Дорогая сестра

Все еще теряясь в догадках, Джессика попросила:
– Пожалуйста, скажи мне, почему ты плачешь?
– А ты бы не плакала с такой внешностью, как у меня? – срываясь на крик, ответила Элизабет.
Джессика застыла в изумлении.
– С такой внешностью, как у тебя?
Джессика была в полной растерянности. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и помог ей разобраться с этим.
– Лиз, – сказала она мягко, – у нас с тобой одинаковая внешность. Мы ведь близнецы, ты помнишь это?
– Конечно, помню, – выпалила Элизабет, сузив глаза от злости, – что ты пытаешься доказать мне, Джес? Что я стала глупой или, может быть, ненормальной, потому что получила удар по голове?
– Ради Бога, Лиз, я не говорю, что ты ненормальная, – запротестовала Джессика, – ты попала в автокатастрофу и только три дня назад вышла из коматозного состояния. Тебе повезло, что ты осталась в живых.
– С такой внешностью?
«Я не могу в это поверить», – подумала Джессика.
Элизабет была действительно озабочена своим видом. Это показалось немного непривычным и странным, но одновременно переполнило ее радостью. И, конечно, она почувствовала огромное облегчение, убедившись, что слезы сестры не были вызваны ухудшением ее состояния. Озабоченность по поводу внешности – это было то, что Джессика легко могла понять.
– Ну вот и хорошо, что я здесь, Лиззи, потому что в этой сумке есть все, что тебе нужно.
Джессика подняла холщовую сумку и вытряхнула на кровать ее содержимое.
– У нас с тобой есть потрясающий сухой шампунь.
Элизабет сморщила нос.
– Сухой шампунь?
– Я знаю, что он не так хорош, как настоящий, но он поможет вернуть жизнь твоим волосам. Верь мне. – Джессика понимала, что говорит слишком быстро и чересчур бодрым голосом, но не могла остановиться.
Она не могла допустить, чтобы Элизабет опять начала плакать.
– А еще я принесла косметику, одеколон, лосьон – все что нужно. Давай-ка начнем. Мы не можем терять времени, потому что Тодд должен быть здесь с минуты на минуту. Я знаю, ты захочешь, чтобы твой любимый Тодд увидел, как чудесно ты выглядишь.
– Тодд сюда придет? – Элизабет вжалась в подушки.
Отвернувшись, Джессика не заметила выражения панического испуга, промелькнувшего на лице сестры.
– Это чудесно, правда? Врачи сказали – только члены семьи, но я их убедила, что визит Тодда будет иметь терапевтический эффект.
Джессика не сказала Элизабет, что Тодд ухитрялся потихоньку заглядывать к ней в палату, когда она лежала в коме. У Джессики было такое чувство, что сестре не понравилось бы узнать о том, что Тодд видел ее в том состоянии.
Джессике понадобилось пятнадцать минут, чтобы привести в порядок волосы Элизабет и наложить косметику. Наконец она отступила назад, чтобы оценить результаты своей работы, прежде чем вручить Элизабет маленькое зеркало.
– Теперь можешь поблагодарить меня, Лиз. Заплатишь позднее, – дурачилась Джессика, довольная тем, как преобразилась Элизабет.
Некоторое время Элизабет разглядывала себя в зеркале, а затем нахмурилась.
– Я все-таки слишком бледная. А глаза просто неживые, – пожаловалась она.
– Ты выглядишь прекрасно, – запротестовала Джессика.
– Дай-ка мне румяна и глянцевую помаду, – потребовала Элизабет, – и тушь для глаз тоже.
Джессика пожала плечами и, порывшись в косметичке, вручила Элизабет несколько флаконов и тюбиков. Не теряя времени, та добавила румян, ярче накрасила губы, темнее – ресницы, подвела глаза и наложила тени.
– Как ты думаешь, получше стало? – спросила она Джессику, сидевшую с открытым от изумления ртом.
Элизабет никогда так ярко не красилась.
– Ну а что я могу надеть, кроме этого липкого тряпья? – спросила она, сбрасывая с себя больничную рубашку.
– Твою рубашку, твою любимую ночную рубашку! Я принесла ее.
Джессика стала лихорадочно рыться в содержимом своей сумки. Наконец она торжественно вынула из нее какой-то сверток. В нем была основательно поношенная белая трикотажная ночная рубашка с логограммой Калифорнийского университета – любимая рубашка Элизабет. Сколько бы Джессика ей раньше ни говорила, что эта рубашка напрочь лишена какой-либо сексуальной привлекательности, Элизабет всегда отвечала: «Успокойся, Джес. Это моя рубашка, и мне она нравится».
Сейчас она молча смотрела на рубашку.
– Ты думаешь, что я надену на себя это, когда здесь весь день толкутся интерны [1] и врачи? Ты, должно быть, шутишь. Почему ты не принесла мне что-нибудь более сексуальное?
– Ты хочешь что-нибудь более сексуальное? – спросила пораженная Джессика.
– А что, в этом есть что-то противоестественное?
– Конечно, нет! Я думаю, это просто замечательно! Сегодня после обеда я принесу что-нибудь фантастическое, но до тех пор побудь в этой рубашке.
– Я думаю, она сойдет для посещения Тодда, – пробормотала Элизабет. – Помоги мне натянуть ее.
В полной растерянности Джессика помогла Элизабет переодеться. Она была рада тому, что ее сестра наконец-то поняла толк в косметике и одежде, но никак не могла уяснить причину такой резкой перемены.
– Я пойду в комнату посетителей. Может быть, Тодд уже пришел.
Джессика сразу заметила Тодда. Высокий широкоплечий баскетболист нервно ходил взад и вперед по маленькой комнате.
– Тодд!
– Джес, как она? – спросил он, волнуясь. – Как она себя чувствует? Она ненавидит меня? Ты уверена, что она хочет видеть меня?
– Не так быстро, Тодд. Отвечаю на первый вопрос: кажется, она чувствует себя хорошо.
– Кажется?
– Может быть, ты дашь мне закончить? – вздохнув, спросила Джессика; в голосе ее послышалось раздражение. – Лиз в самом деде чувствует себя неплохо. Доктор сказал, что ты можешь побыть у нее десять-пятнадцать минут, так как она быстро устает. И я уверена, что она не ненавидит тебя, Тодд.
– Что-то не так, и ты не хочешь мне сказать.
– Не выдумывай. Скоро она будет чувствовать себя отлично, просто отлично, – сказала Джессика. – Иди к ней.
Тодд заглянул в палату Элизабет. Она лежала так тихо, что сначала ему показалось, что она спит. Но она открыла глаза и посмотрела на него.
– Привет, Тодд.
– Привет, как ты себя чувствуешь?
Тодду захотелось подойти и обнять ее, но почему-то он не посмел.
– В общем, неплохо.
Тодд подошел к кровати и взял Элизабет за руку.
– Ты выглядишь прекрасно. – Она показалась ему такой хрупкой и беспомощной, что глубокое чувство вины вновь захлестнуло его.
«Это все из-за меня, – подумал он. – Неужели она сможет простить меня когда-нибудь?»
– Я думала, что у баскетболистов хорошее зрение, Тодд, – сказала она, освобождая свою руку из его руки, чтобы поправить волосы. – По десятибалльной шкале я еще не дотягиваю до единицы.
– Для меня ты всегда выглядишь на десятку, Лиз, – горячо заверил он. – А в той катастрофе…
– Я не хочу говорить об этом.
– Я хотел только сказать, как я виню себя и…
– Это все в прошлом, Тодд. Давай забудем об этом, ладно? – Стараясь не глядеть на него, она стала разглядывать свои руки, беспокойно теребившие одеяло.
– Я не хочу расстраивать тебя, Лиз, но…
– Тодд, я очень устала, – вздохнув, сказала Элизабет и закрыла глаза.
– Ох, ну конечно, извини, Лиз. Я забываю о твоем состоянии. Тебе нужен отдых. Я ухожу.
Тодд вышел в холл, где Джессика ждала его, беседуя с доктором Эдвардсом.
– Извините меня, молодые люди, я должен пойти и осмотреть свою пациентку, – сказал доктор.
– Ну как она тебе показалась? – нетерпеливо спросила Джессика, как только они с Тоддом остались одни.
– Нормально, я думаю. Она была очень молчалива, почти ничего мне не сказала.
– Господи, ну у нее же нет сил, она устала.
– Да, она сказала мне, что чувствует себя усталой. Но мне показалось, что ей было скучно со мной и она с нетерпением ждала, когда я уйду.
– Ну, вы, парни, – странный народ, – сказала Джессика сердито. – Лиз только что вышла из комы, а ты хочешь, чтобы она шутила и смеялась, как будто ничего не случилось.