Без семьи (др. перевод)
Я подошел к мальчику и, пока он гладил и ласкал Проказника, смог вблизи рассмотреть его. Вот чудеса: оказалось, что он привязан к доске и потому не может двигаться.
– У тебя есть хозяин, мой милый? – спросила дама.
– Да, но мне придется некоторое время провести без него.
– И долго?
– Два месяца.
– Два месяца? Бедный мальчик! Остаться одному в такие годы и так надолго!
– Ничего не поделаешь, так уж случилось.
– И хозяин, вероятно, велел тебе принести достаточно денег по прошествии этих двух месяцев?
– Нет, он не потребует с меня денег… Мне только нужно зарабатывать столько, чтобы хватило на еду мне, собакам и обезьяне.
– И тебе это удается?
Я нерешительно молчал. Но эта дама казалась мне такой доброй, смотрела на меня так ласково. Почему не сказать ей правды? К чему скрывать ее?
И я рассказал, как Витали посадили в тюрьму за то, что он заступился за меня, и как я, выйдя из Тулузы, не заработал ни одного су.
Артур играл с собаками, но в то же время внимательно слушал мой рассказ.
– Как вы, должно быть, голодны все! – проговорил он.
Услышав знакомое слово, собаки залаяли, а Проказник стал изо всех сил потирать себе живот.
– Ах, мама! – воскликнул Артур.
Его мать поняла, что значило это восклицание, и сказала на незнакомом мне языке несколько слов какой-то женщине, выглянувшей из полуотворенной двери. И через минуту та принесла накрытый столик.
– Садись, дитя мое, – сказала мне дама.
Я не заставил себя просить дважды и, повесив арфу, сел за стол. Собаки окружили меня, а Проказник забрался ко мне на колени.
– Ваши собаки едят хлеб? – спросил Артур.
Едят ли? Я бросил каждой из них по куску, и они жадно съели его.
– А обезьянка? – спросил Артур.
Но Проказник позаботился о себе сам. Пока я кормил собак, он схватил кусок пирога и так набросился на него, что чуть не подавился.
Я тоже живо принялся за еду, но не забывал подбрасывать кусочки и собакам.
– Бедняжка! – сказала дама и налила мне в стакан вина.
Артур лишь пристально смотрел на нас, удивляясь, должно быть, нашему аппетиту.
– А где бы вы обедали сегодня, если бы не встретились с нами? – спросил он.
– Нам, вероятно, вовсе не пришлось бы обедать.
– А завтра?
– А завтра нам, может быть, удастся заработать что-нибудь.
Артур отвернулся от меня и заговорил с матерью все на том же, незнакомом мне языке. Он, по-видимому, просил ее о чем-то.
Поговорив с ней, он снова обернулся ко мне.
– Хотите остаться с нами? – спросил он.
Я смотрел на него молча, до того удивил меня его вопрос.
– Мой сын спрашивает, хочешь ли ты остаться с нами?
– В этой лодке?
– Да. Артур болен. Доктора велели ему лежать неподвижно, и он привязан к доске. Для того, чтобы ему не было скучно, мы ездим в лодке. Ты будешь жить с нами, давать представления для Артура, а когда тебе захочется, ты сыграешь нам что-нибудь на арфе. Таким образом ты сделаешь одолжение нам, а мы со своей стороны будем полезны тебе. Для тебя лучше остаться с нами, чем бродить одному по большим дорогам.
Я был в восторге! Жить в лодке, плавать по воде – какое счастье! Это пришло мне в голову прежде всего, но через минуту я сообразил, как счастливо все устраивается для меня и как великодушна эта дама. Я подошел к ней и поцеловал ей руку.
Это, по-видимому, тронуло ее. Она ласково погладила меня по голове и прошептала:
– Бедный мальчик!
Так как от меня ждали игры на арфе, я решил сейчас же приняться за это и, усевшись на носу лодки, стал перебирать струны.
Дама приложила к губам маленький серебряный свисток. Раздался резкий свист, и я остановился, думая, что ей не понравилась моя игра и она хочет, чтобы я перестал.
– Мама подала знак, чтобы лошади трогались. Мы сейчас поплывем дальше, – объяснил мне Артур.
Лодка закачалась, канат натянулся, и мы медленно поплыли по каналу. Вода пенилась около бортов; деревья, освещенные косыми лучами заходящего солнца, мелькали мимо нас.
– Не хотите ли поиграть? – спросил Артур.
И, подозвав к себе мать, он взял ее за руку и не выпускал из своей ладони все время, пока я играл разные пьесы, которым выучил меня Витали.
Глава XI
Мой первый друг
Мать Артура, англичанка, была вдовой. Ее звали госпожой Миллиган. Сначала я думал, что Артур ее единственный сын, но потом узнал, что у нее был и другой, старший, который как-то таинственно исчез и, несмотря на все поиски, его не могли найти. Госпожа Миллиган была в это время опасно больна, а когда она выздоровела, ей сообщили, что муж ее умер, а ребенок пропал. Брат ее мужа, Джеймс Миллиган, долго разыскивал мальчика, но безуспешно. Впрочем, он вряд ли был заинтересован в том, чтобы племянник нашелся: за неимением прямого наследника все состояние брата должно было перейти к нему.
Но получить наследство ему не удалось, потому что через полгода после смерти мужа у госпожи Миллиган родился второй сын, Артур. Но это был слабый, болезненный ребенок, и доктора говорили, что он едва ли выживет. А после его смерти наследство переходило к Джеймсу Миллигану. Таким образом, у того все-таки оставалась надежда: нужно было только подождать смерти мальчика. И он ждал.
Однако предсказания докторов не сбылись: Артур не умер. Благодаря заботам матери он остался жив. Но он постоянно хворал и перенес несколько тяжелых болезней. В последнее время у него начались мучительные боли в бедре. Доктора прописали ему серные ванны и долго лечили, но безуспешно. Тогда они посоветовали привязать мальчика к доске, чтобы он лежал совершенно неподвижно и не мог шевелиться.
Артуру было бы очень скучно постоянно оставаться в комнате и не бывать на открытом воздухе, поэтому госпожа Миллиган наняла в Бордо лодку, на которой они и стали плавать из одной местности в другую.
На этой лодке – «Лебеде» – помещался целый дом, состоявший из спальни, гостиной, веранды и кухни. Артур проводил целые дни в гостиной или на веранде. Ему стоило только открыть глаза, и красивые виды проносились мимо него.
Мне отвели крошечную, но прехорошенькую каюту. Вся ее меблировка состояла из постели и маленького комода с двумя ящиками для белья и платья. К стене были приделаны две доски – их можно было опускать, и тогда они превращались в стол и стул. Пол был покрыт красивой клеенкой.
Раздевшись, я с наслаждением растянулся на постели. Как приятно было лежать на тонкой простыне под легким одеялом! У матушки Барберен простыни были из толстого, грубого холста, а с Витали мы спали и совсем без простыней, прямо на соломе или на сене.
Я проснулся рано и пошел проведать моих артистов. Они спокойно спали. Услышав мои шаги, собаки проснулись и подбежали поздороваться со мной. Проказник, хоть глаза у него и были полуоткрыты, не встал, а, напротив, принялся храпеть.
Я понял, что это значило. Проказник был очень обидчив, часто сердился и всегда долго дулся. На этот раз он обиделся на то, что я не взял его спать к себе в комнату, а потому не пожелал здороваться со мной и притворился спящим. Я взял его на руки и стал ласкать. Сначала он продолжал дуться, но потом смилостивился и помирился со мной.
Человек, стоявший накануне у руля, уже встал и мел палубу. По моей просьбе он перекинул доску на берег, и я с моей труппой отправился гулять.
Я бегал, играл с собаками, перепрыгивал через канавы, карабкался на деревья, и время пролетело незаметно. Когда мы вернулись, лошади были запряжены, и через несколько минут мы тронулись в путь.
Как приятно было плыть на лодке! Я завороженно смотрел на освещенные солнцем высокие тополя, смотрел на воду, то черную, как будто у нее не было дна, то такую прозрачную, что можно было различить камешки на дне.
Я стоял, задумавшись, как вдруг услышал, что меня зовут. Я обернулся и увидел Артура, которого принесли на доске; мать стояла около него.
– Хорошо ли вы спали? – спросил Артур.