Обреченная на счастье

— Вот он, — сказал Левшинов, — нашелся.
Я молниеносным движением запихнула таблетку коту в глотку, он посмотрел на меня крайне удивленно, но вынужден был сделать глотательное движение. Все. Моя миссия окончена, и я быстро направилась в коридор, забыв даже попрощаться. Левшинов вышел следом за мной, держа в руках мою сумочку, и озабоченно заглянул мне в лицо.
— Не пугайтесь, — попросил он. — Вы случайно стали свидетелем эксперимента. Знаете, время и пространство — это забавные штучки. Так и тянет временами что-нибудь с ними проделать.
— Угу, — сказала я, еще толком не оправившись от шока.
Мне все казалось, что пол в этом доме может плавно уйти из-под ног в любой самый неподходящий момент.
На пороге я протянула ему квитанцию, а он мне деньги. Я замотала головой:
— Это много.
— Но вы ведь столько страха натерпелись, — улыбнулся он. — Могу я что-нибудь для вас сделать?
— А может быть… — начала я и замолчала.
В голове моей мелькнула шальная мысль. А что, если попросить его составить мой гороскоп? Ну чтобы не уходить от такого человека с пустыми руками. И чтобы Клим раз и навсегда перестал говорить, что я — прозаическая. И чтобы посмотреть, выйду я за него замуж или мне все-таки удастся каким-то чудом избежать этой горькой участи. А может быть, в гороскопе даже будет сказано — как избежать…
— Гороскоп? — спросил Левшинов, кисло улыбаясь.
К нему, наверно, днем и ночью обращаются с такими просьбами.
— Ага.
Он посмотрел на часы.
— Вообще-то у меня почти нет времени, — признался он и посмотрел на меня.
На моем лице отразилось все отчаяние борьбы с Климом за собственную независимость, и он, вероятно, почувствовал, что для меня гороскоп этот исключительно важен.
— Ну хорошо, — согласился он. Давайте попробуем, — и пригласил в свой кабинет.
На столе стоял включенный компьютер. Знаменитый астролог поинтересовался датой и временем моего рождения, задал еще несколько вопросов и ввел все эти данные в программу. Умная машина загудела, заурчала, и через несколько минут принтер уже выплевывал бумагу с разными непонятными значками.
Левшинов склонился над гороскопом, потом обернулся и внимательно посмотрел на меня так, словно только что увидел. Снова заглянул в мой гороскоп, а потом опять на меня.
— У вас все в порядке? — спросил он.
— В общем, да, — сказала я.
Он взял линейку и что-то измерил на схеме.
— Точно? — недоверчиво поинтересовался он.
— Да-а! — пропела я. — А что такое?
— Сегодня семнадцатое сентября?
— Семнадцатое.
— Тогда сегодня все и начнется!
— Начнется? — повторила я за ним безнадежно, решив, что Клим, наверно, поджидает меня на работе в смокинге и со свадебными кольцами.
— Да! Вы ведь уже два месяца ходите по краю пропасти. Вам угрожает — ни много ни мало — смерть. Каким-то чудом вы до сих пор удерживали равновесие, но начиная именно с сегодняшнего дня почва из-под ваших ног будет выбита.
— Но кем?
— Вашими врагами.
Господи, хотелось мне сказать ему, да нет у меня никаких врагов. У меня и друзей-то нет, которые могли бы ими оказаться. Даже родителей нет — совсем никого.
— Помните, — продолжал тем временем Левшинов, — вам ни в коем случае нельзя сейчас делать ни одного опрометчивого шага. Один шаг — и вы погибнете! Смерть ходит рядом. Она заглядывает вам в лицо, и спасти вас может только, — он прикрыл на минуту глаза, — лягушка.
В этот момент зазвонил телефон. Левшинов снял трубку, а я медленно, по стеночке, стала выбираться из комнаты по направлению к входной двери.
Возможно, он и великий астролог, но мне все его россказни показались бредом чистой воды. Особенно когда он сказал, что спасет меня лягушка! Хорошо, что не добавил, что я должна буду ее съесть.
  3  
   
Вернувшись на работу, я обнаружила у двери двух щенков, нуждавшихся в плановых прививках, и кота, которого хозяйка решила срочно кастрировать. Щенков я быстренько уколола и отпустила, а хозяйку кота отпаивала валерьянкой, потому что, узнав, что хирурга сегодня нет и не будет, она разрыдалась. Сквозь слезы она рассказывала, что срочность требуемой процедуры объясняется тем, что кот совсем потерял совесть по отношению к соседским кошкам, мирно разгуливающим возле подъезда.
— Выхожу сегодня за хлебом, а навстречу моя начальница с молоком. Она для своей Мурочки каждое утро свеженькое покупает. Я ее увидела — ноги подкосились. Зверь она у нас, чистый зверь! А дом заводской, там всем квартиры давали. Никогда бы с ней рядом не поселилась! Я ей: «Добренькое утречко, Татьяна Викторовна!» Она рот только раскрыла, а тут навстречу ее Мурочка бежит с вытаращенными глазами. А за ней из кустов мой Казанова гонится. Завалил беднягу прямо у скамеечки, и ну ее…
Женщина зарыдала в голос.
— Хоть на работу не приходи! Она же меня убьет! Ну не убьет, так уволит! — всхлипывала посетительница.
Я заверила ее, что завтра их с котом примут вне всякой очереди, как только она переступит порог нашего заведения.
Когда я закрывала дверь за выплакавшейся хозяйкой распоясавшегося животного, зазвонил телефон.
— Сима, большая радость — сестра моя приехала, — сообщила Вера. — Ждем тебя после работы. Дело есть.
И — гудки. И — все. Как всегда.
А я совсем не хочу к ним идти. Я боюсь, может быть. Ведь мне сказано было чего-то не делать во избежание смерти. Может, мне именно к Верке идти не нужно. Вот приду, а меня бандит какой-нибудь в ее парадной по голове — тюк! Нет, там ведь было сказано, что это враг. А бандит моим врагом быть не может. Мы ведь с ним не знакомы. А Верка? Она на врага очень даже похожа, если приглядеться. Я приеду, а она меня отравит. Тьфу, совсем сбрендила. Если бы Верка захотела, она бы меня уже давным-давно отравила. Значит, я ей живой нужна.
В семь вечера моя служба закончилась, и я отправилась в соседний дом, где жила Вера.
— А вот и Симочка наша пожаловала, — открывая мне дверь, крикнула Верка кому-то, затаившемуся в глубине квартиры.
Как только я справилась с застежками на своих туфлях, она потащила меня на кухню — единственное жилое помещение в доме. На высокой табуретке сидела молодая девица и смотрела на меня как солдат на вошь.
— А это мой Светик, знакомься, — подтолкнула меня Вера к девушке.
Я немного опешила. Верка, надо сказать, была маленькой блондинкой. Разумеется, крашеной и всегда — на самых высоченных каблуках. Ее никогда нельзя было назвать худенькой, хотя она всю свою сознательную жизнь просидела на диете. Она не выглядела полной, но, казалось, в любой момент готова была расплыться в пышненькую булочку, как дрожжевое тесто. Но ее сестра — интересно, какая у них степень родства? — оказалась длинной высушенной девицей со свисающими черными волосами и орлиным носом. Возможно, конечно, Верка уродилась в маму, а сестра в папу. Или наоборот. Но между ними совершенно точно не было ничего общего.
— Симуля, — Верка подсластила свой голос до концентрации сиропа, — милок, у нас к тебе дело.
— Да? — Я честно изобразила повышенное внимание.
— Вот приехала моя девочка, моя маленькая любимая сестренка. А ночевать, сама понимаешь, у меня негде, места, сама понимаешь, совсем нет.
Она имела в виду четыре комнаты своей музейной квартиры.
— Я ради радости такой предложила Светику кушетку времен Екатерины Второй, но она музейный работник и категорически отказалась даже близко подходить к такой ценной вещи. Говорит, это для потомков нужно сохранить в целости и сохранности. Посоветовала, кстати, сверху накрыть полиэтиленом, чтобы не портилась. Поэтому, Симуля, я тебя очень прошу, приюти мою сестренку в своих просторных хоромах. Ненадолго, всего на месяцок-другой.
Я с облегчением вздохнула. Обычно Веркины просьбы были более замысловатыми и трудноисполнимыми.
— Конечно…
— Вот и чудненько, вот и ладненько. Собирайся, Светик, тебе еще дотемна устроиться там нужно, вещи разложить. Может, что переставить придется.