Олег Рязанский

– Да. Обещание было, но услуги не было. Не могу я за одно лишь стояние возле Москвы отдать тебе мою Лопасню?
– Изначально Лопасня чьей была? Рязанской. А прадед твой князь Даниил воспользовался случаем и примкнул Лопасню к себе!
– Я не несу ответственность за то, что произошло 150 лет назад! Лопасня досталась мне в наследство и я могу подтвердить это, если ты, Ольг Иваныч, не возражаешь?
Олег Рязанский не возражал и хозяин распорядился позвать из подполья-хранилища человека с бумагами, касаемыми описаний земель московских.
Князья не успели и раза чихнуть, как подпольный человек предстал перед ними. Нашел, что нужно, откашлялся:
– В год 1263, когда безвременно почил доблестный князь Александр Ярославич, прозванный Невским, его сыну Даниилу в удельное владение отошел окраинный угол владимиро-суздальского княжения…
– Пропусти, – перебил князь московский, – и читай касаемое Лопасни.
– Согласно записи в духовной грамоте Ивана Калиты от 1339 года, Лопасня в числе двадцати других населенных мест отошла его сыну, а по следующей грамоте, все те владения с упоминанием Лопасни переписаны на имя ныне правящего князя московского Дмитрия Ивановича в совокупности с другим ценным имуществом: двумя иконами, двумя цепями золотыми, золотым же поясом, сплошь усыпанным драгоценными каменьями, саблей, обвязью и серьгой золотой с жемчугом, наподобие той, что висела в ухе киевского князя Святослава – сына Игоря, внука Рюрика, вкупе с коробкой сердоликовой, золотом окованной, из которой пил, веселясь, Август Кесарь, император римский. А византийский император Константин Мономах, отправил ту чашу сердоликовую как свадебный дар нашему Володимеру Мономаху вместе с шапкой мономаховой, цепями ошейными, обвязью…
Дверь трапезной скрипнула, приотворилась… Это прискакал на прутике Василек, первый сынок Дмитрия Ивановича, зимородок.
– Шустряк, – умилился отец, – вырастет, великим князем станет!
В левой руке наследника нитяные поводья от лошадки-прутика, в правой – деревянная сабелька. Воспитанник не сердобольных нянек, которые только и делают, что сопли дитю подтирают, а настоящих мужчин. Дядьки веников не вяжут, у них все строго, по часам, по команде, по расписанию: направо – на оправку, налево – вприпрыжку на кормление, ну, и так далее…
Олег Рязанский одарил скакуна на палочке гостевым пряником, а отец погладил по головке, стараясь не замечать укоризненного взгляда дядьки-воспитателя.
– Подрастет сынок и за твою дочку его отдам, если ты, Олег Иваныч, возражать не станешь.
– А Лопасню впридачу отдашь? – усмехнулся гость.
– Олег Иваныч, ты никак позабыл, что приданое с испокон веков с невесты берут?
– Надеюсь, и ты помнишь о дарах со стороны жениха: за смотрины, за сговор, за содержание невесты до дня свадьбы. Не мною подсчитано, но за время пребывания ее в доме родительском она съест две бочки репы с капустой, по бочке грибов соленых и моченых яблок, пяток овечек, сорок кур, яиц без счета, рыбы всяческой… Сколь киселя употребит овсяного и горохового, твердых как студень! А сколько обуви износит и душегреек, и платков с подпоясками…
– Не грех вспомнить и о тратах жениховых родителей: на сватанье, на рукобитье, на пропитие сыночка матерью, за выкуп невесты, за вывоз ее из дома родительского…
– Не позабудь и о свадебном подарке будущему зятю от тестя! Припомни, какой отменный пояс с золотыми цепями ты получил от своего тестя князя суздальского через самого почетного гостя – тысяцкого. Пояс-то не просто опояска, а лицо князя!
И рассмеялись оба, до свадьбы как до Луны, а они…
– Что касается Лопасни, – снова завел свою песню Олег Рязанский, – то посул, как и долг, платежем красен.
– Олег Иваныч, ну, почему мы о какой-то речонке такой длинный разговор ведем?
– Не обижай реку, Дмитрий Иваныч! Лопасня с притоками Никажель, Челвенкой, Люторкой да Елинкой – река величественная, полноводная, судопроходная, многорыбная: лещики-подлещики, щуки-окуни да иже с ними водяной. Крепостица на берегу. Пусть и бревенчатая, но дубы в два обхвата. По округе маслята-опята, опять же ягода разная: полевика, земляника, брусника, водяника, дурника, голубика, черника, красника, княженика… Бобры-зубры, лисицы-куницы… Брод удобный через Оку при устье Лопасни, а с Лопасни дороги торные хоть в твой Серпухов, хоть в мою Тулу.
– Тула, Ольг Иваныч, насколько известно мне, не твоя, а владение хатун Тайдулы, супруги покойного Джанибек-хана.
– Чьей бы Тула ни была, а только при ней мой караул стоит, скачи от Тулы хоть на Дон, хоть на Волгу. Однако, вернемся к разговору о Лопасне…
– Оставь в покое мою Лопасню; что ты к ней прицепился?
– Вот как, – дернул себя за ус Олег Рязанский, – Где твоя честь, Дмитрий Иваныч, где слово княжье?
Разговор зашел в тупик. Одному бы опомниться, другому в чем-то поступиться…
От слов до оружия путь короткий. Разозлился князь рязанский, собрал рать и взял Лопасню! Изгоном, без предупреждения!
Словом не убьешь и комара. Московский князь озлился тоже и с акцией возмездия отправил на Олега Рязанского свое войско. Сражение состоялось на поле бранном, под Скорнищевом неподалеку от стольного града князя рязанского. Кое-как замирились, но Лопасня так и осталась камнем преткновения меж ними… Кто прав? Время рассудит.
 
Эпизод 2
 
Ничто не исчезает бесследно
 
1374 год
Москва. Кремль. Палаты княжьи. В трапезной стол на двадцать трапезников, не менее, а в хмури и одиночестве сидит только один – III Дмитрий Иванович, князь московский. Не то государственными делами озабочен, не то семейными. Бывает, что их друг от друга и отличить трудно. Рождение сына что это? Семейное дело или государственное? А с потолка на стол что-то капает… Размеренно, безостановочно. Если крыша прохудилась и каплет в результате дождя, то понятно. Но дождя не было уже с неделю и для выяснения причины князь кликнул служителя.
Тот вошел в легкой дремоте и телогрее нараспашку. Подставил под капель ладонь, принюхался. Дотерпел, пока в ладони скопилась лужица, опробовал, усы вытер:
– Верь, не верь, Дмитрий Иваныч, а каплет с потолка мед хмельной… – и снова ладонь подставляет, а в нее уже не одиночные капельки устремляются, а струйкой!
Дмитрий Иванович подставил под ручеек жбан, велел позвать дознавателя.
Тем временем в трапезную потянулись должностные лица поглядеть на диво дивное и князь этому не препятствовал, выражая народолюбие. Людское любопытство понять можно. Когда мироточит икона – чудно, но понятно. Но когда с потолка сам по себе льется хмельной мед – чудно, но непонятно!
Первым любопытствующим был посланец от московского тысяцкого Василия Вельяминова, якобы, по делу безотлагательному, а именно: ежели завтра приспичит играть сбор народного ополчения, то с каждого двора вместо одного воина в боевой готовности придет всего по пол-воина! Затем ввалились дядьки – воспитатели малолетнего княжича с жалобой на отсутствие у княжича прилежания в счете на трех палочках! Бухнулся в ноги налоговый крючкотвор, уверяя, что мзды не брал и на него возведен зряшный поклеп, и каждый между делом макал в жбан палец, оценивая на вкус не можжевеловый ли хмельной напиток, не черемховый ли, столь крепкий, что им можно упиться до смерти, сборный, донниковый или паточный, вареный или вешний, гречишный или горчишный, падевый, приварной, молодой, старый, стоячий, крупчатый, боярский, княжий, ангельский…
Наконец появился дознаватель Щур. В кафтане укороченном, в сапогах выше колен, с увеличительным третьим глазом. Перво-наперво удалил всех лишних из трапезной и в сопровождении стольника, виночерпия и князя московского полез на чердак. Где на одной половине сохли трофеи охотничьи, на другой – пух с перьями для перин княжеских, а возле оконца чердачного лежал на пузе бочоночек, из которого текла-вытекала веселая медовуха!