Полуночная девушка

– Дались тебе эти волны. С языка не сходят. – Эхо устроилась на кушетке поудобнее и поставила ноги на старинный сундук из кедра, служивший Птере столиком. Как и вся остальная мебель в комнате, он был непарный.
Птера, поцокав языком, шлепнула Эхо по ноге.
– Тебе все шуточки.
– Вовсе не все, – парировала Эхо. – Кстати, у людей вроде бы тоже есть сказка про жар-птицу. Кажется, я что-то такое читала в какой-то книге про русский фольклор.
– В каждой сказке есть доля правды, – ответила Птера. – Говорят, найти жар-птицу – и к добру, и к худу. И убери ноги со стола.
– Нравятся мне такие двусмысленные в моральном отношении сюжеты. – Эхо опустила ноги на пол. – Ну ладно, допустим, эта самая жар-птица действительно существует. И мне ее надо найти и украсть, верно?
Птера покачала головой, окинула глазами комнату и остановила взгляд на темном ореховом буфете, так плотно уставленном свечками всех форм и размеров, что света от них было, как от большого костра.
– Не все так просто.
– А когда было просто?
– Ну сама подумай. Как найти то – не знаю что? В Древней Птерии это слово обозначало предмет поисков, награду, с помощью которой герой преодолеет все трудности и наголову разобьет врагов. Мы знаем, где искать, но не знаем, что именно. – Птера вздохнула. – Надо мне поработать с картой. Она старая. Мир очень сильно изменился с тех пор, как ее начертили.
– Я могу тебе чем-то помочь? – поинтересовалась Эхо. «Пожалуйста, откажись», – взмолилась она. Нет, она очень любила Птеру, что правда, то правда, но были у Эхо и такие маленькие слабости, как еда и сон.
– Нет, – ответила Птера, не отрывая глаз от карты. – Пока ничем. Только никому не рассказывай. Я не хочу, чтобы генерал узнал о том, что карта у меня.
– Альтаир? – удивилась Эхо. – Он же, если я правильно помню, входит вместе с тобой в Совет, но при чем тут вообще Альтаир?
Птера поджала губы и раздраженно вздохнула.
– Скажем так: некоторое время тому назад Альтаир заинтересовался жар-птицей. Причем он искренне верит в то, что она существует, и вот уже сотню лет посвятил поискам. Постепенно ему удалось убедить в ее существовании не только остальных членов Совета, но и самых отъявленных скептиков. Так что сотню лет назад или около того все проголосовали за то, что при необходимости можно будет развязать военные действия, если поиски того потребуют.
– Надо же, Альтаир командует армией, но и ему, чтобы чего-то добиться, приходится проводить голосования, – заметила Эхо. – И как ему это удалось провернуть? Не могу себе представить, чтобы члены Совета, которые обычно занимаются вопросами жилья и продовольствия, вдруг оказались в эпицентре военных интриг.
Птера нахмурилась.
– Пятеро из шести советников проголосовали за то, что нужно отправить на поиски жар-птицы тайного агента. И только я высказалась против.
– Но почему? – удивилась Эхо. – Что плохого, если он найдет жар-птицу?
– Да дело-то не в этом, – раздраженно бросила Птера. – Я не считала и не считаю, что поисками должен ведать именно Альтаир. Птерией управляет Совет, но Альтаиру обычно удается всех убедить в своей правоте. И я боюсь, что в его руках жар-птица может стать оружием массового уничтожения. Я надеюсь, что в один прекрасный день вражда закончится, но миром, а не гибелью врагов и друзей. – Она указала на карту. – Эта карта похожа на ту, которая вот уже сотню лет хранится у Альтаира. И, насколько мне известно, именно тут, – Птера ткнула в координаты у Японии, – оборвался след жар-птицы. Здесь мы потеряли связь с нашим агентом, и Совет вскоре охладел к поискам. С тех самых пор Альтаир тайком засылает туда шпионов, и мне хотелось бы найти жар-птицу до того, как это сделает он. Нельзя ему давать такую власть. Боюсь, это кончится плачевно для нас всех.
Эхо кивнула. Птера всегда была с ней откровенна, но никогда прежде она не рассказывала столько о закулисной стороне деятельности Совета.
– Ладно, буду держать рот на замке. А если он тебя спросит, ты ведь можешь его просто послать к черту?
Птера вздохнула.
– Увы, моя дорогая, не получится. Мы с Альтаиром члены Совета, а значит, наше слово имеет равный вес.
– Но если он такой засранец, его слово, по идее, должно этот вес утратить? – возразила Эхо.
Птера поцокала языком, но по выражению ее обычно непроницаемого черного лица было заметно, что она прячет улыбку.
– Это если бы у нас была диктатура, как у дракхаров.
– Из тебя, кстати, получился бы отличный диктатор, добрый и великодушный, – заметила Эхо. – По крайней мере на несколько лет. А потом в тебе бы проснулся Сталин. – Эхо проглотила последний кусочек печенья. – Власть развращает.
– Я признательна тебе за откровенность, – ответила Птера, – но была бы еще более признательна, если бы ты хоть немного помолчала, пока я пытаюсь разобраться в этих координатах. Я же тебе сказала: шифр старинный, и чтобы его понять, нужно время. Однако, если повезет, он приведет нас к жар-птице, кем бы она ни была и где бы ни находилась. – Птера указала рукой на дверь. – Иди, поиграй с друзьями.
Эхо поднялась с кушетки.
– Вот спасибо.
– Пожалуйста, – рассеянно откликнулась Птера, рассматривая каракули на карте.
Эхо перебросила рюкзак через плечо и направилась к двери. Взявшись за ручку, обернулась и посмотрела на Птеру, склонившуюся над картой.
– Птера!
Та что-то промычала в ответ, но не оглянулась.
Эхо постучала пальцами по ручке двери. Одна сорока – к скорби, две – к смеху и веселью.
– Как можно найти то – не знаю что?
Птера оторвала глаза от карты и, моргая, уставилась на Эхо, как будто вынырнула со дна бассейна. Наконец она заговорила, но голос ее звучал отстраненно, так, словно мысли ее витают где-то далеко:
– Да как обычно. Увидишь – поймешь. И не рассказывай никому.
 
Глава пятая
 
Эхо вышла за дверь, но не успела ступить и двух шагов, как ее тут же окружила стайка птерят. С тем же успехом их могли воспитывать волки: старшие птератусы, похоже, совсем не занимались малышней. Сорванцы облепили Эхо, обхватили за ноги, наперебой стараясь привлечь к себе внимание. Мягкие перышки на их ручках и головках переливались всеми цветами радуги. Лазурные, как у синешеек, ярко-красные, как у виргинских кардиналов, и даже нежно-розовые, как у фламинго. И каждый птереныш пытался перекричать остальных:
– Эхо, Эхо!
– А что ты нам принесла?
– …конфетки, ты обещала конфетки, в прошлый раз их не было…
– Эхо, Флинт меня толкнул, а я его дернула за перья, а он…
– Тише, тише! – расхохоталась Эхо. – Конфетки принесла. – Стайка радостно загомонила. – Флинт, нельзя толкаться, если тебе нравится Дейзи, ты лучше ей об этом скажи. – Крошечный птереныш с красным оперением недовольно заворчал. – Дейзи, солнышко, если тебя ударили, дай сдачи, как я тебя учила.
Эхо выудила из рюкзака бумажный кулек с разноцветными леденцами.
– Вот, держите, сорванцы. – Она бросила кулек малышне. – Слопайте все сразу, пусть у вас животы заболят. Может, тогда вы поймете, что объедаться сладостями вредно. Мелочь пузатая.
Из арочного прохода, ведущего вглубь Гнезда, послышался тихий смех. Эхо заметила знакомые белые перья и угольно-черные глаза голубки и расплылась в широкой улыбке.
– Приветствую тебя, – Эхо отвесила шутливый поклон, – сестричка из другого яичка.
– Приветствую тебя, Эхо, королева сироток. – Айви сделала реверанс. Они были неразлучны с детства, с тех самых пор, когда Эхо впервые попала в Гнездо и они с Айви подружились так, как могут подружиться только семилетки. Айви махнула Дейзи, которая отпихнула Флинта, помахала в ответ и улыбнулась, зажав в зубах кусок ярко-розового леденца. – Ты для них как Оливер Твист.
Эхо высвободилась из стайки детей, которые утратили к ней интерес, едва она отдала им конфеты, подбежала к Айви и взяла ее за руку.
– Мне всегда казалось, что я скорее Ловкий Плут. [2]