Под крылом дракона
Я восхищенно выпучила глаза. Мысленно прикинула, что на Земле какое-нибудь ЖКХ оторвало бы Джалу с руками и ногами — это ведь тебе и холодильная установка, и система отопления, и газовая плита в одном флаконе!
Чувствуя себя юным Остапом Бендером, я в возбуждении потерла руки.
— Лис, ступай… — В голосе Джалу звучала бесконечная усталость.
— Что?
Разработка грандиозной финансовой махинации с использованием крылатой рабочей силы была в самом разгаре, и я не сразу сообразила, что он имеет в виду.
— Ступать куда?
— Куда-нибудь подальше. Потому что еще несколько минут нашего с тобой общения — и я отрину все принципы любви к ближнему своему. И тогда уж, поверь, не погнушаюсь отведать обжаренной на вертеле человечины!
Я неуверенно хихикнула, давая понять, что оценила тонкий драконий юмор, но, натолкнувшись на вполне серьезный прищуренный взгляд, затихла.
Оценив по достоинству изображенный мною испуганный трепет, дракон с едва слышным стоном откинулся на спинку стула, закрыл глаза ладонью. Лицо его выглядело таким бледным и изможденным, что у меня защемило сердце. Наверное, он всю ночь не сомкнул глаз…
Если подумать, всего за две неполные недели я принесла Джалу столько неприятностей, сколько он не видел, наверное, за века существования в замке.
Мне стало стыдно. Прижимая сопящего Хууба к груди, я молча выскользнула из комнаты, давая себе твердое обещание, что до прибытия каравана больше не заставлю несчастного дракона нервничать.
* * *На улице бушевала гроза. Широкими прозрачными лентами хлестал дождь, забрасывая брызги в открытое окно.
Время от времени хмурое небо, словно войлочную ткань, разрезали кривые ножницы молний.
Забравшись с ногами на кровать и зябко кутаясь в одеяло, я уныло жевала черствую лепешку, бессовестно стряхивая крошки прямо на пол.
На спинке кровати красовались глубокие и неровные, словно оставленные когтями хищника, зарубки.
Со вздохом я принялась ложкой, реквизированной из кухонного шкафа, ковырять очередную отметину — шел восемнадцатый день моего добровольного заключения в драконьем замке. До прибытия каравана, по прогнозам Джалу, оставалось шесть дней, если, конечно, торговцев не задержит в пути разыгравшаяся не на шутку стихия.
Завершив акт вандализма, я, как заправский Плюшкин, спрятала ложку за пазуху и с тоской воззрилась на размытый дождем безрадостный пейзаж: обрывки серых облаков в небе, сполохи молний и редкие черные птицы-грозовницы. Если верить Джалу, они предвещали путникам, не успевшим укрыться от ненастья, мучительную смерть.
После случившегося в башне пожара Джалу безжалостно отлучил меня не только от немногочисленных уцелевших книг, но и от своей сиятельной персоны. Почти все время он проводил в библиотеке — наверное, пытался привести ее в мало-мальски божеский вид. На мое предложение помочь дракон страдальчески закатил глаза и не пустил даже на порог.
Предоставленная сама себе, я вначале скиталась по замку, неприкаянная и одинокая, как Кентервильское привидение. Почти все двери по-прежнему были заперты, на кухне все реже появлялось съестное, и в замке мне не радовалась ни единая живая душа, кроме преданного летучего мыша.
Кстати, теперь он действительно был летучим — носился, как насосавшийся опиума, над моей головой, верещал что-то восторженное, пугая даже своих собратьев. Те сверкали красными возмущенными глазками из темных углов и клекотали ему вслед что-то неодобрительное.
Сообразив, что еще пара часов таких скитаний — и я форменным образом превращусь в бестелесный замковый дух, я заперлась в своей комнате, как монахиня в ските, решив посвятить все нерастраченное внимание и нежность окончательно ошалевшему от такого счастья Хуубу.
Сейчас я намеревалась разыграть партию в шахматы. Разложив клетчатую доску на кровати, я усадила на подушку Хууба в качестве оппонента и стала расставлять шахматные фигурки.
Мышонок немедленно хапнул всадника-меченосца розовой слюнявой пастью, задумчиво пожевал.
— Сударь, вы сразу решили вывести коня? Какой интересный стратегический маневр! — восхитилась я, отнимая у Хууба светло-зеленую фигурку и водружая ее на клетку «F3».
Своего гремлина я привычно вывела на позицию «Е6».
Мой противник медлил с решением, дергая влажным пятачком и наблюдая за мной внимательными, маслено поблескивающими глазками.
Приняв позу роденовского Мыслителя, я изобразила на лице потуги интеллекта.
Внезапно Хууб резким взмахом перепончатого крыла смел весь правый фланг моего шахматного войска, выудил из толпы поваленных фигурок ферзя и вгрызся в него с пугающим остервенением.
— Но позвольте, сударь! — возмутилась я. — Это грязная игра!
Дальше начало твориться полнейшее безобразие. Я пыталась отнять у Хууба незаконный трофей, тот хрюкал, огрызался на мою ладонь, не выпуская из зубов добычу, гигантской черной блохой прыгал по подушке и вообще вел себя, как последний криминальный элемент.
Шахматы рассыпались по доске и окончательно смешались.
Отобрав наконец у зверька обслюнявленную шахматную фигурку, я прижала его к груди и принялась щекотать толстое волосатое брюшко. Хууб не вырывался, блаженно прикрывал глаза пленочкой век, а под конец и вовсе включил свое уютное тарахтенье сломанной стиральной машинки, мурча с такой силой, что, кажется, даже кровать завибрировала.
Я широко зевнула, Морфей подкрался со спины и все норовил сграбастать в крепкие объятия. Я уже почти поддалась на его провокации, когда из сонного оцепенения меня вывело деликатное сухое покашливание.
Я едва не подпрыгнула, обнаружив, что в комнате мы с Хуубом теперь не одни: скрестив когтистые лапки, в позе лотоса прямо напротив меня на кровати восседало ушастое существо в красной тюбетейке с кисточкой и таком же бархатном, расшитом золотом камзоле.
— Давно не виделисс-сь, человеческий детеныш-ш… — сказал замковой, ощерив острые зубы в широкой ухмылке.
— Зазу! — обрадованно воскликнула я. — Какими судьбами? — И добавила, обиженно выпятив нижнюю губу: — Мог бы и раньше наведаться! А то, когда нужно, не дозовешься…
Замковой пожал плечами.
— Я, видиш-шь ли, был занят, девочка. Замковым быть — это тебе не плюш-шки по карманам тырить.
Я смущенно спрятала недожеванную лепешку под одеяло.
— Ну и чем обязана вниманию столь занятой персоны?
Меланхолично потеребив когтистой лапкой ухо, Зазу сощурил круглые желтые глаза:
— Сс-слыашал я, один надоедливый человечиш-шка на днях хозяйс-скую библиотеку едва дотла не сс-спалил…
Я опустила глаза, чувствуя, как стыд жаркой волной заливает щеки.
— Это вышло случайно!
— Ага, — хмыкнул замковой, — язык выучила сс-случайно, книгу открыла сс-случайно, единс-ственное заклинание на ардосском тоже сс-случайно наш-шла. У вас-с, людей, ежели неудача, то даже закономернос-сти сс-случайны. Ну да мой хозяин добрый. А ведь всс-сего пару веков назад и не за такую провинность зас-солил бы в бочке да ел, как закус-сь, на ужин… Да-а, с-сславное было времечко…
Под рубашкой суматошно забегали мурашки. Я поежилась, подумав, что не в первый раз уже слышу о кровожадном прошлом Джалу — сначала от него самого, теперь вот от замкового. И если слова дракона можно воспринять как нарочитую угрозу или даже бахвальство, то замковой, кажется, вполне серьезен — вон как глаза мечтательно жмурит, садист чешуйчатый…
— Так ты меня отчитать пришел? — спросила я хмуро.
Хууб, все это время сопевший у меня за пазухой, завозился и высунул любопытную мордочку.
— Это ш-шшто такое?! — От неожиданности Зазу даже подпрыгнул, как гигантский кузнечик. — Это… мыш-шь арахонс-ская, ш-што ли?
— Она самая! — гордо ответствовала я, успокаивающе поглаживая настороженного зверька по пушистому загривку.
Хууб, сверля гремлина черными пуговками глаз, ощерился и зашипел.
— У… у… уубери! — заикаясь, выпалил Зазу.
Замковой враз растерял всю невозмутимость и теперь медленно отползал к противоположной стороне кровати.