Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

К этому времени, однако, то есть в конце 1935-го — начале 1936 года, значение Германского рейха в качестве политического фактора власти нельзя было оценить высоко: восток рейха поделен пополам коридором, запад до 50 км на восток от Рейна полностью демилитаризован, иными словами, полностью открыт любой западной военной инициативе. Тем самым большая часть немецкого промышленного потенциала подвергалась угрозе захвата. Немецкое правительство не было хозяином в собственном доме. Даже видимости надежды изменить это состояние путем переговоров после заключения франко-русского военного пакта не имелось. Если правительство рейха желало вновь обрести полную свободу действий, став вместе с тем интересным для других государств в качестве партнера, оно могло это сделать только по собственной инициативе — и все же немецкая сторона продолжала удерживать в поле зрения Великобританию как идеального партнера. От французского правительства, находившегося под сильным влиянием левых партий (включая коммунистов) и заключившего односторонне направленный против рейха военный пакт с Советским Союзом, нельзя было ожидать ни малейшего шага навстречу в вопросе об изменении статуса Рейнской области в смысле восстановления нормального положения вещей, то есть неограниченного суверенитета немецкого правительства.
Отец пишет об этой фазе немецкой внешней политики, завершившейся восстановлением неограниченных суверенных прав правительства рейха в так называемой «демилитаризованной зоне» Рейнской области:
«Как для Адольфа Гитлера, так и для меня представлялось несомненным: если военный суверенитет в Рейнской области должен был быть восстановлен — и после заключения франко-советского союза Гитлер придерживался этой точки зрения, — то на пути переговоров он являлся недостижимым. Наоборот, существовала опасность, что в случае долгих дискуссий по проблеме может возникнуть чрезвычайная ситуация, которая скорей бы привела к настоящему кризису и конфликту, чем если бы заграница была поставлена перед fait accompli. Таковы были размышления, занимавшие нас тогда и окончательно побудившие Адольфа Гитлера предпринять этот шаг» [110].
Франко-советский пакт о взаимопомощи, подписанный уже 2 мая 1935 года, был ратифицирован французской стороной 27 февраля 1936 года. Непосредственно вслед за этим был заключен военный пакт между Францией и Чехословакией, в свою очередь, дополненный договором между Советским Союзом и Чехословакией, чье вступление в силу, однако, ставилось интересным образом в зависимость от действий Франции.
Ввиду ратификации этого договора, провозглашенный в прошедшем году военный суверенитет был распространен Гитлером на всю территорию рейха. Это означало отмену демилитаризованной зоны на западе рейха и учреждение немецких гарнизонов в до той поры демилитаризованной Рейнской области. Он провозгласил этот шаг.
Отец комментировал:
«Он (Гитлер) часто объяснял мне позже, что это было для него одним из самых трудных решений, что он, однако, после заключения франко-русского военного союза иначе действовать не мог.
В течение зимы 1935/36 года в Париже и Лондоне я имел контакты с большим количеством влиятельных персон. В разговорах я выражал открыто и недвусмысленно, что либо должно быть достигнуто взаимопонимание между западными державами и Германией путем оговоренной программы ревизии, либо Германия снова возьмет в собственные руки оборону своей страны, то есть Локарнский договор должен быть в какой-то форме пересмотрен (…)» [111].
Соответственно велик был риск, который была готова взять на себя немецкая сторона, связанный с предотвращением в любой момент возможного захвата Францией западной области рейха и вместе с тем существенной части немецкого промышленного потенциала. Так называемое «занятие Рейнской области» было вызвано стесненным внешнеполитическим положением, тяжелее которого едва ли можно вообразить.
Отец на эту тему:
«Занятию предшествовали часы, исполненные больших волнений. Сообщалось, что на французской стороне сосредоточена моторизированная армия численностью примерно в 250 000 человек, и было ясно, что при нашем «малом вермахте» [112] занятие могло быть, собственно, только символическим. Также и для меня это были тяжелые часы, все же я дал совет фюреру, что в Англии с восстановлением немецкого военного суверенитета в Рейнской области, в конце концов, примирятся» [113].
После того как немецкое правительство восстановило полный суверенитет рейха в Рейнской области, оно получило приглашение изложить немецкую точку зрения перед Лигой Наций. Отец пишет: Гитлер поначалу намеревался сам выступить перед собранием в Лиге Наций. Ему и рейхсминистру фон Нейрату удалось его отговорить. Мой отец был назначен представлять Германию на заседании Лиги Наций. Оно состоялось в Лондоне, и Германия, в конечном итоге, была признана «виновной» в нарушении Локарнских соглашений. Это решение было принято единогласно, при одном воздержавшемся (Бразилия). За него голосовала и Италия, причем итальянскому представителю — по наблюдению отца [114] — было слегка не по себе.
Атмосфера оставалась двусмысленной, разрыва с Германией не последовало, осуждение якобы за нарушение договора на деле последствий не имело. Отцу вновь представился случай обменяться мнениями с Робертом Ванситтартом:
«Перед отъездом я получил приглашение от Ванситтарта, которого посетил вместе с немецким послом фон Хешем. Ванситтарт проживал в добротном старом английском загородном доме, чья ухоженность на редкость гармонично сочеталась с изысканным современным убранством, явно выбранным в соответствии со вкусами его жены-американки. За столом о политике говорилось мало. Я в особенности приветствовал и охотно принял это приглашение, поскольку по-прежнему видел своей важнейшей задачей найти путь к установлению окончательной дружбы с Англией и поскольку сэр Роберт Ванситтарт в вопросе германо-английского примирения по-прежнему — в этом не было никаких сомнений — занимал важное, если не ключевое положение. На эту тему я долго говорил по дороге домой с господином фон Хешем. Он также подтвердил мне большое значение Ванситтарта и охарактеризовал его как человека, очень скептично настроенного против Германии, кажущегося довольно непроницаемым и очень сложно поддающимся переубеждению. Его большое личное влияние на членов кабинета мне было Хешем также подтверждено. Господин фон Хеш, вне всякого сомнения, хорошо знавший Лондон, был по отношению ко мне неизменно доброжелателен. На обратном пути после посещения Ванситтарта между нами возникло нечто вроде начала дружбы, мы условились вместе сделать все, чтобы способствовать улучшению германо-английских отношений. Мы договорились в будущем поддерживать тесный контакт.
Вскоре я вылетел для доклада Гитлеру, находившемуся в отеле «Дрезден» в Годесберге. Там я получил на следующий день известие, что господин фон Хеш внезапно скончался от разрыва сердца. Я искренне сожалел о кончине этого способного посланника» [115].
Непредубежденный наблюдатель сделает из изложенного вывод, что оба «fait accomplis» — введение всеобщей воинской повинности и восстановление военного суверенитета в Рейнской области — явились для Германии значительными и важными шагами к обретению внешнеполитической свободы действий мирным путем. К тому времени, когда Гитлер в 1936 году открывал Олимпиаду в Берлине, им за три с половиной года правления была заложена совершенно иная основа немецкой внешней политики.
Британская опция являлась для Гитлера и отца по-прежнему абсолютным приоритетом. Консолидация отношений в Германии должна была бы, как на то надеялись, вызвать у британского правительства соображения, не является ли, в конечном счете, соглашение с рейхом предпочтительней новой конфронтации. Благодаря улучшившейся позиции Германии «попытки сближения» со стороны немецкого правительства теперь не выглядели просительством, но предложением партнерства на равноправной основе. Не в последнюю очередь поэтому отец предложил Гитлеру отправить его послом в Лондон. Охотно принятое Гитлером предложение представляло собой новую, широко задуманную попытку вступить с британцами в серьезные переговоры о союзе в европейской политике.