«Правила бунтаря и застенчивой девушки» (ЛП)

– Попробуй сказать это тому парню, – я кивнула в сторону парня из нашей школы, который взмахивал руками, как обезумевшая курица.
Бек изучал чувака, танцующего, как курица, наклонив голову.
– Я думаю, что он очень клевый.
– Это потому, что ты смог бы справиться с этими танцевальными движениями, –  сказала я. – Но я бы выглядела уродом, если бы пыталась сделать что–то подобное.
– Ты никогда не будешь похожа на урода, –  настаивал он, вернув свое внимание ко мне. Музыка стала более мягкой, и мы замедлились, чтобы соответствовать ей. – Я хочу, чтобы ты не была к себе так строга все время.
– Я не строга к себе все время, – или да?
– Извини, но это так, и это заставляет меня грустить, – он выпятил свою губу. – Видишь? Такой, такой грустный.
Я хихикнула, и он гордо улыбнулся.
– Вот так, – сказал он. – Разве тебе сейчас не лучше после того, как ты улыбнулась?
Я кивнула и медленно подошла ближе к нему, позволяя ему вести нас вовремя песни. Когда она закончилась, я ожидала, что он вернется к своей очереди из девушек, но он танцевал со мной и следующую песню. И следующую. И следующую.
Я моргаю,  выбираясь из череды воспоминаний, когда Бек начинает очень фальшиво петь слова песни.
Я запечатываю свои губы, сдерживая смех.
– У тебя нет слуха.
– Неправда, – спорит он, затем хихикает, когда его голос скрипит на высокой ноте. – Хорошо, может быть, ты типа права.
– Типа  права?–  спрашиваю я, и он игриво щипает меня за бок. Я смеюсь, но то, как мой желудок кувыркается, заставляет меня паниковать. Я переигрываю это – хладнокровна, спокойна, собрана. По крайней мере, я думаю, что это так. – Но, по крайней мере, ты со всем этим хорошо справился, – я бессмысленно говорю, когда мои веки тяжелеют. – Это одна из моих любимых вещей в тебе. Ты не боишься ничего делать. И ты всегда делаешь то, что хочешь. Иногда, мне хочется быть похожей на тебя, – я зеваю и, не в силах держать голову поднятой, прислоняю свою щеку к его плечу. Мои веки начинают опускаться. Я серьезно прямо сейчас могу заснуть.
– Я не всегда делаю то, что хочу, –  шепчет он, нарушая тишину.
Неопределенность в его голосе заставляет меня сделать шаг назад, чтобы получше его разглядеть.
– Что не так? – я исследую в темноте его лицо. – Ты кажешься... Не знаю. Обеспокоенным? – и уязвимым.
– Ничего не случилось, –  бормочет он. – Я даже не знаю, почему это сказал.
– Не ври мне. Я знаю, когда что–то тебя беспокоит, – я делаю паузу, чтобы дать ему возможность ответить, затем давлю. –  Твой отец опять был козлом? Мне нужно надрать кому–то задницу?
– Он забегал сегодня вечером, но не это меня сейчас беспокоит, – он заправляет прядь волос мне за ухо. – Хотя, я ценю твое предложение надрать ему задницу. На это будет забавно посмотреть. И я абсолютно уверен, что ты бы выиграла, – он смеется, но это звучит неправильно. Принудительно.
Я хмурюсь.
– Тогда что случилось? Я могу сказать, что–то тебя беспокоит.
– Я в порядке. Я обещаю. Я просто... – он снова меня изучает. Затем он движется назад и опускается на землю, не отпуская моей руки. – Садись со мной, и давай смотреть на звезды.
Я открываю рот, чтобы отказаться, но еще один зевок покидает мои губы. Между выпитыми мной ранее шотами и поздними часами, когда училась и работала, я потерпела серьезную неудачу.
Бек нежно тянет меня за руку.
– Садись, соня, до того, как свалишься.
Я смотрю вниз на платье, которое на мне.
– Это платье Винтер. Я не уверена, могу ли его пачкать. Ты знаешь, какой она может стать из–за одежды.
– Кого волнует, если оно будет испорчено? К тому же, она всегда на что–то злится. Садись со мной и наблюдай за звездами. Живи   моментом, а не будущим. И к черту Винтер и ее глупые истерики.
О, Бек, если бы только жизнь была такой простой. Может быть, если бы мое будущее было улажено, я смогла бы так много не нервничать. Но я понятия не имею, где буду через три года, где я надеюсь быть, что является двумя совершенно разными понятиями.
Надежда так неопределенна. Мое будущее настолько неопределенное. Единственная вещь, которая не является неопределенной – это Бек и моя дружба. Ну, так было раньше. В последнее время в этом произошел сдвиг, запутанный, опасный сдвиг против моего правила.
Вероятно, мне стоит уйти. Я чувствую, как этот сдвиг прямо сейчас повисает в воздухе. На самом деле, я знаю, что должна уйти. Но нахожу себя, опускающейся на землю перед ним.
Он сразу же обнимает меня за талию и привлекает к себе. Затем скользит ногами с обеих сторон от меня, окружая меня.
Не обращая внимания на оглушающее биение моего сердца, я откидываюсь спиной на его грудь.
– Могу я задать тебе вопрос?
Он проводит пальцами вверх вниз по моему боку.
– Ты всегда можешь спрашивать у меня что угодно.
– Вы с Винтер... Вы, ребята, никогда не...? – я делаю паузу, думая о том, что сказал мне Ари, что в их спорах есть сексуальное напряжение. Затем я думаю о том, что сказала Титзи, о том, что Беку нравятся девушки высокого класса, кем определенно является Винтер. – Вы, ребята, когда–либо были вместе?
Что со мной не так? Почему, черт возьми, я спрашиваю об этом?
– Что? Боже, нет, – говорит он, выглядя потрясенным. – Какого черта ты вообще спросила об этом?
– Я не знаю, – пожимаю плечами. По–видимому, я пьяна, и это заставляет меня вести себя, как ревнивую идиотку. – Мне просто интересно, думаю. И я не единственная, кто так считает. Ари думает, что вы, ребята, боритесь все время из–за того, что тайно нравитесь друг другу. И ты один раз на нее запал. Ты даже ее поцеловал.
Его руки напрягаются.
– Тот тупой поцелуй был просто глупостью в средней школе. И да, я, возможно, был влюблен в нее в начальной школе, но это было чертовски давно и длилось около двух чертовых секунд. Я больше не смотрю на нее так. И больше никогда не смотрел на нее таким образом. Она даже не мой тип.
Его слова заставляют небольшую улыбку украсить мои губы. Я даже не знаю, почему, кроме того, что я идиотка, и думаю это уже упоминала
– Ты такой лжец, – говорю я ему. – Винтер – великолепна. Она любит получать удовольствие и чрезвычайно общительный человек. Это именно твой тип. Она по большей части твоя женская версия.
Нас окутывает тишина. Я чувствую себя так глупо из–за этого разговора.
Я, кажется, ревную.
– Великолепный, а? – замечает он с воодушевлением. – Лично я всегда думал о себе, как залихватски красивый, но думаю, что приму «великолепный».
Озадаченная, я воспроизвожу, что  сказала. Великолепный? Я назвала его великолепным? Зачем бы мне это делать? Я имею в виду, да, он великолепен с его светлыми волосами, которые всегда торчат идеально хаотично. Кроме того, у него идеальная форма губ, его худое тело оскорбительно сексуальное, а глаза... Даже не позволяйте мне начинать это. Они – самые совершенные глаза, которые я когда–либо...
Подождите. Когда я это начала?
– Залихватски красивый? – я пытаюсь шутить, мой голос кажется скрипучим. – Что ты такое? Прекрасный Принц или что–то в этом роде?
– Я мог бы им быть. Я, безусловно, достаточно великолепен, чтобы им быть, – задиристо говорит он. – К тому же, так как ты – моя принцесса, то это имело бы смысл.
– Такой дешевый, – я делаю рвотный звук, а он посмеивается. – И я не это имела в виду. Ну, я это сказала, но этого не говорила. Я просто пытаюсь сказать, что ты такой же великолепный, как и Винтер, – моя взволнованность и растерянность увеличивается. Голова кружится. Потерянная. Пьяная. Измученная. – Знаешь что? Неважно. Я просто собираюсь прекратить говорить, потому что даже не могу следить за тем, что говорю.
Он проводит своим большим пальцем вниз по моему боку.
– Расслабься. Я просто подшучиваю над тобой. Ты такая чертовски милая, когда растерянна.
Я закатываю глаза, больше для себя.
– Нет. Я не такая. Я глупая. И растерянная только потому, что пьяна.