Пятая авеню, дом один

Инид вернулась к себе и села за некролог о миссис Хотон, но мысли о Филиппе не давали ей покоя – какой все-таки у племянника сложный характер! Строго говоря, Филипп приходился ей не племянником, а кем-то вроде троюродного брата. Его бабушка, Флосси Дэвис, была мачехой Инид. Рано овдовев, во время деловой поездки в Нью-Йорк за кулисами мюзик-холла «Радио-Сити» отец встретил Флосси, танцовщицу из «Рокетс» [5]. Свадьбу сыграли незамедлительно, после чего Флосси попробовала мирно и спокойно жить в Техасе с мужем и падчерицей. Она выдержала шесть месяцев, после чего отец перевез всю семью в Нью-Йорк. Когда Инид было уже двадцать лет, у Флосси родилась дочь Анна, будущая мать Филиппа. Подобно Флосси, Анна была очень красива, но, как говорили, одержима демонами. Когда Филиппу было девятнадцать, она покончила с собой ужасным, безобразным способом – выбросилась с верхнего этажа дома номер один по Пятой авеню.
Подобные трагедии люди клянутся никогда не забывать, но мозг, защищаясь, стирает из памяти наиболее жуткие детали. Инид уже не помнила точных обстоятельств дня, когда умерла Анна, не могла бы она дать отчет и о том, что случилось с Филиппом после смерти матери. Сохранились лишь общие воспоминания – пристрастился к наркотикам, был арестован, провел две недели в тюрьме и несколько месяцев в реабилитационной клинике. Пережитое Филипп описал в романе «Летнее утро», получившем Пулитцеровскую премию, но вместо того, чтобы серьезно заняться литературой, он переметнулся в Голливуд, попавшись на гламурно-денежный крючок.
Сейчас Филипп тоже сел за работу с твердым намерением добить сцену нового сценария «Подружки невесты встречаются вновь», но, напечатав две строчки, раздраженно закрыл ноутбук и пошел в душ, в который раз думая, что разучился писать.
Десять лет назад, в тридцать пять, у него было все, чего может желать человек: Пулитцеровская премия, «Оскар» за лучший сценарий, деньги и безупречная репутация. Но постепенно великолепное здание его триумфа покрылось сеткой мелких трещин: прокат не оправдал ожиданий, возникли дрязги с молодыми продюсерами и в двух проектах его даже заменили другим сценаристом. Какое-то время Филипп убеждал себя, будто ничего страшного не происходит, в любом бизнесе бывают подъемы и спады, но широкая денежная река, в которой он привык купаться, превратилась в тоненький ручеек. Он не решался признаться в этом Нини, боясь потревожить и огорчить любимую тетушку. Намыливая голову, Филипп в который раз обдумывал создавшуюся ситуацию, внушая себе, что причин для волнения нет – с хорошим проектом и чуточкой везения он снова станет хозяином положения.
Через несколько минут Филипп вошел в лифт, приглаживая влажные волосы. Занятый своими мыслями, он невольно вздрогнул, когда на девятом этаже двери открылись и послышался до боли знакомый серебристый голос.
– Филипп! – В лифт вошла Шиффер Даймонд и, словно они расстались вчера, продолжила: – Глазам не верю! Мальчик, ты по-прежнему живешь в этом паршивом доме?
Филипп фыркнул.
– Инид говорила, что ты вернулась. – Он легко подхватил их прежний непринужденный тон. – Вот и встретились.
– Говорила? – переспросила Шиффер. – Да она накатала об этом целую колонку – «Возвращение Шиффер Даймонд»! Сделала из меня постаревшую гангстершу!
– Ты никогда не постареешь, – заверил ее Филипп.
– Постарею, я уже начала, – ответила Шиффер. Замолчав на секунду, она осмотрела Филиппа с головы до ног. – Все еще женат?
– Уже семь лет как разведен, – ответил Филипп чуть ли не с гордостью.
– Ну, для тебя это прямо рекорд, – похвалила Шиффер. – Мне казалось, твой предельный срок без окольцовывания – четыре года.
– Два развода меня многому научили, – сказал Филипп. – Например, больше не жениться. А ты? Где твой второй муж?
– О, я с ним тоже развелась. Или он со мной, не помню. – Шиффер подарила Филиппу особенную улыбку, заставившую его забыть обо всем на свете. Какое-то время он, словно зачарованный, не мог отвести взгляд, но, к счастью, вспомнил, что Шиффер Даймонд так улыбалась слишком многим.
Двери лифта открылись на первом этаже. Филипп покосился на два десятка папарацци у подъезда.
– Это по твою душу? – спросил он почти обвиняюще.
– Нет, дурачок, они тут из-за миссис Хотон. Я не настолько знаменита, – сказала Шиффер. Быстро пройдя через вестибюль, она пробежала под фейерверком фотовспышек и нырнула в белый таункар.
Еще как знаменита, ревниво подумал Филипп. Настолько и даже больше. До сих пор. Пробившись сквозь толпу фотографов, он пересек Пятую авеню и пошел по Десятой улице к маленькой библиотеке на Шестой авеню, где иногда работал. «Для чего она вернулась?» – с неожиданной злостью подумал он. Она снова измучает его и уедет. Нельзя предугадать, что может выкинуть эта женщина. Двадцать лет назад, например, Шиффер купила квартиру в этом доме, чтобы, по ее словам, всегда быть рядом с ним. Она актриса и сумасбродка. Они все до единой сумасбродки, и, когда Шиффер в очередной раз сбежала и вышла замуж за этого чертова князя, Филипп поклялся завязать с актрисами до конца жизни.
Войдя в прохладный читальный зал, он уселся в потертое кресло, открыл черновик «Подружек невесты», но, прочитав несколько страниц, с отвращением отложил текст. Как мог Филипп Окленд, лауреат Пулитцеровской премии, унизиться до подобной макулатуры? Он представил реакцию Шиффер Даймонд: «Почему бы тебе не заняться делом, Окленд? Чем-то, что тебя действительно интересует», – и свои аргументы: «Так ведь поэтому и говорят „шоу-бизнес“, а не „шоу-искусство“!» «Чепуха! – парировала бы Даймонд. – Тебе просто слабо!»
Она всегда гордилась своей способностью не бояться никого и ничего. Эта женщина выбрала оригинальный способ защиты – убедить окружающих в ее неуязвимости. Так нечестно, с обидой подумал Окленд. Но коль скоро речь заходила о чувствах, Шиффер всегда считала его лучше, чем даже он сам о себе думал.
Филипп снова взял сценарий, но тут же понял, что ему совершенно неинтересно читать. «Подружки невесты встречаются вновь» были именно тем, что обещало название, – историей жизни четырех женщин, которые познакомились двадцатидвухлетними подружками невесты на свадьбе общей знакомой. Последнюю подругу Филиппа, Сондру, даже Инид не назвала бы слишком молоденькой – ей уже стукнуло тридцать три. Сондра, энергичный и способный руководитель независимой кинокомпании, бросила Филиппа через девять месяцев знакомства, поняв, что он не собирается жениться и заводить детей, – «достойное жалости» поведение в его возрасте, по мнению Сондры и ее подруг. Филипп невесело подумал, что после их расставания, то есть уже два месяца, у него не было секса. Хотя по Сондре он не скучал: она повторяла все стандартные движения, но сам процесс был неинтересным. Филипп неоднократно ловил себя на том, что занимается любовью, испытывая какую-то странную усталость, гадая, суждено ли ему вновь изведать плотские радости. Ему сразу вспомнилась Шиффер Даймонд. Вот с кем был отменный секс, неохотно признал Филипп, в пятый раз перечитывая один и тот же абзац.
А в это время белый лимузин с Шиффер Даймонд выезжал из Манхэттена по мосту Уильямсберг, направляясь в Бруклин, на киностудию Штайнера. Сидя в машине, Шиффер тоже пыталась читать сценарий: она подробно изучала сцены пилотного выпуска «Госпожи аббатисы». Роль была очень хороша: сорокапятилетняя монахиня радикально меняет жизнь, открывая для себя, что означает быть современной женщиной. Продюсеры определили роль как возрастную, и Шиффер ничего не оставалось, как смириться с тем, что сорок пять лет – это средний возраст. Она не удержалась от улыбки, вспомнив плохо скрываемое удивление Окленда при встрече в лифте. Судя по всему, он тоже с трудом принимает тот факт, что сорок пять – это, хочешь не хочешь, пятый десяток.
По странному совпадению, Шиффер тоже вспомнила близость с Филиппом, но ее воспоминания были окрашены разочарованием. В сексе свои законы: если в первый раз прошло не очень, постепенно все наладится, а если в первый раз все было хорошо, дальше будет хуже. Но если ощущения были фантастическими, если вам довелось познать лучший секс в жизни, это означает, что в мире встретились две половинки. Однако секс с Филиппом успешно опровергал все логические выводы, в том числе наивные женские попытки найти рациональное в мужском поведении: все оказалось чудесно с самого начала и раз от раза становилось только лучше, и все-таки они расстались. Очередной урок: мужчина ценит физическое удовольствие, но это не значит, что после классного секса он за руку потащит тебя в мэрию. Хороший секс не имеет для него высшего смысла, это не более чем хороший секс.