Современный болгарский детектив. Выпуск 3

Малыш отчаянно скулил, и я спустил его на снег. Но вместо того, чтобы приникнуть к соскам матери, он мстительно накинулся на мои сапоги. Да, крепкий пес вырастет из него, каракачане будут довольны. У них и сейчас есть хорошие псы, но это не то, что было, — исчезла старая каракачанская порода собак, огромных, как телята, и к тому же молчаливых, зря никогда не лаявших. Нет ее, этой породы, как нет и тех каракачан, что жили здесь раньше. Кому-то пришло в голову приобщить их к цивилизации и расселить этих горных жителей по селам и городам. Потом их снабдили часами, устроили на работу, рассовали по курсам для получения профессии, истребили их собак. И чтобы увеличить рентабельность полудиких каракачанских овец, стали скрещивать их с какими-то иностранными рекордистами. Ну и вот что вышло — те, кто мотается сейчас по пастбищам Большой поймы, по сути, уже никакие не каракачане — потому что где это видано, чтобы каракачанин пугался «кампании ягнения» (а ведь когда-то они были настоящие профессионалы в этом деле!) и даже фураж для своего скота не мог бы обеспечить!..
Я никуда не спешу — впереди ночь. Молча наблюдаю, как Марина выносит щербатую лохань и справедливо распределяет еду между Гаем и Розой. Быстро отхожу назад, потому что собаки хоть иной раз и бывают добрее людей, но как дойдет до корыта, тут и проявляется их естество. Слушаю, как хрустят хрящи и кости в крепких челюстях Гая, как тонко посвистывает ветер в ветках старого дуба, и пытаюсь понять — почему мне было неприятно услышать о том, что Митьо был здесь. Марина странная женщина. Странная — и невероятно привлекательная, даже можно сказать, дьявольски соблазнительная. Когда она только появилась у нас, я подумал, что манера ее поведения — это просто обыкновенное кокетство, но прошло совсем немного времени, и я понял, что ей хочется не только нравиться, но и брать в плен…
Васил поступил к нам в прошлом году надзирателем и сразу же — буквально на второй день — заныл: так, мол, и так, товарищ Боров, пусть и жену мою возьмут сюда. Я пытался объяснить ему, что у нас не охотничий домик и не дом отдыха, а он все вертел и крутил и наконец признался откровенно, что боится оставить ее в городе. Молодая она, ладная, складная, из тех, что ни один бабник не пропустит без похабных приставаний. В общем, надоело мне слушать его скулеж, и я уж решил отослать его обратно в город стеречь жену, но тут нам вдруг разрешили еще одну штатную единицу: делопроизводителя и хозяйки в одном лице. Хозяйство у нас не так уж велико, но и здесь есть куча канцелярской возни. Это да еще благосклонное разрешение отца-начальника нашего Генчева решило вопрос — через неделю Марина прибыла на базу.
Мне сразу стало ясно, что отношения между супругами скверные. Васил следил за каждым ее шагом, вынюхивал и подслушивал, ревность его была открытой и грубой, а это толкало его коллег, других надзирателей во главе с Митьо, умирать от удовольствия и дразнить его всеми способами. Я пытался несколько раз и прямо и обиняком втолковать ему, что пора бы уняться, потому что, как сказал один древний писатель, легче уберечь блох в развязанном мешке, чем жену с хвостом трубой: в любой момент она, ежели захочет, наставит тебе рога. Но Васил послал к чертям древнего писателя и не пожелал больше меня слушать.
Потом я стал замечать, что Марина как-то странно ведет себя со мной. Прошло не так уж много времени, и я наконец понял причины наших «случайных» встреч в окрестностях базы и ее настойчивого стремления поговорить со мной наедине, неважно о чем — о чем угодно. Однажды я возвращался после своего обычного обхода и увидел ее — она купалась в Златинице совершенно нагишом. У меня не было сил отвести глаза от ее длинных, высоких бедер, смуглой кожи и груди с торчащими розовыми сосками. Я стоял как громом пораженный. Она видела меня, я ждал ее смущения, что ли, но она откинула назад длинные черные волосы и тихо улыбнулась. Страшное существо, просто-таки дьяволица… Все в ней трепетало и звенело, как натянутая — вот-вот лопнет — струна…
На другой день после моего позорного бегства с реки Марина стала проявлять заметный интерес к Митьо — улыбнется ему, а на меня поглядит сквозь ресницы насмешливо, даже с издевкой, и сердце у меня замрет, а потом сорвется куда-то. В общем, я очень быстро разобрался в том, что не только Митьо, но и все остальные ребята из охраны (за исключением, конечно, Дяко, который намного старше нас всех) с ума посходили из-за этой дьяволицы. Если говорить откровенно, это открытие меня огорчило, вернее, вызвало раздражение. Не то что я, например, почувствовал уколы ревности — такого не было — или я бы не мог преодолеть преграду между нами, которую сам же создал, а просто мне подумалось, что свалить замужнюю женщину — это не что иное, как грязный браконьерский номер. А Митьо, как видно, совсем другого сорта тип. Он не страдает никакими интеллигентскими комплексами, в интимных вопросах прям и лишен стыда, и, конечно же, стоит ей чуть ослабить вожжи, как он запросто завернет ей юбку.
Марина дождалась, пока собаки насытились, взяла лохань и молча пошла к базе. Мне показалось, что она хотела о чем-то спросить меня, но не решилась. И я хотел задать ей один вопрос, очень-очень важный вопрос, я мусолил его внутренне так и сяк, вертел на языке, но так и не решился произнести вслух, потому что меня пугал ее возможный ответ.
В общем, я швырнул сигарету в снег и двинулся вслед за ней. Первой моей заботой было отнести рюкзак и узел наверх к себе в комнату. Тут светло, тепло — и пусто. Так пусто, что просто в ушах звенит. Комната убрана, проветрена, печку разожгли, видимо, еще час назад. И так как уборщица не приходила сегодня на работу, значит, все это сделала Марина. Я сто раз говорил ей, что не нуждаюсь в ее заботах, но где-то в глубине души я не мог не признаться себе, что мне это приятно. Надя никогда не интересовалась, ел я или нет, что на мне надето, есть ли у меня чистая рубашка. Она вечно была занята какими-то своими проблемами и проявляла по-настоящему внимание ко мне только в постели. Она была нежной, родной, покорной, и я был счастлив этим. А в будни я привык сам о себе заботиться, и это меня совсем не тяготило. Наверно, поэтому я всегда стремился к идеальному порядку — чтобы каждая вещь была на месте и все сделано как следует. Надя называла меня педантом и раздражалась, когда я пытался как-то поддержать хоть видимость порядка в нашей сумбурной жизни. Как было не понять, что это не педантизм, а самая обыкновенная привычка, приобретенная за долгие годы детского дома, а потом казармы и студенческого общежития…
Наша уборщица, например, могла довести меня до бешенства своей неряшливостью. Она вообще немного не в себе, у нее редкие волосы, птичий нос, усохшая грудь, большой живот и тонкие, как прутья, ноги. Единственная причина, по которой мы терпим ее, — это ее трое детей. Дяко рассказывал, что муж ее подался куда-то несколько лет назад и от него ни слуху ни духу. Она приходит на базу, убирает две канцелярии, столовую и мою комнату, а потом относит в Дубравец почту — если она есть. И самое гнусное, что у этого несчастного, замордованного, полоумного существа любовь с Василом. Когда и как он успел свалить ее, черт их знает, но летом я случайно увидел, как они любились в густых зарослях бузины — в ста метрах от базы. Васил пыхтел, как перегруженный локомотив, уборщица верещала, как коза, а вокруг на траве белели разбросанные письма, отчеты, документы… Я никогда не видел со стороны, как это происходит меж людьми, и в ужасе бежал прочь. А потом узнал от Дяко и других, что Васил не пропускает и этих разнузданных толстозадых сельчанок, которые летом нанимаются к нам косить и копнить сено. Вот с той поры я возненавидел его страшно. Иногда мелькнет где-то его пьяная рожа, и меня просто трясет от одной мысли о том, что этот негодяй мог поставить рядом Марину с ее свежим, прекрасным, как изваяние, телом и эту изъеденную жизнью и годами полубезумную бабу с вздутыми синими венами на ногах…
Я швырнул одежду в гардероб, вынул из рюкзака завернутый пакет, развернул его и медленно разложил на столе шкуры, нож, патроны. Так. Проведем небольшой психологический эксперимент. Он не так уж оригинален, но все-таки надо попробовать.