Маска Атрея

Ей не требовалось спрашивать, что и как он сделал. Все было совершенно ясно. Все встало на места в той образовавшейся в груди пустоте, где мгновение назад были сердце и легкие, словно Дебора все видела собственным глазами.
Ты знала. Убедила себя, что не знаешь, но ты знала.
Сейчас можно снова повернуться к нему, болтать, смеяться, будто ничего не случилось, а позже, после того как они поедят и попробуют заняться любовью, позвонить федералам и покончить с этим раз и навсегда. Надо выдержать лишь несколько часов. Меньше, если она сумеет найти способ позвонить, не возбудив подозрений.
Можно воспользоваться уборной. Как он, когда приказывал убить греков.
— Ты чего молчишь? — спросил Кельвин, улыбаясь своей беспечной, кошачьей улыбкой.
— Ничего. — Дебора с улыбкой повернулась к нему. — Я насквозь мокрая. Надо переодеться.
— Сначала поедим. Всегда мечтал перекусить возле какой-нибудь тысячелетней реликвии. Давай пообедаем вон на той индейской витрине!
Она заставила губы растянуться пошире:
— Конечно. Расставляй все, а я пока ополоснусь.
— У тебя действительно все нормально? — спросил он. — Ты выглядишь... ну, не знаю... взволнованной.
— Давай назовем это предвкушением, — ответила она.
— Китайской кухни? — Он улыбнулся похотливой, сальной улыбкой.
Ты находила его привлекательным.
— Не только, — выдавила Дебора.
Кельвин ухмыльнулся и шагнул к ней, протянув руки.
— Нет, пока я не помоюсь. — Она попятилась, морщась.
— Пойти с тобой? — Он хитро посмотрел на нее.
— Можешь воспользоваться комнатой для маленьких мальчиков вон там.
— А большие мальчики могут ей пользоваться?
Он шутил. Ей хотелось закричать.
— Только в виде исключения. — Дебора отступила еще на шаг.
— Поторопись, — сказал он. — Я долго ждать не буду — приду посмотреть.
Дебора села на унитаз в запертой клетушке и начала рыться в сумке в поисках телефона. Руки дрожали.
Пожалуйста, Господи, пусть он работает.
Ну...
Господи предвечный, кто посылает утешение всем скорбящим сердцам, к Тебе обращаемся за утешением в этот час испытаний...
Слова пришли непрошено из спящего подсознания, и Дебора стряхнула их, словно заставляя себя проснуться. Уставилась на телефон. Гроза могла подействовать на уровень сигнала, особенно в низине, где находился музей.
Она разыскала в сумке карточку Керниги и набрала номер.
— Будьте добры, — сказала она, услышав женский голос, — могу я поговорить с агентом Кернигой?
— Агент Кернига уехал домой на ночь. Что-нибудь ему передать?
— Мне нужно немедленно с ним поговорить. Крайняя необходимость, связанная с делом, над которым он сейчас работает.
Ну же, давай!
— И какое же это дело?
— Ричард Диксон и двое греков, — пролепетала она. — Пожалуйста, у меня мало времени.
— Позвольте узнать, кто звонит? — невозмутимо поинтересовалась женщина.
— Дебора Миллер. Мне надо поговорить с ним сейчас же.
Дверь в кабинку распахнулась с такой силой, что Дебору отшвырнуло назад. Телефон упал на кафель.
Кельвин Бауэрс поднял его и аккуратно опустил в унитаз.
— И правда надо что-то сделать — никакой звукоизоляции. — Его голос был ровным и спокойным, лицо бесстрастным. Перед Деборой стоял совершенно незнакомый человек. — В этом здании просто невозможно уединиться.
  
Глава 71
 
Она не плакала. Не просила. Бессмысленно взывать к чувству справедливости, дружбы или романтизма — все это для него пустой звук. Дебора ожидала, что будет охвачена паникой, но неестественность происходящего лишила ее вполне уместного в данной ситуации ужаса, оставив странно спокойной, одинокой и исполненной праведного гнева. Она не будет плакать. Не будет просить.
Не успела она встать, как Кельвин с силой ударил ее по лицу тыльной стороной руки. Это не столько причинило боль, сколько удивило бессмысленной жестокостью, и Дебора рухнула рядом с унитазом. Поскольку Бауэрс по-прежнему стоял в дверях, деваться ей было некуда.
Тут ей пришло в голову, что он собирается убить ее на месте. А что еще ему делать? Она с трудом присела на корточки и подняла голову. На мгновение их глаза встретились, и Кельвин вдруг расплылся в шутовской ухмылке, нарочитой и злорадной.
— Знаешь, пожалуй, так даже лучше. Я не думаю, что смог бы заставить себя еще раз выдержать твое прикосновение.
Дебора напряглась, но промолчала.
— Ты слышала, что я сказал? — Он по-прежнему говорил совершенно спокойно, а потом добавил шепотом, почти нежно: — Жидовка!
Потом он сжал кулак и занес руку для удара, и она бросилась вперед, боднув его в головой в живот, оттолкнувшись ногами изо всех сил. Его удар пришелся по плечу. Было больно, но в результате Кельвин потерял равновесие и растянулся на полу. Голова ударилась о пол с глухим стуком, так что Дебора поморщилась, как раз перелезая через него, смутно — и это было ужасно — надеясь, что удар убил его.
Секунду он лежал на спине, а она стояла над ним. Крови видно не было, но на кратчайший миг глаза у него закатились. Дебора понимала, что он будет на ногах меньше чем через минуту, поэтому неуклюже перепрыгнула через него, распахнула дверь туалета и побежала в недра музея. Ищи телефон.
Она мчалась к офису, разыскивая по пути ключи, и тут почувствовала, что лодыжка болит все сильнее.
Не сейчас. Нет времени для боли.
Она была уже в фойе, когда услышала, как дверь уборной врезалась в стену. Кельвин пришел в себя.
Дебора заколебалась. Если она сейчас войдет в офис, бежать будет некуда. Он скорее всего вломится раньше, чем она успеет позвонить, и, конечно, раньше, чем кто-либо сможет приехать. Звонку придется подождать. Надо выбраться из здания. До дороги всего полмили, и она знала окрестности лучше, чем он.
Дебора повернулась, чтобы перебежать фойе, и увидела его — по другую сторону от жуткой носовой фигуры. Приволакивая ноги, Кельвин направлялся к дверям фойе, кренясь набок, как галеон. Может быть, удар головой вызвал небольшое сотрясение мозга.
Хорошо.
Кельвин думает, что она уже на улице. Может быть, он на мгновение лишился сознания и утратил счет времени. Хорошо.
Но не очень. Пока Дебора задерживала дыхание, надеясь, что он выскочит под дождь и она сможет запереться внутри и позвонить Керниге, Кельвин замедлил шаги и остановился, рассматривая закрытую дверь — как-то совсем по-звериному. Затем повернулся, как будто рассматривая что-то на полу. Дебора выглянула из-за ухмылявшейся зеленоватой женщины-змеи. Сердце екнуло. Кельвин протянул руку к белому пластиковому пакету и потрогал его.
Отдаленно, словно донеслось эхо абсурдного сна, она поняла, что это: китайская еда.
Он видит, что еда еще горячая.
Всего несколько минут назад это был их обед, их совместный опыт, прелюдия перед любовной игрой. Воспоминание казалось таким нелепым, что Дебора даже не сразу сообразила: Кельвин пытается решить, сколько пролежал без сознания, как далеко она могла убежать. Выпрямляясь, он полез в карман, вытащил свой мобильник и начал нажимать кнопки.
При первом же звуке его приглушенного голоса Дебора начала отступать. Два тихих шага, три... а потом лодыжка подвернулась и она неловко споткнулась, по-прежнему не сводя глаз с бормочущего что-то в телефон мужчины. Он обернулся на звук, оглядел темное фойе и заметил, как она торопливо бежит единственной дорогой, которая ей осталась, — по коридору к двойным дверям в собственно музей.
Дебора знала здание как свои пять пальцев. Могла спрятаться. Могла вернуться к выходу другой дорогой. Могла пробраться в квартиру Ричарда и выйти там...
Двойные двери перед ней с грохотом распахнулись.
Между ними, раскинув руки, прижав подбородком телефон, стоял бритоголовый парень с татуировкой, которого она оставила лежащим без сознания в микенском подземелье. Белый Кролик.
— Ага, — сказал он в телефон, делая шаг к ней, — я ее вижу.