Ровесники. Герой асфальта (СИ)

- Очень больно, да? – Голос Павлецкого, полный всепоглощающего сострадания и вины, стал чуть ближе. Я с удивлением обнаружила его присутствие рядом и наконец-то рискнула открыть глаза. Склонившееся надо мной лицо было очень симпатичным и с первого взгляда подкупало своей честностью. Оно понравилось мне настолько, что в голове моей сама собой взметнулась паническая мысль: «У меня вся краска потекла! Я сейчас на клоуна похожа! Вот позор-то, господи, вот позор! Он сейчас со смеху помрёт, глядя на мою физиономию! Вырядилась, дура…Впечатление хотела произвести…Первый день в школе, как же…Вот тебе и пожалуйста…Произвела…»
 Павлецкий, между тем, помирать со смеху даже не собирался, напротив, в добрых карих глазах его по-прежнему читалось искреннее участие. Он, казалось, сам готов был заплакать, только бы искупить свой грех. И мне совсем неожиданно стало жаль этого парня. В конце концов, после той моральной взбучки, которую мне пришлось услышать только что, он сам чувствовал себя не многим лучше.
- Ничего. – Повторила я мягче, пытаясь выдавить из себя хотя бы некое подобие улыбки. – Сейчас пройдёт…
- Может, что-нибудь холодное приложить? – Предложил Павлецкий на полном серьёзе.
- Что, например? Транспортир? – Боль слегка приутихла, и я даже решила поиронизировать, дабы разрядить обстановку. У меня это получилось – парень улыбнулся всё ещё напряжённо, но очень тепло и открыто.
- Почему транспортир?
- А что ещё? Медных пятаков сейчас не выпускают, кажется…
- А…Ну да, верно…Ну, тогда может и так всё нормально будет?
 Ему до безумия хотелось, чтобы всё было нормально, и я не смогла его разочаровать – приложив все усилия, скорчила убедительную гримасу.
- Может и будет.
 Вот и напряжения – как не бывало. Парень понял, что прощён окончательно и, с облегчением вздохнув, вручил мне мой пакет.
- Держи.
- Спасибо.
- Да, кстати, а кто ты такая? Почему я тебя впервые вижу?
- Потому что я здесь как раз впервые.
- Новенькая? – Мгновенно просёк парень. – А откуда?
- Из Твери.
- Круто. А класс какой?
- Не знаю. Сейчас вот иду к директору, чтобы узнать.
- Да нет, я имею в виду, класс какой по счёту?
- Десятый.
- У-ау! – Он чему-то необыкновенно обрадовался, даже на месте в восторге подскочил. – В нашем полку прибыло! А в какой ты дом въехала?
- В десятый «А». Улица Беляева.
- Да улица у нас тут одна на весь городок. А десятый «А», кстати, в моей стороне. Здорово! И давно переехали?
- Позавчера.
- Никого ещё тут не знаешь?
- Да нет, не успела ещё познакомиться.
- Ну, тогда я первый твой знакомый. Меня Виталик зовут. А тебя?
- Ксения. – Как всегда в таких случаях, я осознанно исправила своё настоящее редкое имя на более удобное и, по моему мнению, более благозвучное. Это с годами вошло в привычку.
- Очень приятно. Добро пожаловать на Бахчу!
 Как я и полагала, местные ребята своё захолустье обожали. Мне всё больше и больше нравился этот общительный парень. Он как будто почувствовал моё страстное желание поскорее освоиться в новой школе и изо всех потянулся мне навстречу. Настроение моё значительно улучшилось, и даже лоб почти перестал болеть. Вместе с благодарностью во мне проснулось и непонятное сострадание, едва лишь вспомнился истеричный фальцет Маргариты Ивановны.
- Злая у вас директриса? – Полюбопытствовала я у Виталика. Тот пожал плечами:
- Нет, почему?.. Нормальная. Ты иди, кстати, к ней сейчас. Узнай, в какой класс тебя определили, а я тут подожду на всякий случай.
 Виталик улыбнулся мне ободряюще, и я, уже не волнуясь, вошла в кабинет. Странно, но все директорские кабинеты в школах почему-то ничем особенным друг от друга не отличаются. Та же стерильная чистота, почти такой же белый тюль на окнах, тяжёлые шторы – только здесь зелёные, а у Бориса Георгиевича, кажется, были бордовые. У самого окна – полированный дубовый стол, за которым восседала Маргарита Ивановна собственной персоной. От изумления я даже поздороваться в первую минуту позабыла. Кто бы мог подумать, что тот высокий, нежный голосок, который я слышала, стоя в коридоре, принадлежит тучной, грузной женщине лет шестидесяти, с грубыми, резкими чертами лица!
 Мне вдруг стало так смешно, что я с трудом сдержалась, чтобы этого не показать. Маргарита Ивановна оторвалась от своих бумажных дел, посмотрела на меня вполне приветливо:
- Доброе утро.
- Здрасьте. – Запоздало поздоровалась я и почти совсем уверенно шагнула к столу. – Я – Аксинья Кондрашова.
- А-а…- Перебив меня на полуслове, директриса расплылась в ласковой, совершенно материнской улыбке. – Знаю, знаю, Ксюшенька. Пришла, значит?
 Идиотский вопрос в устах образованного человека! Можно подумать, что я могла взять – и не прийти! Но она и в самом деле душка. Правда, с этими очаровательными усиками над губой больше похожа на доброго дяденьку, но это не суть важно. Чем же так рассердил её милейший и компанейский Виталик Павлецкий? Обязательно поинтересуюсь.
- Ты у нас зачислена в десятый «Б». – Сообщила между тем Маргарита Ивановна. – Посмотри по расписанию в раздевалке, какой у них сейчас урок. Найдёшь раздевалку или тебя проводить?
 Я представила квадратную, мужеподобную директрису в качестве своего проводника и снова едва не рассмеялась. Гид у меня, к счастью, уже был – с ним я не боялась заблудиться в новой школе.
- Спасибо, я сама найду. – Ответила я, и Маргарита Ивановна с теплотой в своём трепетном голосочке пожелала мне успехов в учёбе. Честное слово, она просто прелесть! Её и разозлить-то, наверное, крайне сложно.
 Виталик терпеливо ждал меня, устроившись на карнизе огромного, во всю стену окна напротив кабинета директора. Когда я подошла, он резво вскочил, едва не приплясывая от волнения:
- Ну что, какой?!
- Десятый «Б».
- И-йес!!! –Радостно взвыл мой новый знакомый и в порыве ликования, не удержавшись, обнял меня за плечи. – Вперёд, одноклассница! На физкультуру! Сейчас звонок прозвенит, а нам ещё форму одевать!
 Он быстро зашагал по коридору, и я заторопилась следом.
- Подожди, мне же ещё учебники надо получить!
- На следующей перемене получишь, сейчас они тебе всё равно не понадобятся.
- А директриса у вас и правда добрая!
- Я же говорил!
- А чего это она на тебя так орала?
- Да ну на фиг! Ерунда! Ей Канарейка житья не даёт, а я всегда крайним оказываюсь!
- Какая канарейка?
- Не какая, а какой! Тебе ещё предстоит с ним познакомиться.
- А что он натворил?
- Да я же говорю – ерунда. Стулья в кабинете географии клеем вымазал.
- Да ты что?! – Больше всего меня поразил беспечный тон Виталика. Как буднично он говорил о том, из-за чего у нас в школе давно бы уже светопреставление началось!
- Зачем он это сделал?
- Чтобы меня не спросили. Я вчера выучить не успел.
 Весёленькая школа…Скучать мне тут, видно, не придётся. Не удивительно, почему добрейшая директриса так визгливо кричала сейчас на Виталика. Подобного хулиганства и наш флегматичный Борис Георгиевич не смог бы спокойно стерпеть.
- А ты что, ему помогал? Чего она тебя ругает?
- Я? Не помогал. Ещё чего не хватало. – Павлецкий весьма охотно отвечал на мои расспросы. –Я бы вообще ему помешал, если бы в курсе был, но мне кажется, он до уроков это сделал, когда класс пустой был.
- Так с чего вообще тогда известно, что это он?
 Виталик чуть сбавил шаг, глянул на меня сверху вниз как на неразумное дитя, которому нужно разжёвывать самые элементарные вещи.
- В НАШЕЙ школе никто, кроме Канарейки, на такое варварство в принципе не способен.
 Мы дошли до раздевалки. Их, естественно, было тут две – для ребят и для девчонок. Межу дверьми мы и остановились. Виталику явно не хотелось так быстро со мной расставаться – если было бы возможно, он, пожалуй, вошёл бы в раздевалку вместе со мной и официально представил всем своим одноклассницам. Нет, вы только подумайте, что за славный мальчик! Мне, конечно, к вниманию ребят не привыкать, но там, в старой школе, я воспринимала это вполне естественно и без особого волнения. Сейчас же, наверное, просто сказалась перемена обстановки, иначе я бы не поддалась так легко этой, внезапно нахлынувшей растерянности.