Доктор Данилов в сельской больнице

— Это, конечно, не совсем законно, но что нам остается делать? — после небольшой паузы сказал главный врач. — Действительно, не самим же покупать.
— Прямо при поступлении брать со всех по червонцу? — усомнилась заведующая приемным отделением Мельникова. — Как-то мне не очень… Пусть лучше поликлиника старается.
— Она и так старается! — возразил заместитель главного врача по поликлинической работе Ворчуков, за привычку брить голову прозванный Черепом. — Из страховой компании денег выжимаем — будь здоров! Так что я попрошу…
— Извините, Дмитрий Владимирович, — перебил Машурников. — У меня есть идея получше. В приемном отделении деньги брать не годится, гораздо лучше делать это в лаборатории. Анализы назначаются всем, со всех и будем брать денежку за оформление результата. Амбулаторные пациенты будут платить в лабораторию при сдаче анализа, а со стационарных деньги будут собирать старшие сестры отделений, дадим им общественное поручение. Ответственной за сбор средств предлагаю сделать Ольгу Петровну. У меня все.
Главный врач дважды кивнул головой, и собравшиеся единогласно одобрили предложение Машурникова. Заведующая лабораторией, весьма бойкая и острая на язык дамочка Ольга Петровна Ушакова не возражала, так как понимала, что любой сбор средств всегда сулит ответственному за него лицу кое-какую выгоду. Сидя у реки, от жажды не умрешь.
На следующий день у входа в лабораторию появился крепкий фанерный ящик с откидным, запирающимся на замок верхом. Ящик крепко-накрепко прикрутили к стене, чтобы не унес какой-нибудь злодей, и написали на нем спереди красной краской при помощи трафарета: «Для добровольных пожертвований на оформление анализов». Наверху, у самой щели приклеили «прейскурант» — квадратик бумаги с надписью: «10 руб», который предполагалось время от времени пересматривать сообразно темпам инфляции.
Сбор пожертвований тотчас же заработал на всю катушку. Слово «добровольных» никого в заблуждение не вводило и ввести не могло, народ давно свыкся с тем, что это синоним «принудительного».
Большинство опускало в ящик по десять рублей за каждый анализ, а отдельные скупердяи интересовались:
— Это десять рублей с носа или с анализа?
— С анализа! — тоном, отметавшим всякое желание продолжать дискуссию, отвечали сотрудники лаборатории. — Нос один, а анализов может быть десять!
В отделениях назначенные врачами анализы шли в работу только после того, как старшие сестры получали от пациентов или их родственников добровольное пожертвование.
— Анализ-то сделаем, а на чем результаты написать? — объясняли непонятливым. — У нас ни бланков, ни ручек, вот и приходится рассчитывать на ваше понимание.
К чести сотрудников ЦРБ надо отметить, что с бедствующих категорий — одиноких пенсионеров, еле сводящих концы с концами, или бомжей — плата за анализы не взималась. Про совесть забывать не след. И без того выходило очень неплохо, даже с учетом того, что пятую часть пожертвований нахально забирала себе заведующая лабораторией в качестве вознаграждения за труды. Перепадало и главному врачу, таковы неписаные традиции.
Нововведение натолкнуло Юрия Игоревича на мысль, точнее, указало ему на великое упущение: в Монаковском районе не было ни одной фирмы, делающей платные анализы. Казалось (в первую очередь самому Юрию Игоревичу), что в сорокатысячном и небогатом (отдельные исключения только подтверждали правило) городе подобное учреждение обречено на банкротство.
«Если все безропотно платят по десятке, то процентов двадцать заплатят по сотне-другой, лишь бы сдать анализы без очереди, в цивильных условиях, и получить ответ поскорее», — подумал Юрий Игоревич и позвонил двоюродной сестре своей жены, у которой в Твери был собственный бизнес — салон красоты.
— Вика, ты не хочешь открыть у нас в Монаково нечто вроде филиала? — спросил он, обменявшись домашними новостями.
— Что мне делать в вашей дыре? — вопросом на вопрос ответила родственница. — У меня не парикмахерская для голытьбы, а европейский салон!
Он и впрямь был на уровне: никаких парикмахеров, одни стилисты с визажистами.
— Я не могу регистрировать фирму на себя, — объяснил главный врач, — связываться с посторонними как-то не хочется. И не о парикмахерской идет дело, а о лаборатории.
— А разве на это дело не надо получать лицензию?
— Это мои проблемы! — заверил Юрий Игоревич. — Ты мне дай свое юридическое лицо, а все остальное я организую. Внакладе не останешься.
— Свои люди — сочтемся! — ответила родственница.
Через три недели (рекордные сроки) в Монаково открылась первая частная лаборатория. Юрию Игоревичу пришлось раскошелиться только на покупку кассового аппарата. Необходимую мебель и кое-какое списанное лабораторное оборудование (оборудование было нужно было «для блезира», на самом деле анализы предполагалось делать в лаборатории ЦРБ) он взял из больницы, а аренда двухкомнатного помещения у старого приятеля стоила дешевле бутылки хорошего коньяка, плохой Юрий Игоревич не пил.
Заведующую лабораторией главному врачу пришлось слегка обломать, потому что делиться с ней доходами ему не хотелось. Не такие баснословные доходы приносила лаборатория, чтобы отстегивать с них не только тверской родственнице, формальной владелице бизнеса, но и своим подчиненным.
Ушакова оказалась настолько наглой, что поинтересовалась, глядя в глаза главному врачу:
— А я что буду с этого иметь?
— Мое хорошее отношение, Петровна, — ответил Юрий Игоревич.
Ушакова проглотила ответ «хорошее отношение» на хлеб не намажешь и в карман не положишь, понимая, что им добьется только того, что в лаборатории ЦРБ появится новая заведующая.
Ввиду нехватки сотрудников Ольга Петровна тянула на себе треть всей врачебной нагрузки. Другую половину вела доктор Супрун, вечно недовольная всем пенсионерка, мастерски вязавшая крючком шали и салфетки. Лаборантскую нагрузку, те анализы, которые можно делать фельдшерам, делали три фельдшера-лаборанта — Таня-маленькая, Таня-большая и Лола Джамшитовна, переселенка из Наманганской области. Вот и все сотрудники, это при трех врачебных ставках и дюжине лаборантских! Лаборатория Монаковской ЦРБ состояла из шести отделов: общеклинического, гематологического, биохимического, иммунологического, микробиологического и коагулогического, это вам не кот начхал!
Появление в Монаково платной коммерческой лаборатории изрядно увеличило нагрузку лаборатории больничной, сделав ее не непосильной, но близкой к этому. «А е… оно все конем!» — решила Ольга Петровна, не желая торчать в лаборатории с раннего утра и до позднего вечера еще и без выходных.
Ольга Петровна была женщиной с интересной, но до сих пор неустроенной судьбой. А что это такое неустроенная в Монаково? Мрак беспросветный в смысле перспектив. С кем тут можно познакомиться, если все кандидаты в спутники жизни давно оценены, опробованы и отвергнуты (или сами отвергли Ольгу Петровну, такое тоже случалось). Устройство личной жизни подразумевало активную светскую жизнь: поездки в Тверь, в Москву, посещение выставок и всяких шумных премьер, хождения в гости… А тут сиди в своей лаборатории, к тому же бесплатно. Ольга Петровна так обиделась, что сама поверила в то, что работает бесплатно, забыв не только о зарплате и премиях, но и о множестве побочных доходов: от срочных левых анализов до прилипавшей к рукам части канцелярских денег. Каждый дополнительный доход был не очень и велик, но общая сумма была ощутимой (так множество маленьких ручейков, сливаясь, образуют полноводную реку), сильно радуя.
Результатом стало рационализаторское предложение, столь часто встречающееся в лабораториях медицинских учреждений. Было просто удивительно, как это Ольга Петровна не додумалась до него раньше! Примерно половину своих анализов она не делала, как положено, а писала от балды, все, что взбредет в голову. Ничего, в сущности, страшного: в конце концов, если какой-то анализ вызовет подозрение у лечащего врача, его всегда можно переделать. Но Ольга Петровна увлеклась и распространила свой опыт и на коммерческие анализы, питая к ним определенную неприязнь. Подобное было опрометчивым, неправильным, непродуманным решением и привело к неприятным последствиям.