Омела и Маргарита (ЛП)

— Изо дня в день я верила, что мой сын сейчас в чудесном лучшем месте, — сказала она тихо, но твёрдо. — Я верю, что он может чувствовать мою любовь к нему. И раз я верю в это, я так же верю, что он может чувствовать твою боль. Он очень любил тебя и Клэр. Когда вам двоим больно, он чувствует себя несчастным.
— Я спал с его женой, — прошептал он, и она опустила руку.
Она обошла его и положила букет живых цветов у подножия надгробья. Он смотрел, как её плечи поднялись под пальто, когда она глубоко вдохнула и провела пальцами по имени сына.
Затем она сунула руки в карманы и снова повернулась лицом к Джастину.
— Ты должен перестать говорить себе это. Ты должен перестать в это верить. Ты спал с Клэр. Ты спал с женщиной, которую любишь и которая любит тебя, и, как ни банально это может звучать, Брендан хотел бы, чтобы вы оба двигались дальше. Были счастливы.
Он мог бы сказать ей и остальное. Прежде, чем она пожелает ему больше счастья, она заслуживает того, чтобы знать всё.
— Я всегда любил ее, миссис Рутледж, даже до того, как он ... до аварии.
— Если бы я на секунду поверила, что ты каким-то образом предал моего сына, я не смогла бы смотреть тебе в лицо, Джастин МакоКрмик. Ты знаешь это, не так ли?
Он кивал, пока она не взяла его лицо руками и не заставила его посмотреть на неё.
— Ты не можешь выбирать, кого любить. И ты не можешь прогнать любовь.
— Я старался. Я старался не любить её.
— И посмотри, чем это закончилось. Вы оба несчастны. Брендан мог быть твоим лучшим другом и мужем Клэр, но он был моим мальчиком, и я знаю — я верю в душе — он бы считал благословением видеть вас двоих счастливыми вместе.
Он хотел верить в это. Но он провёл слишком много лет, говоря себе, что его чувства к Клэр безнравственны, и чувство вины не было переключателем, который можно переключить, потому что мама Брендана сказала, что всё в порядке. Тем не менее, он хотел, чтобы так и было. И в первый раз он позволил себе представить, что скажет Клэр, что он любит её.
Миссис Рутледж всхлипнула, а затем, казалось, взяла себя в руки.
— Ты заглянешь на вечеринку сегодня?
— Скорее всего, нет. Я не очень хорошая компания, и я не собираюсь притворяться, что мне весело.
— То же самое и Клэр сказала. Тебе следует увидеться с ней, Джастин.
— Я не знаю, — он не был уверен, что он мог дать ей то, что ей нужно.
Улыбка Джуди была теплой, с легким налётом грусти.
— Вы оба потеряли Брендана. Вы действительно хотите потерять и друг друга тоже?
Когда он ехал домой, вопрос о расставании не оставлял его. Он эхом прокатывался в его сознании, снова и снова, так что ему хотелось биться головой о руль, чтобы прекратить это. Он не знал, что он хотел делать, но была одна вещь, которую он знал наверняка. Он не хотел терять Клэр.
Когда в дверь постучали, Клэр знала, что это был Джастин. Она узнала звук его грузовика, съезжающего с дороги. Она узнала звук его сапог на лестнице. И она включила телевизор, полная решимости продолжать плакать под одну из самых классных праздничных комедий, когда-либо сделанных, хотя "Рождественские каникулы" без него были не те.
Джастин снова постучал. Она проигнорировала это. Проигнорировала и стук в дверь, и стук в ее сердце, и ужасную боль в желудке.
Она слышала царапанье металла по металлу, и боль её усилилась. Его ключ ему больше не поможет. Она сменила замки.
Он сдался через несколько секунд, а затем снова стал стучать так сильно, что она удивилась, как он не помял металл. А может быть, и помял. Сейчас ей было всё равно.
— Открой эту проклятую дверь, Клэр, или, клянусь, я выбью её.
Так как он помогал Брендану устанавливать эту дверь, шансов выбить её у него не было.
Она слышала, как он ударил ногой дверь снизу, но не для того, чтобы её выбить, а из отчаяния.
— Клэр... пожалуйста.
Что-то изменилось в его голосе, что прошло прямо к её сердцу. Но если она впустит его, и он приблизится только для того, чтобы снова её отшвырнуть, она не уверена, что её сердце вынесет это. А он так и сделает, потому что он не мог отделить свою дружбу с Бренданом от своих чувств к ней.
— Я не уйду, Клэр. На этот раз я не уйду.
Учитывая, как долго он стоял за дверью, на морозе, она начала верить ему. И её нервы больше не могли выдержать, так что она сбросила флисовое одеяло и подошла к двери, щелкнула засовом и открыла её.
— Я первым увидел тебя.
Он выглядел ужасно, и её сердце сжалось от боли.
— Что ты имеешь в виду?
— Я первым увидел тебя, — он потянулся к её лицу, но она отступила назад. — Ты должна была быть моей, Клэр, и я семь лет жил с этим.
— Когда ты первый увидел меня?
— В ту ночь на вечеринке, я наблюдал за тобой и собирался пригласить тебя танцевать. Но я сделал ошибку, отойдя в туалет, вместо того чтобы сделать это. Когда я пришел, Брендан говорил с тобой. Вы смеялись, и ваша симпатия была так очевидна. Позже той ночью он сказал мне, что он встретил девушку, на которой он собирается жениться.
Она пыталась вникнуть в то, что он говорил.
— Я никогда не знала об этом. И Брендан тоже. Или же он никогда ничего не говорил.
— Я провел последние два года, говоря себе, что я должен был делать правильно, в память о моём лучшем друге. Но он бы не считал, что делать тебе больно, значит, делать правильно. И он бы не считал, что разрушать себя правильно.
— Несколько дней назад ты называл себя жалким подонком. Сейчас, внезапно, это стало нормально?
— Я узнал, что я не могу жить без тебя. И я понял, что Брендан хотел бы, чтобы мы были счастливы.
Она покачала головой, боясь, что он был просто на высокой точке в эмоциональных горках.
— А завтра утром новый оборот, и ты снова почувствуешь себя виновным и оттолкнёшь меня.
— Я понял это не сам. Мне помогла мать Брендана.
— Ты говорил с Джуди... о нас?
— Уверен, что не сказал ей ничего из того, что она уже не знала. Или, во всяком случае, подозревала.
В то время как благословение матери Брендана, вероятно, прошло долгий путь к ослаблению вины Джастина, было рискованно надеяться, что была какая-то волшебная палочка, которая все исправила лёгким движением запястья и заклинанием. И будет больно, когда он отступит. Очень.
Но ее собственный разговор с Джуди не забылся на задворках её памяти. Не отступайся от Джастина... или от себя... только потому, что сейчас тяжело.
Он взял её руку, и она смотрела, как он проводит большим пальцем по суставам её пальцев, потому что это было легче, чем смотреть ему в глаза.
— Я знаю, что причинил тебе боль, — сказал он тихо. — Мне жаль.
— Последние несколько дней совсем без тебя причинили боли больше, чем что-либо.
— Я не хочу пройти через это снова, Клэр. Это был сущий ад. Каждая минута этого ада была так же очевидна на его лице, как, она была уверена, и на её лице тоже.
— Я не могу обещать тебе, что не будет ситуаций, немного странных для меня, но я могу пообещать, что я не уйду от тебя, больше никогда.
Она думала, что это были слова, которые она давно хотела услышать, но их было недостаточно.
— Речь идет не о Брендане, и это проблема. Речь должна быть о нас. Ты и я, Джастин. Только мы.
— Я люблю тебя.
Она замерла, ее сердце бешено колотилось в груди.
— Джастин, я...
— Я люблю тебя, Клэр. Если убрать всех и все остальное, всё, что останется, это только ты и я. Все, что осталось, это лишь то, что я люблю тебя.
Смотреть в его глаза, это было все, что осталось. Может быть, это не было волшебно легко, но он любил ее, и он мог сказать это, и этого было достаточно.
— Я тоже тебя люблю, но...
— Никаких но, Клэр. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И если мы передвинемся чуть-чуть левее, мы окажемся под омелой.
— Чуть-чуть левее, хм?
— Да, с моей стороны левее.
Он потащил ее в сторону так, что ей пришлось передвигать ноги, чтобы оставаться в вертикальном положении. Глядя наверх, он взял ее за плечи и поставил ее под печальной на вид веточкой.