Бакунин

Отец Мишеля, Александр Михайлович Бакунин (1765/68— 1854), переселился сюда на постоянное жительство в начале 90-х годов XVIII века. Русская аристократия эпохи Просвещения любила не только блеск Санкт-Петербурга, Москвы и европейских столиц, но и уединение в тиши родовых имений, среди необозримых русских просторов. За плечами Александра Михайловича к тому времени уже была насыщенная событиями жизнь. Еще совсем молодым, фактически отроком, Александр Бакунин отправился в Италию — по протекции влиятельного родича, служившего в Коллегии иностранных дел, он получил должность в российском посольстве в Турине. Должность у юного дипломата была необременительная: сейчас бы сказали — секретарь канцелярии, тогда говорили — актуариус (то есть человек, ведавший актами). По Табели о рангах это был самый низший чин — XIV класса. Относительная свобода позволила Бакунину поступить в Падуанский университет. Он окончил его блестяще в 1789 году, ознаменовавшемся началом Великой французской революции, более того, защитил на философском факультете диссертацию по гельминтологии — науке о глистах, стал доктором философии (такие вот перипетии научной карьеры!) и даже был избран членом-корреспондентом Туринской академии наук.
В годы учебы и службы Александр побывал и в других европейских странах. По семейным преданиям, в столице Франции он оказался как раз в день взятия Бастилии. Увиденное потрясло юношу, и с тех пор любые революционные идеи вызывали у него полное неприятие. «Не лучше ли, при свете зарева от пожара всей Европы найти в самой России прочные материалы будущего ее благосостояния», — писал впоследствии Александр Михайлович.
Весной 1790 года полный надежд и планов молодой человек вернулся в Россию и уже в следующем году вышел в отставку. Но прежде чем уединиться в родовом имении, Александр Бакунин некоторое время жил в Петербурге и был членом литературного кружка своего друга и родственника Николая Александровича Львова (1753–1803): они познакомились еще в Италии.
Членами и гостями этого высокоинтеллектуального содружества в разное время являлись поэты Г. Р. Державин, И. И. Дмитриев, И. И. Хемнидер, В. В. Капнист, А. С. Хвостов, будущий историк H. М. Карамзин, художники Д. Г. Левицкий, В. Л. Боровиковский (написавшие портреты многих членов кружка или их близких), а также А. Н. Оленин, М. Н. Муравьев (отец будущего декабриста Никиты Муравьева) и другие. Глава кружка Н. А. Львов, получивший от современников эпитеты «гений вкуса» и «любимое дитя всех художеств», был подлинным сыном эпохи Просвещения — ученым-энциклопедистом, поэтом, фольклористом, музыкантом, композитором, создавшим несколько опер, выдающимся архитектором, автором 87 проектов классицистских шедевров в Санкт-Петербурге и других городах России и одним из основоположников русского садово-паркового искусства. По заданию императрицы Львов обследовал на Кавказе источники минеральных вод, открыл месторождение каменного угля на Валдае, изобрел новый строительный материал для кровель (так называемый «каменный картон» типа современного рубероида), разработал простой и экономичный способ возведения глинобитных домов, сконструировал бумагоделательную машину, занимался проблемами отопления и вентиляции (написал на эту тему трактат «Пиростатика воздушных печей»). Он сделал несколько открытий — среди них знаменитый Тмутараканский камень и летопись, включавшая единственную сохранившуюся рукопись «Хождения за три моря» Афанасия Никитина (впоследствии летопись получила название Львовская). Один из первых сборников русских народных песен был составлен и опубликован тоже им.
Дружба А. М. Бакунина и Н. А. Львова продолжалась до самой смерти последнего. Родственниками они были дальними. Львов женился на двоюродной сестре Александра Михайловича, с коей обвенчался тайно — ее родителям претендент на руку дочери казался недостаточно родовитым. У обер-прокурора Сената А. А. Дьякова было три дочери — Мария, Александра и Дарья. Первая вышла замуж за Н. А. Львова, вторая стала женой В. В. Капниста, третья — второй женой Г. Р. Державина. Имения Бакуниных и Львовых соседствовали в Новоторжском уезде Тверской губернии. Представители обеих семей часто наезжали друг к другу в гости. В 1820-е годы, уже после смерти Николая Александровича, в Прямухине по его проекту была воздвигнута двухъярусная Троицкая церковь — великолепный образец классицистской архитектуры, который и сегодня поражает своим изяществом.
Жизнь Александра Михайловича Бакунина в Прямухине достойна отдельной книги. Сам же владелец имения оставил потомкам летопись бакунинской семьи, облаченную в стихотворную форму. Это поэма «Осуга». Она не предназначалась для публикации, но однажды Александр Михайлович все-таки согласился ее издать. И уговорил его не кто иной, как Белинский во время одного из посещений Прямухина. Однако вскоре редактируемый «неистовым Виссарионом» журнал «Московский наблюдатель» был закрыт цензурой и публикация поэмы «Осуга» «задержалась» почти на полтора века [2]. За много лет бакунинская поэтическая реликвия была зачитана, что называется, до дыр, и ее пришлось переписывать заново. Поэма — довольно большая, изобилует многочисленными «лирическими отступлениями», но и сейчас читается с интересом:
 
 
Красуйся, тихая Осуга,
 
Душа прямухинских полей
 
И верная моя подруга,
 
Кормилица моих детей. <…>
 
 
За несколько лет А. М. Бакунин превратил свое имение в образцовое хозяйство. Здесь постоянно что-то строилось, благоустраивалось — разбивались сады, цветники и оранжереи, появлялись разного рода ландшафтные диковинки — гроты, каскады, водоемы, мостики. В Прямухине работали винный завод, лесопильная мельница, позже вошла в строй ткацкая фабрика и было налажено бумагоделательное производство. Крестьян, коих насчитывалось около тысячи мужеского полу (женщины и дети в расчет не брались), держали в строгости, для них даже была написана особая «конституция», но народ не понял и не принял нововведений. Просвещенный хозяин продолжал заниматься наукой, сочинял стихи, переписывался с великомудрыми друзьями, общался с соседями. Авторитет А. М. Бакунина был так высок, что в 1806 году его избрали предводителем дворянства Тверской губернии.
Плоды своих раздумий А. М. Бакунин изложил в ряде трактатов и эссе. Среди них — «О народном характере», «О садах», «О климате», «Опыт мифологии русской» и др. Дошедшие до нас рукописи пестрят именами Вольтера, Фенелона, Монтескье, Руссо, Гельвеция, Кондильяка, Бентама и других деятелей эпохи Просвещения. Кредо их тверского последователя: «Не просвещение от наук бывает, а успехи наук от просвещения». Много работ, еще ждущих своего опубликования, посвящены русской истории. Среди них — скрупулезный разбор Несторовой летописи. Позиция Александра Михайловича по поводу происхождения государства Российского коренным образом отличалась от взглядов его приятеля по львовскому кружку Николая Михайловича Карамзина (1766–1826), быстро превратившихся в официозную точку зрения русского самодержавия.
В отличие от Карамзина, утверждавшего, что русская история началась с призвания варяжских князей (их к тому же знаменитый историк называл скандинавами), Бакунин считал варягов славяно-русским племенем. В написанной им на склоне лет (в 1832 году) поэме «О, слепота, — порок большой» (к тому времени автор полностью ослеп) есть такие строки: «Прочти внимательней бумаги, / И ясно ты увидишь сам, / Что в совокупности варяги / Отдельный русь была народ…» О Рюрике же говорится, что он «был природный русс», чтивший «руссов древние уставы». Довелось Бакунину отстаивать свое мнение и в прямой дискуссии с Карамзиным. Во время одного из приездов в Тверь дворянский предводитель вступил в полемику со знаменитым историографом по поводу происхождения слова «русь» в присутствии великой княгини Екатерины Павловны, любимой сестры Александра I, чей двор тогда находился в этом городе, в царском путевом дворце. Согласно дневниковым записям А. М. Бакунина, Карамзин упрямо и неубедительно доказывал скандинавское происхождение древнерусской народности, а относительно «руси» заявлял, что это шведы. Великая княгиня по достоинству оценила эрудицию Александра Михайловича и в качестве поощрения позволила ему пользоваться своей обширной библиотекой, где ему по присланным запискам незамедлительно выдавали нужные книги.