Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

«Вот она! — прошептал умирающий по-португальски, протянув по направлению к вершине свою длинную тощую руку. — Но мне уже никогда не дойти до нее, никогда! И никто никогда туда не доберется! — Вдруг он замолчал, что-то обдумывая. — Друг, — повернулся он ко мне, — вы здесь? У меня темнеет в глазах».
«Да, — ответил я, — я здесь. А теперь лягте и отдохните».
«Скоро я отдохну, — отозвался он. — У меня будет много времени для отдыха — целая вечность. Я умираю! Вы были добры ко мне, поэтому я отдам вам один документ. Быть может, вы доберетесь туда, если выдержите путешествие по пустыне, погубившее и меня, и моего бедного слугу».
Он пошарил за пазухой и выудил предмет, который я принял за бурский кисет для табака, сделанный из шкуры сабельной антилопы. Он был накрепко завязан кожаным ремешком-римпи. Умирающий попытался развязать его, но не смог и передал его мне. «Развяжите это», — шепнул он. Я повиновался и извлек клочок рваного пожелтевшего полотна [См. карту.], на котором что-то было написано ржавого цвета буквами. Внутри находилась бумага.
Он говорил очень тихо, потому что силы его таяли: «На бумаге написано то же, что и на обрывке материи. Я потратил многие годы, чтобы это разобрать. Слушайте! Мой предок, политический эмигрант из Лиссабона, был одним из первых португальцев, высадившихся на этих берегах. Он написал этот документ, умирая среди гор, на которые ни до этого, ни после не ступала нога белого человека. Его звали Хозе да Сильвестра, и жил он триста лет назад. Раб, ожидавший по эту сторону гор, отыскал его труп и принес записку домой, в Делагоа. С тех пор документ хранился в семье, однако никто не пытался ее прочесть, пока наконец не удалось мне. Это стоило мне жизни, но другому поможет достичь успеха и стать самым богатым человеком в мире — да, самым богатым в мире! Только не отдавайте эту бумагу никому, отправляйтесь туда сами!»
Бедняга снова начал бредить, и час спустя все было кончено.
Мир его праху! Он умер спокойно, и я похоронил его глубоко и положил валуны на могилу, поэтому не думаю, чтобы шакалы вырыли его труп. А потом я покинул те места.
— А что же сталось с документом? — спросил сэр Генри, слушавший меня с большим интересом.
— Да, да, что там было написано? — добавил капитан Гуд.
— Что ж, господа, если желаете, я поделюсь с вами и этим. Я еще никому не показывал документ, а пьяный португальский старик торговец, который перевел мне текст, забыл его содержание на следующее же утро.
Подлинный кусок материи хранится у меня дома, в Дурбане, вместе с переводом бедного дона Хозе, но у меня в записной книжке есть английский перевод и копия карты, если это вообще можно назвать картой. Вот она. А теперь слушайте: «Я, Хозе да Сильвестра, умирая от голода в маленькой пещере, где нет снега, на северном склоне вершины ближайшей к югу горы, одной из двух, которые я назвал Грудью Царицы Савской, пишу это собственной кровью в год 1590-й, обломком кости на клочке моей одежды. Если мой раб найдет эту записку, когда придет сюда, и принесет ее в Делагоа, пусть мой друг (имя неразборчиво) даст знать королю о том, что здесь написано, чтобы он мог послать сюда армию. Если она преодолеет пустыню и горы и сможет победить отважных кукуанов и их дьявольское колдовство, для чего следует взять с собой много священнослужителей, то он станет богатейшим королем со времен Соломона. Я видел собственными глазами несметное число алмазов в сокровищнице Соломона, за Белой Смертью, но из-за вероломства Гагулы, охотницы за колдунами, ничего не смог унести и едва спас свою жизнь. Пусть тот, кто пойдет туда, следует по пути, указанному на карте, и восходит по снегам, лежащим на левой Груди Царицы Савской, пока не дойдет до самой ее вершины. На северном ее склоне начинается Великая Дорога, проложенная Соломоном, откуда три дня пути до королевских владений. Пусть он убьет Гагулу. Молитесь о моей душе. Прощайте. Хозе да Сильвестра».
Когда я окончил чтение документа и показал копию карты, начерченной слабеющей рукой португальца — его собственной кровью вместо чернил, — наступила глубокая тишина. Мои слушатели были поражены.
— Да, — выдавил наконец капитан Гуд, — я дважды объехал вокруг света и побывал во многих местах, но пусть меня повесят, если мне когда-либо приходилось слышать или читать подобную историю.
— Да, это странная история, мистер Квотермейн, — в свою очередь нарушил молчание сэр Куртис. — Надеюсь, вы не подшучиваете над нами? Я знаю, что это иногда считается позволительным по отношению к новичкам.
— Если вы подобного обо мне мнения, сэр Генри, тогда лучше покончим с этим, — бросил я раздраженно, спрятал бумагу в карман, поднимаясь, чтобы уйти. — Я не люблю, когда меня принимают за одного из этих болванов, которые считают остроумным врать и постоянно хвастают перед приезжими выдуманными охотничьими приключениями.
Сэр Куртис примирительным жестом положил свою большую руку мне на плечо.
— Сядьте, мистер Квотермейн, — пробасил он, — и прошу меня извинить. Я прекрасно осознаю, что вы не стремитель нас обманывать, но согласитесь: ваш рассказ необычен и неудивительно, что я мог усомниться в его правдивости.
— Вы увидите подлинную карту и документ, когда мы приедем в Дурбан, — пообещал я, немного успокоившись. Действительно, когда я задумался над сказанным мной этим джентльменам, то понял, что сэр Генри совершенно прав. — Однако я еще ничего не сказал о вашем брате. Я знал его слугу Джима, который отправился в путешествие вместе с ним. Это был очень умный туземец, родом из Бечуаны, и прекрасный охотник. Я видел Джима в то утро, когда мистер Невилль готовился к отъезду. Он стоял у моего фургона и резал табак для трубки.
«Джим, куда вы отправляетесь? За слонами?» — спросил я. «Нет, баас [14], — ответил он, — мы идем на поиски чего-то более ценного, чем слоновая кость». — «Что же это может быть? — поинтересовался я. — Золото?» — «Нет, баас, нечто более ценное, чем золото». — И он усмехнулся.
Я более не задавал вопросов, потому что не желал показаться любопытным и тем самым уронить свое достоинство. Однако его слова сильно меня заинтриговали.
Вдруг Джим перестал резать табак и позвал меня. Я сделал вид, что не слышу. «Баас», — повторил он. «Да, дружище, в чем дело?» — откликнулся я. «Баас, мы идем за алмазами».
«За алмазами? Послушай, в таком случае вы совсем не туда отправляетесь, — вам нужно ехать в сторону россыпей». Джим спросил, известно ли мне о Сулеймановых горах, где найдены алмазы. Я подтвердил, что слышал какую-то дурацкую болтовню об этом.
«Это не болтовня, баас, — возразил Джим. — Я когда-то знал женщину, которая пришла оттуда со своим ребенком и добралась до Наталя. Она сама рассказывала мне об этом. Теперь она уже умерла». — «Твой хозяин пойдет на корм хищным птицам, Джим, если не откажется от намерения добраться до страны Сулеймана. Да и ты тоже, если, конечно, они смогут чем-нибудь поживиться на твоем никчемном старом скелете», — пошутил я.
Он усмехнулся: «Может быть, баас. Но человек должен умереть. А мне хотелось бы попытать счастья в новом месте. К тому же здесь скоро перебьют всех слонов». — «Вот что, дружище! — сказал я. — Подожди, пока „бледнолицый старик“ [15] не схватит тебя за твою желтую глотку, тогда мы послушаем, какую ты запоешь песенку».
Полчаса спустя я увидел, что фургон Невилля двинулся в путь. Неожиданно Джим повернулся и подбежал ко мне. Он бормотал, что не хочет уезжать, не попрощавшись со мной, и они вряд ли вернутся обратно.
«Твой хозяин действительно собрался в Сулеймановы горы, Джим, или ты обманываешь?» — «Нет, — ответил Джим, — это правда. Он сказал, что ему необходимо во что бы то ни стало сколотить себе состояние. Так почему бы ему не попытаться разбогатеть на алмазах?»
Я передал слуге записку для его хозяина, взяв слово отдать ее только тогда, когда они достигнут Айнайти (это было на расстоянии около ста миль). Джим согласился. На клочке бумаги я написал: «Пусть тот, кто последует туда… восходит по снегам, лежащим на левой Груди Царицы Савской, пока не дойдет до самой ее вершины. На северном ее склоне начинается Великая Дорога, проложенная Соломоном».