Маршал Язов (роковой август 91-го)
Язов не был бы Язовым, если бы тут же не предложил пути решения кадровых вопросов. Характерно, что акцент он сделал на гласность и демократизм, не очень «модных» тогда в Вооруженных Силах. Он предложил создать постоянно действующие аттестационные комиссии, на предварительной стадии решения привлекать к рассмотрению кандидатур максимально широкий круг лиц. Начальник ГУКа предложил оценивать кадры по их отношению к перестройке, по реальным результатам в ее осуществлении. Вряд ли все это понравилось тогдашним членам Коллегии.
Деятельность Дмитрия Тимофеевича на посту главы кадровых структур военного ведомства была известна М. С. Горбачеву, и не только из официальных источников, но и от своего младшего брата, работавшего в Главном управлении кадров МО СССР на скромной должности, в звании подполковника. Эта деятельность импонировала политическому лидеру страны, в Язове он видел своего единомышленника.
Тринадцатый министр обороны СССР
…Тяжело поднялся из кресла, вновь стал мерить шагами кабинет. Как же так, ведь не врали доклады: рейтинг Горбачева действительно давно упал, о неспособности Президента остановить нарастание кризисных процессов в обществе говорили и с парламентской трибуны, и в очередях за самым необходимым. Так почему же не поддержали их — членов ГКЧП, попытавшихся осуществить то, что у всех было на языке? Почему? Почему пошли за Ельциным? В подсознании вертелась мысль, что на защиту Белого дома встали прежде всего представители нарождающегося класса предпринимателей, те, кому «засветила» легкая жизнь, большие деньги. Но только ли в этом дело?
Присел за стол, подвинув лист бумаги, попробовал набросать несколько мыслей. Может, плохо объяснили свои цели людям, и те не уловили существенной разницы между прежней линией Горбачева и курсом нового руководства? А может, народ, не желающий Горбачева, не хочет видеть в качестве «рулевых» и Янаева, Павлова?.. И его, Язова?..
В раздражении смял лист, швырнул его в корзину. Интуиция, беспокоившая накануне «акции», его не подвела. Все последние перед 19 августа дни, а особенно ночи — мучили сомнения. Днем проще — захватывала текучка. Вечером, вернувшись домой, стремился шутками приободрить искалеченную в недавней автомобильной катастрофе Эмму Евгеньевну, за ужином обменивался с женой житейскими проблемами. Просмотрев вечерние газеты, отправлялся спать.
И здесь начиналось самое неприятное. Сон не шел. В голову лезли тревожные мысли. Думал ли, допускал ли, что когда-нибудь придет такое время, что он, министр обороны, выступит против своего Верховного Главнокомандующего, политика, бездействие которого все больше и больше заводило страну в тупик?
Если бы ему нечто подобное сказали в 1987 году, он бы счел это за злую шутку. Тот год был его годом, и гороскоп благоволил к нему. Он стал министром обороны, правда… тринадцатым по счету в 70-летней советской истории. «Несчастливое» число оказалось в конце концов роковым…
* * *Вероятно, мало кто из неизбалованных тогда гласностью советских людей сразу обратил внимание на сообщение ТАСС, появившееся в газетах 30 мая 1987 года. Вытесненная с первых полос огромным снимком советской делегации, участвовавшей в берлинском совещании Политического консультативного комитета государств — участников Варшавского Договора (в нее входил и министр обороны С. Л. Соколов), и текстами принятых там документов, «тассовка» была набрана мелким шрифтом и состояла всего из нескольких десятков слов. Как выяснилось позднее, ее размеры явно не соответствовали тем огромным последствиям, которые вызвала содержавшаяся там информация: «28 мая 1987 г. днем в районе города Кохтла-Ярве воздушное пространство Советского Союза нарушил легкомоторный спортивный самолет, пилотируемый гражданином ФРГ М. Рустом.
Полет самолета над территорией СССР не был пресечен, и он совершил посадку в Москве.
По данному факту компетентными органами ведется расследование».
Информация и впрямь была огромной разрушительной силы. Советские люди не без основания восприняли несанкционированный перелет Руста как пощечину национальному достоинству. Можно было тысячу раз говорить о Матиасе Русте как воздушном хулигане, квалифицировать его поступок как тщательно спланированную антисоветскую акцию. Но уйти от ответа, почему дали осуществить эту акцию, куда, проще говоря, смотрели отвечающие за противовоздушную оборону страны и облеченные высоким доверием люди — было невозможно.
Отвечать надлежало первым лицам — именно так встал вопрос на заседании политбюро ЦК КПСС 30 мая. Из информации ТАСС советские люди узнали немногое. За халатность и неорганизованность в пресечении полета самолета-нарушителя, отсутствие должного контроля за действиями Войск ПВО от должности главнокомандующего был освобожден Главный маршал авиации А. И. Колдунов. «Принято решение об укреплении руководства Министерства обороны СССР», — говорилось далее в информации. Эта короткая фраза, ничего конкретно не говорившая непосвященным, как оказалось, означала для Д. Т. Язова подъем на самую верхнюю ступеньку в военной иерархии.
Когда, пожелав успехов восточным немцам в социалистическом строительстве и поклявшись в вечной дружбе с ГДР, М. С. Горбачев вернулся в Москву и назначил то самое заседание Политбюро, Министром обороны было поручено начальнику Главного управления кадров подготовить справки и характеристики на генералов и офицеров, виновных в беспрепятственном пролете «Цессны-172», а также на возможных преемников для замены руководящего состава войск ПВО. К вечеру 29 мая все необходимые материалы были готовы, в 21.30 Д. Т. Язов убыл домой. Однако ночью ему передали, что нужно позвонить по «кремлевке» Министру обороны СССР. На квартире правительственного аппарата не было, и Д. Т. Язов в 3 часа ночи прибыл в служебный кабинет. Маршал С. Л. Соколов был на работе, готовился к заседанию Политбюро. У него в кабинете находился начальник Генерального штаба маршал С. Ф. Ахромеев. Именно он сообщил Д. Т. Язову, что его приглашают на заседание Политбюро ЦК КПСС. «На всякий случай имей данные на должностных лиц главкомата ПВО», — добавил Сергей Федорович. Д. Т. Язов коротко ответил: «Есть» и принялся за изучение подготовленных ему документов.
Заседание Политбюро было назначено в Кремле на 10.00 утра. Военные деловито развешивали схемы, карты. Маршал С. Л. Соколов, министр обороны и кандидат в члены Политбюро ЦК, давал указания, куда что повесить. В приемной находились начальник Генерального штаба маршал С. Ф. Ахромеев, первые заместители министра обороны маршал В. Г. Куликов и генерал армии П. Г. Лушев, начальник ГлавПУРа генерал армии А. Д. Лизичев, заместители министра обороны: по вооружению — генерал армии В. М. Шабанов, по кадрам — генерал армии Д. Т. Язов. Естественно, здесь же был главком войск ПВО Главный маршал авиации А. И. Колдунов с группой генералов.
Почти все военачальники прибыли на заседание Политбюро с тяжелыми папками и напряженно изучали справочные материалы, подготовленные в течение ночи подчиненными. Исключение составлял лишь заместитель министра обороны по кадрам: оставив на столе небольшую служебную папку> он лишь изредка доставал из кармана записную книжку и заглядывал в нее на минуту-другую. В его поведении чувствовалась какая-то напряженность, да и держался он несколько особняком от других замов. Знал или нет генерал армии о предстоящем назначении — ответить может лишь он сам. Но то, что присутствующие в Приемной Генерального секретаря ЦК КПСС, в том числе и другие заместители министра обороны, об этом даже не подозревали — это однозначно.
Что ожидали от заседания Политбюро? Естественно, критики в адрес Министерства обороны, точнее не всего Министерства, а руководства войск ПВО и, возможно, Генерального штаба. С. Л. Соколов как кандидат в члены Политбюро от зубодробительной критики был, казалось, гарантирован: хулить своих принародно в тот период не полагалось. Предполагая даже самое худшее, поговаривали о возможности снятия с должности главкома Войск ПВО. Но, чтобы освободить от должности министра обороны, такого со времен Г. К. Жукова не было, хотя не менее тяжкие ЧП случались и раньше.