деньги, то ли просто руки не дошли, то ли власти опасались, что подобные действия не встретят понимания у населения.
Визит оказался унылым. Родители Маши долго сетовали на изменившиеся нравы, намекая на несправедливое к ним отношение со стороны главного врача, которого иначе как Юркой-жуликом не называли. Данилову сразу стало ясно, где зарыта собака: по причине пенсионного возраста обоих Машиных родителей попросили из заведования, а продолжать работать рядовыми врачами они не пожелали и ушли на пенсию, целиком и полностью сосредоточившись на дворовых новостях и дачном земледелии.
— Мы не любим шума, поэтому будни проводим на даче, а выходные — в городе, — сказала Машина мать.
От рассказа о своих невзгодах она (отец Маши больше помалкивал, только кивал, соглашаясь с тем, что говорит жена) быстро перешла к расспросам и принялась выпытывать у Данилова, что за человек Полянский, с которым был роман у ее дочери, и почему он до сих пор не женат.
Данилов призвал на помощь фантазию и щедрыми, яркими мазками нарисовал светлый образ перспективного молодого ученого, с головой ушедшего в науку, кочующего с симпозиума на конференцию, с конференции на семинар, отдающего всего себя интересам дела, у которого совсем не оставалось времени на устройство личной жизни.
Он рассказывал и внутренне содрогался от смеха, думая о том, насколько его Полянский отличается от реального, завзятого бабника и закоренелого холостяка, число несостоявшихся спутниц жизни которого давно перевалило за сотню. «Знаешь, она така-а-ая! Ты не представляешь, какая она! Я наконец-то нашел свою половинку!» — и через полтора-два месяца: «Она такая, как все, ничего особенного». В этом был весь Полянский. Маше недолго оставалось ходить в его половинках, но пока что оба они верили, что это навсегда, и были счастливы.
Высидев для приличия час, Данилов сослался на скорый приезд жены и откланялся, получив приглашение по-свойски заходить на огонек. Вышел, облегченно вздохнул, позвонил Елене, узнал, что она стоит на одном из множества светофоров, которыми славится город Солнечногорск, и отправился на прогулку. Неспешным шагом добрел до набережной, полюбовался рекой и не спеша вернулся домой, в общежитие.
Спросил бы кто Данилова: «Какое оно, Монаково?» — Данилов ответил бы не задумываясь: «Разное». Действительно, разное: асфальт сменяется грунтовыми дорогами, цепочки одноэтажных домиков — четырех- и пятиэтажными домами, а окраины, которые уже лет сорок никак не отвыкнут звать новостройками, застроены девяти- и шестнадцатиэтажками. За городом, на берегу Волги, вырос элитный таунхаус «Монако гранд меридиан» — оплот и пристанище местной буржуазии.
— Эх, не ложатся к нам монАковцы, одни монакОвцы, — вздыхал охочий до нетрудовых доходов доктор Дударь. — МонАковцы все в Тверь норовят улечься или в Москву. Богатое к богатому тянется, голытьба к голытьбе…
Елена приехала ближе к трем часам. Навигатор вывел ее прямо к общежитию. Данилов увидел из окна, как она паркуется задом к подъезду, и поспешил на улицу.
— Вова! — Елена повисла у него на шее. — Я уже успела так соскучиться! Никита передавал тебе привет, если бы ему нашлось место, он бы приехал со мной.
Багажник и салон Елениной машины были забиты под завязку вещами Данилова.
— Какой я, однако, зажиточный, — пошутил Данилов, спустившись за новой партией вещей в четвертый раз.
Седьмая ходка оказалась последней.
— Когда благородный муж умерен в еде, не стремится к удобству в жилье, расторопен в делах, сдержан в речах и, чтобы усовершенствовать себя, сближается с людьми, обладающими правильными принципами, о нем можно сказать, что он любит учиться, — выдала Елена, скептически оглядев даниловские апартаменты, заваленные коробками и пакетами.
— Конфуций? — предположил Данилов.
— Он самый. — Елена, лавируя между завалами, подошла к окну и выглянула во двор. — Вид у тебя неплохой. Ну, рассказывай, Данилов, как ты тут живешь? Уже успел сблизиться с людьми, обладающими правильными принципами?
— Пока что только с соседкой из пятнадцатой комнаты, — признался Данилов. — Я же больше живу на работе, чем здесь.
— Соседка симпатичная? — насторожилась Елена.
— Миленькая такая, — поддразнил Данилов, — чай заваривает вкусно. Я тебя с ней познакомлю, должна же ты войти в местное общество, чтобы иметь представление, с кем общается твой муж.
— Давай отложим на потом, — ответила Елена, присаживаясь на край кровати. — Сейчас мы разберем этот бардак, а потом я расскажу тебе последние московские сплетни.
— А давай сначала сплетни? — просил Данилов. — Я безумно соскучился по московским сплетням!
— Ordnung muss sein! («Порядок должен быть!» — нем.) — Елена встала и подняла ближайший пакет. — Сначала разберем, а потом будем разговоры разговаривать… Ой, а скрипку-то я тебе не привезла! Совсем забыла! Балда я, балда!
— Ничего страшного, — поспешил успокоить Данилов. — Вернее, хорошо, что не привезла. Мне тут все равно не до скрипки, местная обстановка как-то не располагает к музицированию. Жителю Монакова больше подходит баян или балалайка.
— Ты хочешь сказать, что здесь так провинциально?
— Здесь все по-другому, — серьезно ответил Данилов. — Это другой мир, это… — он замялся, подбирая нужное определение, но не нашел ничего лучше, чем сказать, — не Москва, это — матушка Россия.
— Жду подробностей, — потребовала Елена.
— Сначала орднунг, потом московские сплетни, ну а третьим номером программы пойдут местные впечатления. — Данилов разрезал ключом от апартаментов упаковочный скотч и раскрыл самую большую из коробок…
Разобрались быстро. Через полчаса вещи лежали по своим местам. Большая часть — в шкафу, электрический чайник и посуда — на столе, книги и справочники — на широком подоконнике. Наполнившись знакомыми вещами, комната в общежитии стала совсем домашней.
— Ничего, — одобрила Елена. — А можно ли гостям пользоваться вашим душем?
— Разумеется. — Данилов достал из шкафа только что убранные туда махровый халат, чистое полотенце и флакон с гелем для душа. — Держи. Тапки под кроватью.
Переодевшись, Елена подняла вверх руки, посмотрела на ноги, обутые в пластиковые шлепанцы Данилова, и усмехнулась:
— Вылитый Маленький Мук. Душевая-то у вас запирается?
— Изнутри — да, — ответил Данилов. — Если хочешь, я могу подежурить у двери, охраняя твой покой.
— Лучше вынеси мусор, завари чай и накрой на стол. — Елена указала пальцем на пакет, который остался стоять в углу. — Я привезла пирожные, чтобы отметить твое новоселье…
Данилов управился гораздо быстрее Елены, которая любила долгие водные процедуры. Наконец она вернулась и рухнула на кровать, простонав:
— Хорошо-то как, не помереть бы от счастья! Дорога была такой тяжелой, по Московской области сплошные пробки… Господи, какое счастье, что у нас с тобой нет дачи!
Данилов оглушительно заржал, а отсмеявшись, рассказал жене историю с подводными земельными участками и потребовал:
— Выкладывай свои сплетни, а то еще немного, и я узнаю все из газет.