Страна грез

Незаметно Сейдж тронула себя за шею. Запустив руку за ворот свитера, она кончиками пальцев ощутила свое двустороннее ожерелье. В этих камешках и костях была любовь. Во всех ювелирных изделиях, которые делала ее мать, была сила. Она говорила, что не знает, почему так происходит, но отрицать этого не могла. Мама всегда учила ее не скромничать напоказ. Если у тебя есть дар, то не стоит прятать его, притворяться, что его не существует. И еще мать говорила ей, что в этом ожерелье больше всего силы и любви, чем в любой другой ее работе.
Сейдж размышляла. При всех проблемах она не могла отрицать, что ее окружала любовь. Бен был с ней, разве нет? У нее была замечательная тетя, дедушка и бабушка в Вайоминге. Бабушка, правда, не родная, но все же. А вот как же отец? Открытки, письма и коробочка с наконечниками стрел — одно дело; но почему он ни разу не послал ей билет на самолет и не попросил приехать к нему? С матерью Сейдж в последнее время постоянно ссорилась. Внезапное воспоминание о матери было настолько ярким, настолько живым, что Сейдж чуть не заплакала.
Когда показалось, что слезы отступили, Сейдж поняла, что ее сейчас стошнит. Вырвавшись из объятий Бена, Сейдж полетела в противоположную часть вагона. Она согнулась в рвотном порыве и, выхватив второй пластиковый пакет, прислонила его ко рту. Ее стошнило. Первый раз она использовала пакет от рулета. Сейдж была готова ко всему, как настоящий скаут, отправившийся в дальний и трудный поход. Теперь она уже не могла унять слез, ручьями катившихся по щекам.
«Мама», — только и думала она. Впервые в жизни Сейдж ее голову при рвоте не придерживала мама. Почему все не может быть так, как раньше? Почему она просто не может остаться ребенком? Разве одновременно она не может оставаться маминой маленькой девочкой и быть с Беном?
— Ты как? — бодро поинтересовался Бен.
— Нормально, — отозвалась Сейдж, облокотившись на ящик с болтами и гайками. Она закрутила пакет и осторожно засунула его в другой, побольше. В середине вагона, в полу, был люк. Сейдж вместе с Беном открыли его, открутив большой болт, и смотрели, как внизу бегут рельсы. Знание того, что у них есть запасной выход, придавало им спокойствия. Сейчас Сейдж была слишком слаба, чтобы открыть его.
Она нашла небольшое отверстие в углу вагона, у самого пола. Отверстие было с неровными, обгрызанными краями, как будто его проделала крыса, пробираясь из закрытого вагона наружу. Осторожно, чтобы не разорвать пакет, Сейдж выбросила его на рельсы. Она ненавидела мусорить.
Сейдж заботилась о природе. У нее еще сохранились смутные воспоминания из далекого детства о том, как отец учил ее уважать природу, сосуществовать бок о бок с другими живыми созданиями. Он построил Сейдж кормушку для птиц, и она каждый день насыпала туда корм, сидя у него на плечах. Снова дотронувшись до ожерелья, Сейдж подумала о своем брате. Джейк очень любил свой край, но затерялся в нем навсегда.
— Джейк, — прошептала Сейдж.
Имя брата было первым ее словом. Большинство детей говорят «мама» или «папа», но Сейдж верила, что все близнецы называют первыми имена друг друга. Она провела пальцем по лицу Джейка, по крошечным глазам, носу и рту, по гладкой поверхности изображения, которое выгравировала ее мать, и произнесла молитву.
Она не хотела убегать из дома, но ей пришлось это сделать. Тем вечером ее мать была словно помешанная. Она неистовствовала по поводу того, что они с Беном упали в воду. Она назвала ее «похотливой» только потому, что Сейдж поздно пришла домой. А что она скажет, когда узнает, что у Сейдж будет ребенок? Сейдж больше не могла этого скрывать.
Она думала о поездах, проезжающих мимо, о маминых историях про людей, которые переезжают из города в город, и поняла, что ей надо отправляться на запад. И Сейдж оставила эту дурацкую записку из трех слов, потому что побоялась, что если станет писать чуть дольше, то передумает и останется.
Сейдж крутила педали своего велосипеда, направляясь по улицам, залитым лунным светом. В ее глазах стояли слезы, но при этом она чувствовала странное облегчение. По крайней мере она не увидит лицо своей матери, когда та узнает, какой ужасной дочерью она была. Сейдж хотела попрощаться с Беном. Забравшись по каменной трубе к окну его спальни, она услышала, что Бен собирается ехать с ней. Сейдж была удивлена, счастлива и даже почувствовала себя виноватой. Любить — это одно, а пожертвовать ради любви школой, домом, семьей — совсем другое.
Сейдж бы очень хотелось, чтобы она не была беременной, но, увы. Внутри нее развивался ребенок, и это должно все изменить. Уже изменило. Когда у нее первый раз, шесть месяцев назад, произошла задержка, Сейдж подумала, что это из-за стресса, вызванного школой. Когда и в следующий раз ничего не произошло, Сейдж свалила это на новую диету. Приступы тошноты по утрам она объясняла себе сильными переживаниями по поводу Бена: Сейдж так сильно хотела, чтобы он оставался с ней, что это разрывало ее изнутри.
Утренняя тошнота должна была продолжаться только три месяца. У Сейдж же это продолжалось до сих пор. Она знала, что частично это имеет отношение к чувству вины и постоянному беспокойству. Сейдж все скрывала от матери и поэтому жила в постоянном напряжении. Она начала полнеть. Ее живот вырос так, что даже самые просторные джинсы перестали на нее налезать. Мама хранила молчание, но однажды утром Сейдж обнаружила, что кексы и мороженое исчезли, а их место заняли хлеб с отрубями и обезжиренный йогурт.
Сейдж оставалось только молиться. Она произнесла одну молитву сейчас, о своем брате Джейке. Поезд катился на запад, ее парень с беспокойством наблюдал за ней из противоположного угла темного и холодного вагона, а она, дотронувшись до изображения брата, зажмурилась и тихо-тихо прошептала: «Пусть у меня будет мальчик».
Ее брат пропал в каньоне, а отец исчез из жизни Сейдж. Еще до того, как ее мать решила ехать на восток, отца уже не было. У Сейдж была хорошая память, и она помнила тот день, когда ее сильный отец, этот удивительный ковбой, стал призраком.
Годами Сейдж молилась, чтобы Джейк вернулся. Если бы так случилось, может, отец перестал бы быть заключенным на своем ранчо. Он писал ей, что пасет стада, заготавливает корма, но Сейдж все равно знала одно: ее отец ищет следы. Он ищет маленького мальчика, которого потерял.
— Мальчик, — молила Сейдж, положив одну руку на живот, другой касаясь ожерелья. — Пусть будет мальчик.
— Что? — спросил Бен. — Я не слышу.
— Ничего, — отозвалась Сейдж. — Я сейчас приду. — Она стояла согнувшись в углу, сосредоточив все свои силы и мысли на ожерелье. Она чувствовала, как маленькое личико на пластинке вжимается в ее ладонь, а губы не переставали повторять слова молитвы.
Может, если она подарит семье мальчика, все смогут быть снова счастливы.
  
Глава 5
 
Следующим утром, после того как Сейдж ушла из дома, Дейзи стояла на крыльце и смотрела, как с берез на холме падают золотые листья. Это был непрекращающийся поток золотых искр, которые ярко мерцали, прежде чем упасть на холодную землю. Этой ночью Дейзи почти не спала. Наблюдая за листопадом, она думала о Сейдж и о том, как она сейчас себя чувствует.
Сахарный клен у края дороги стал ярко-багряного цвета. Таким Дейзи его никогда не видела. Краски этой осенью запоздали из-за необыкновенно холодного и дождливого лета. Они с Сейдж ждали «самого пика», когда все краски осени станут самыми насыщенными, самыми эффектными. Дейзи поежилась. Сегодня был именно такой день, чтобы увидеть это великолепие, а Сейдж не было рядом. Эта мысль отозвалась пронизывающей болью в груди Дейзи.
— На улице холодно. — Хэтуэй подошла и встала рядом со своей сестрой. — Ты что тут делаешь без свитера?
— Мне не холодно, — ответила Дейзи.
Хэтуэй взяла ее ладони в свои: они совсем окоченели, и Дейзи едва ощущала теплые пальцы сестры. Хэтуэй с нежностью обняла сестру за плечи и увела с улицы в кухню.