«Правила бунтаря и застенчивой девушки» (ЛП)

Вэн, кажется, не очень обрадован тем, что я бросаю работу, но я рада. И я, действительно, снова начинаю чувствовать себя собой: планировщиком, человеком, который делает правильный выбор, девушкой, которая любит проводить время со своим лучшим другом – ну, я полагаю, что теперь со своим парнем, что для меня является новым и совершенно незапланированным. Это нормально. Я начинаю понимать, что незапланированные вещи иногда оказываются стоящими.
Кажется, что все идет отлично, пока мне, наконец–то, не приходится признать, что я не могу больше продолжать стирать и снова носить одну и ту же одежду. Я должна вернуться в квартиру, чтобы забрать свои вещи и машину. Так что очень ранним утром пятницы мы с Беком забираемся в его машину и едем обратно к месту, которое, я надеюсь, больше никогда не увижу.
Просто пребывание здесь приводит меня в плохое настроение, и мне интересно, – так ли я себя чувствовала в течение многих лет:  ходячим дурным  настроением? Я решаю спросить об этом Бека, так как он, кажется, очень хорошо меня знает.
– Ты – не ходячее дурное настроение, – закатывает он глаза, когда хватает одеяла с моей кровати и пихает их в коробку. – Даже сейчас ты не в дурном настроении. Ты просто грустная, потому что это место напоминает тебе о слишком большом количестве плохих времен.
– Да, ты, вероятно, прав, – я открываю верхний ящик комода, чтобы вытащить свою одежду и нахожу снежный шар, который подарил мне Бек. Я улыбаюсь, когда его поднимаю.
– На что ты смотришь? – спрашивает Бек, становясь рядом со мной. На нем джинсы, которые покрыты пылью от перетаскивания мебели, серая рубашка с засученными длинными рукавами, а пряди его волос спутаны. Он выглядит так сексуально. Я не могу понять, как, черт возьми, мне так долго удавалось держать свои руки подальше от него.
Это говорит  о слишком большом самообладании.
– На снежный шар, который  ты мне подарил, – я поднимаю его и немного трясу.
Он улыбается, глядя на искусственный снег, плавающий в воде.
– Ты знаешь, я очень нервничал, когда его выбирал.
– Серьезно? – спрашиваю, и он кивает. – Почему?
Он пожимает плечами.
– Я думаю, только потому, что это был первый подарок, который я когда–либо тебе дарил.
Мои пальцы обхватывают снежный  шар.
– Это был не первый подарок, который ты мне дарил.
Его лоб морщится.
– В самом деле? Что еще я тебе дарил?
– То, чего больше никто никогда не дарил, – я протягиваю руку и переплетаю наши пальцы.  – Безопасность.
Его губы дергаются в небольшой, грустной улыбке.
– Однако, это не настоящий подарок, принцесса. Ну, это не должно быть подарком. Это должно быть чем–то, что просто есть.
– Для меня это было подарком. Когда я была моложе, я, правда, много об этом думала, – чтобы у меня был кто–то жизни, кто заставлял бы меня чувствовать себя спокойно вместо того, чтобы постоянно пугать, – я смотрю на снежный шар, наклоняя его назад и вперед. – Я просто никогда не думала, что это произойдет. Затем случился ты, и все изменил. Иногда мне интересно, могло ли так стать, что я жила в этом месте и не превратилась в свою мать, потому что ты всегда был надежным?
Он фиксирует свой палец под моим подбородком и побуждает меня посмотреть на него. Когда наши глаза встречаются, облизывает свои губы.
– Я не думаю, что могу взять на себя полную ответственность за это. Думаю, что ты выжила в этом месте, потому что чертовски сильная.
Я улыбаюсь, затем придвигаюсь, чтобы его поцеловать. Прямо в тот момент, как наши губы соединяются, внутри дома становятся слышны голоса.
– Где вы, ребята! – сквозь хихиканье кричит Винтер. – И что вы делаете? Потому здесь действительно очень тихо.
Я слышу, как Луна с Греем что–то говорят, а потом смеется Ари.
Качаю головой, мои щеки краснеют. Пока я ей еще не сказала, что мы с Беком переспали, когда она озвучивала свои подозрения по телефону. Очевидно, что мой голос оживился, чего с ним не было неделю назад, что бы, черт возьми, это ни значит.
– Какой бы надоедливой она не была, мне нравится, что она заставляет тебя краснеть, – говорит Бек, ухмыляясь, пока легонько ласкает мою щеку.
Я улыбаюсь, но затем мое счастье быстро ослабевает.
– Подожди. Что мы им скажем?
– О чем? – он притворяется глупым, его бровь  дразнящее поднимается.
– Знаешь о чем. Про тебя и меня, – я кладу руку ему на грудь, чтобы игриво пихнуть его, но он хватает мое запястье и рывком притягивает меня к себе, наши грудные клетки сталкиваются.
Он кладет руки на мою талию.
– Я уверен, что они уже знают.
– Откуда?
– Потому что это процесс растянулся на четыре года, а они все это время наблюдали за этим.
– Да, может быть... –  сжимаю свои губы, не зная, что делать.
– Почему ты кажешься испуганной из–за того, что они узнают? – спрашивает он, пытаясь скрыть свою боль, но его глаза выдают правду.
– На самом деле, я не очень боюсь, что они узнают, –  признаюсь я. – Я просто боюсь, что, когда они это сделают, все станет по–настоящему реальным. И станет гораздо сложнее потерять то, что у нас есть.
– Я никуда не собираюсь, – уверяет меня он, нежно целуя в губы. – Прекращай слишком много думать и просто признай, что мы с тобой принадлежим друг другу. Мы реальны, и ты меня не потеряешь. Ты хочешь меня, а я хочу тебя.
Я киваю, меня охватывает нервное состояние, когда Винтер заходит в мою комнату.
Она одета в темно–пурпурное платье, ее волосы вьются, макияж безупречен, и она щеголяет на каблуках.
– Думаю, что просила тебя одеть что–нибудь удобное, – говорю я ей, понимая слишком поздно, что руки Бека все еще на моей талии. Я решаю отступить, затем принимаю решение остаться и принять то, что хочу, как и сказал мне Бек.
Ее глаза бросаются на руки Бека, и коварная ухмылка распространяется по всему ее лицу.
– Я знала, что по телефону ты казалась взволнованной.
– Что это значит? –  спрашивает Ари, когда заходит в мою спальню. В отличие от Винтер, он внял моему совету, касательно одежды, и одел старую футболку и дырявые джинсы. Он один раз смотрит на нас с Беком, и облегчение омывает его лицо.
– Слава Богу. Черт, ну наконец–то уже.
Бек с гордостью ухмыляется, в то время как я становлюсь крайне смущенной.
– Секундочку, – говорю я, отступая в сторону Ари. – Ты не кажешься  удивленным из–за этого.
Ари дает задний ход с виноватым выражением на лице.
– Послушай, я знаю, что ты имеешь в виду, и я просто хочу сказать, что считал, будто упрощал все.
Я скрещиваю свои руки.
– Как упрощает для меня все рассказ о том, что Бек и Винтер нравятся друг другу?
– Подожди, что? – Винтер поворачивается в сторону Ари. – Ты ей это сказал?
Ари пожимает плечами.
– Она всегда сходила с ума, когда Бек пытался приударить за ней или поцеловать, так что я подумал, что упрощу ей это, позволю ей думать, что Бек любит кого–то еще. Таким образом, она не должна была нервничать каждый раз, когда все мы были вместе.
– Твоя логика немного извращенная, но я ценю это, – чтобы это доказать, я его обнимаю.
– Я просто хочу, чтобы все были счастливы, – говорит Ари, обнимая меня в ответ. – И были в хороших отношениях.
– Ты такой простофиля, – дразнит его Винтер. – Но это нормально. Именно поэтому мы тебя и любим.
Ари закатывает глаза, когда мы делаем шаг назад.
 – Я – простофиля? Ты – та, кто всегда ревет при просмотре фильмов. И пока читаешь книги. И когда видишь щенков.
– Эй, щенки очень милые, – спорит Винтер, уперев свои руки в бедра.
Они продолжают спорить, когда в комнату входит Луна с Греем. Тогда мы вшестером заканчиваем упаковывать мои вещи и загружаем коробки в машины. Я не забираю мебель или что–нибудь еще в доме, не в пользу своей мамы, а чтобы начать с нуля.
Хотя я не получаю шанс, что–то исправить, я выбираю – отпустить прошлое и двигаться к новому, менее напряженному будущему.