Разведывательно-диверсионная группа. «Брат»
— Ладно! — Проговорил, в конце концов, старый жонглёр. — Ты действительно меня сегодня удивил, биджё!.. Хорошо… Я возьму тебя в труппу, и даже больше — у тебя будет собственный номер! Тот, который ты показал нам всем здесь сегодня!.. Так что приходи, Кахабер Сосоевич, ты принят!
— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!!!
Кричать от радости у Кахи в тот момент не получилось — у него, как говорят в Одессе, от нахлынувших эмоций «дыхание в зобу спёрло»! И даже наоборот — Кахе почему-то захотелось зарыдать во весь голос…
За него сегодня кричали артисты цирка и его отец…
— Но!!! — Директор оставил за собой «последнее слово». — Приходи тогда, когда у тебя полностью заживут руки! И ни днём раньше!
Он подумал и добавил:
— Я жду тебя через полтора месяца, 1 октября… А к этому времени я закажу для твоего номера более безопасный реквизит?
— Как это? — Не понял Каха.
— Ты оставишь мне один из твоих кинжалов… Портить такой прекрасный нож никто не будет, конечно — это я тебе обещаю — но по его образцу изготовят другие… Не обоюдоострые! Так будет и для тебя, и для зрителей безопаснее! Теперь понял?
— Да, батоно.
— Ну, вот и хорошо! — И директор обратился к отцу юноши. — А теперь я хочу поговорить с вами, уважаемый… С Кахой мы подпишем трудовой договор, но так как он ещё несовершеннолетний, то… Мы должны будем подписать договор и с вами, как с отцом этого вундеркинда, и его цирковую зарплату должны будете получать вы, лично!
Сосо посмотрел на своего сына с большой теплотой и любовью, и тихо ответил:
— Ну… Раз так положено…
— Вот и договорились! — И директор опять протянул ладонь к рукопожатию.
— Жду вас в октябре!..
…Так судьба Кахи сделала крутой поворот…
Тем августом, он, вместе со всем своим семейством, съездил в Батуми к «дедушке Вахтангу», чтобы попрощаться с ним на несколько месяцев до очередных школьных каникул. А когда Каха рассказал ему свои новости, то старый джигит только улыбнулся в седые усы, и благословил внука:
— Чему-то я тебя всё-таки научил, Каха… И я рад, что эти знания ты решил применить так, чтобы радовать и удивлять людей — это хорошо, и это правильно! Что ж… Так тому и быть! Только… Не забывай теперь своего старого деда… Привык я уже к тому, что ты рядом, внук… И мне очень жаль, что теперь ты уезжаешь… Хотя и знал, что этот момент когда-нибудь, да наступит… Когда-то точно так же уехал из этого дома и твой отец… — И тут на глазах старика блеснули скупые слёзы. — Иди, джигит!.. Дари добро и радость людям, но помни, что род Сабиашвили всегда был родом воинов!.. Я знаю, что ты никогда его не опозоришь!.. Иди, внук!..
* * *Осень 1980 г. Тбилиси.
«…Мастерству надо учиться!..»
…С того августа жизнь Кахабера, если так вообще можно сказать, стала очень осмысленной…
Мальчишка так и пошёл 1 сентября в восьмой класс в одну из тбилисских школ, с плотными повязками бинтов на руках…
Его классный руководитель, пожилая женщина, заметив руки своего нового ученика, тут же обратилась к директору школы с вопросом:
«Зачем мне нужен в классе парень с грозным взглядом и руками, которых не видно из-под бинтов? А может он какой-то отъявленный хулиган, и уже давно состоит на учёте в детской комнате милиции? Лэри Георгиевич! Нам надо бы очень присмотреться к этому юноше!»…
И директор школы решил проверить Кахабера…
* * *…1989 год, весна. Расположение РДГ Филина…
…Они частенько беседовали вот так, в конце дня, когда позволяла их нелёгкая служба…
Старший лейтенант Андрей Проценко, командир разведдиверсионной группы, только пару-тройку месяцев назад вернулся в Отряд после тяжелейшего ранения…
После той боевой операции, которую провела его группа прошлой осенью в Афганистане, он не только получил своё внеочередное звание и орден «Красной Звезды», хотя был представлен командиром к Золотой Звезде Героя, но и стал «живой легендой» всего Отряда …
Возвращение в строй уже легендарного Филина было тяжёлым — сказывались полученные ранения — и, слава Богу, что всё это лето группа провела не в боевых заданиях, а в учёбе и тренировках. Так было хоть немного полегче…
…А вот по вечерам, Андрей усаживался на деревянную лавочку перед входом в казарму под раскидистой плакучей ивой, закуривал сигаретку, и…
Наслаждался тишиной… Вокруг пели свои песни сверчки и цикады, лёгкий ветерок едва-едва теребил длинные, тонкие листочки ивы, и в его душе наступало неимоверное, неземное умиротворение…
Но…
Рядом с Андреем рядом всегда находился кто-то из бойцов его группы… И это уже было просто на уровне рефлекса…
Командир — это всегда мозг всей группы! Он знает до самого конца все цели и задачи боевых операций, и только он всегда принимает окончательное решение… И поэтому командира всегда берегут и охраняют, порой даже ценой собственной жизни, потому, что это всегда самое ценное, что есть у разведчиков…
И хотя Филин и сам был парень не промах, но… Ломать заложенные в головы бойцов годами тренировок рефлексы было бы глупо, не разумно, и просто не рационально…
Да и не любил Андрей, положа руку на сердце, абсолютное одиночество. Ему всегда было намного приятнее, интереснее, и полезнее, как командиру, под все эти трели цикад, лёгкие ветерочки и большие звёзды, побеседовать о жизни со своими такими многоопытными сослуживцами…
Именно так, вот в таких, долгих порой, разговорах «по душам», Филин и узнавал о своих бойцах то, что невозможно было узнать из сухих строчек «Личного дела»…
Как там у классика?
…Бойцы вспоминали минувшие дни,И битвы, в которых рубились они……На этом посту «у командира», несли вахту все бойцы группы…
Ну, и, конечно же, Каха Сабиашвили, Брат…
… — Знаешь, командир! — Каха уселся поудобнее. — Смешно тогда получилось в школе… Директор, наш, Лэри Георгиевич Элисашвили… Никогда его не забуду! Мировой мужик оказался! Умный, справедливый!.. И, что самое удивительное, он лично преподавал историю! Настолько любил свой предмет, что не превратился в школьного функционера, а как обычный преподаватель ходил на уроки… И знаешь, Андрюха, он так здорово нас учил, что, как бы это ни было странно, но уроки истории, которые вёл Лэри, были у нас самыми любимыми!..
— Обычно школьного директора побаиваются…
— Лэри тоже побаивались!.. Но он всегда был очень справедлив, и не наказывал зря!.. Так что… Боялись его только раздолбаи — вот этих он не щадил! А для всех остальных… Он был любимым преподавателем…
— Ну, так что он там за проверку-то тебе устроил?
— А что… Просто взял да и отвёл в школьный медпункт, чтобы медсестра рассказала ему причину, по которой обе мои руки были перевязаны…
* * *Осень 1980 г. Тбилиси.
Там же и те же…
… — Что скажете, Манана? — Директор стоял за спиной юноши, и смотрел то на его ладони, покрытые подсыхающими рубцами, то на школьную медсестру.
А та в полном недоумении рассматривала подживающие порезы, стянутые медицинскими швами:
— Лэри Георгиевич… Я даже не знаю, что сказать!.. У этого парня изрезаны все ладони!.. Такое впечатление, что, либо он сделал это сам и специально, либо он от кого-то защищался… О кого-то, кто был вооружён ножами…
— Ножами, вы сказали?
— Да! Ножами! Изрезать так всего одним ножом очень сложно! Ну, разве что, этот мальчик специально подставлял свои руки…
Директор посмотрел на Каху, и произнёс:
— Значит так! Манана!.. Сделайте ему свежую повязку… А ты, юноша, после процедуры, немедленно ко мне в кабинет! — Он грозно посмотрел на мальчишки. — И подумай, пока есть время, как ты всё это объяснишь! И я хочу услышать правдоподобную историю! Иначе мне придётся связаться с нашим районным инспектором по делам несовершеннолетних!..