Кахрамон (СИ)

КАХРАМОН [1]
Посвящается моему другу Гаджимагомеду Гаджимагомедову погибшему от рук киллеров.
1
Звонок разрезал сон на две неравные части. Прошло всего четыре часа непонятных и утомительных сновидений. Он с трудом оторвал голову от влажной подушки. Впереди - три бессонных часа до звонка будильника. Многолетний подъем в шесть утра и ни минутой позже создал из природной «совы» абсолютного «жаворонка». Каждое утро, за ним приходила машина, и начинался, полный забот день, который мог закончиться и в двадцать два ноль-ноль, и позже. В семь тридцать начальники цехов докладывали о выполнении плана за сутки. Возникшие вопросы нужно было решать безошибочно и сразу. Производству не должны были мешать ни нерасторопные снабженцы, ни хитроумные трудовики, ни консервативные и прижимистые финансисты. Все на заводе обязано подчиняться производству и сбыту. Будет сбыт, и пять тысяч человек будут сыты, довольны и счастливы. Не будет - значит, не будет денег, а работающему человеку все равно, по какой причине ему не выплатили его кровные. Вынь да положь! Ему наплевать, что завод постоянно переходит из одних жадных рук в другие. Я работаю, значит должен получить! А как – это уже ваша забота, господин исполнительный директор. Вчера он не выдержал и сорвался, наговорил новым владельцам все, что думает о них, об их «заводской политике», контрактной деятельности, когда заводские деньги широким потоком плыли за рубеж. В результате услышал сакраментальную фразу – ВЫ УВОЛЕНЫ. Вечером, долго не мог уснуть. Ворочался, так и эдак подстраивал под себя подушку. В конце концов, ему ведь только тридцать пять лет, он ещё все может успеть – и работу хорошую найдет, и женится, наконец, на Насте. Она, конечно, молчит, но делает это как-то «громко». Только забылся тяжелым и неспокойным сном и…….. вот он звонок. Телефон звонил, и казалось, подпрыгивал на месте от нетерпения. Требовал внимания. Саша взял трубку и осторожно поднёс к уху.
Саня это ты!? Ты это Саша!? – женский голос был тревожен и пронзителен. И это был не Настин голос.
Саша ты меня слышишь? Ответь?!
Я это, а вы кто?
Это я, Мухаббат, жена Кахрамона. Кахи, друга твоего жена. 
Теперь узнаю. Что случилось Муха? – он давно придумал это прозвище, упорно игнорируя, что Мухаббат [2] по-русски означает «любовь».
Кахрамона убили Саша! Застрелили вчера вечером около дома. 
Каху застрелили!!! Быть этого не может! Да у него чутьё как у волка, он опасность печенкой чувствует!
Это, правда, но вчера видно не сработало его чутьё. Приезжай Саша, простишься с другом. У нас хоронят очень скоро. Завтра до заката проводим его.
Ждите, рву в аэропорт!
Но сначала нужно было умыться, побриться, и он пошел в ванную. Из зеркала на него смотрело лицо тридцатипятилетнего мужчины, среднего роста, с волнистыми светло русыми волосами и небольшими усами. Усталые серо-голубые глаза красноречиво говорили о вчерашнем неудачном дне и, последовавшей за этим, полубессонной ночи. Он принял снотворное, а поспать не удалось. 
Всю дорогу до аэропорта, в желтом автомобиле такси, он думал о том, что Каха, Кахрамон – его закадычный друг и земляк, прошел с ним вместе два года афганского кошмара, а погиб где? В любимом ими обоими Ташкенте! Сколько раз они с Кахой уходили в рейд «на караван» и возвращались. А караван, как раз, не возвращался. Не приходил караван с оружием или наркотиками туда, где его ждали. Пропадал бесследно в горах или в каменистой афганской пустыне. Оба хорошо говорили по-узбекски. Как это им помогало! Каха был умен и по-азиатски хитер. Среднего роста, хорошо сложенный, черноглазый и черноусый Кахрамон, на задании действовал быстро и умело. В его руках все становилось оружием: палка, камень, косточка персика, пояс халата. Кто же посмел напасть на грозного воина Кахрамона Гулямова?! 
Самолет был большой, Боинг 747. Стюардессы-узбечки, одетые в хан-атлас [3] улыбались пассажирам и разносили чай и кофе. На соседнем кресле дремал маленький, старенький узбек, одетый в халат, тюбетейку и хромовые сапоги. Проснувшись, он с виноватым видом уставился на Саню, наверное, хотел выйти, размять ноги, но не знал, как спросить это по-русски. 
Пожалуйста, аксакал [4], проходите – по-узбекски сказал Саша.
О! Ты говоришь по-узбекски, сынок? Откуда ты знаешь наш язык? 
Я вырос в Ташкенте бобо [5], в махалле [6] Беш-Агач. Знаете такую?
А как же! Это в Старом городе около медресе [7].
Именно так. Учился в узбекской школе.
Возвращаешься на Родину?
Нет, еду хоронить друга.
А как звали твоего друга?
Кахрамон Гулямов, вы знали его?
Кто же не знает начальника УВД города. Что случилось с таким уважаемым человеком?
Жена друга, Мухаббат, по телефону сказала мне, что его застрелили около самого дома.
Вай, что делается в благородном Ташкенте! Плохая новость встречает на пороге моего дома. Он был очень хорошим человеком, твой друг Кахрамон. Многим людям помог, многих спас.
Знаю, бобо. 
Баракялла [8] был твой друг. Знаешь, меня будет внук встречать, Карим, самый младший. На машине. Подвезем тебя, куда скажешь.
Спасибо бобо. 
Они вместе вышли из самолета, но на таможне разминулись. Сердитые, не выспавшиеся, в слегка помятой, но красивой форме узбекские таможенники тщательно досматривали его небольшую и неполную сумку. Долго переговаривались при нем, не подозревая, что Саня понимает каждое слово. Долго решали, как все-таки, слупить с этого русского немного денег, не отпускать же просто так, задаром. Наконец ему это все надоело, и он сказал:
Тохта йгитлар! Мен жуда яхши биламан! [9]
Татар ми сан? [10] - забеспокоились таможенники
Узбек мен! [11] – сказал Саша, забирая у оторопевшего чиновника паспорт.
2
Кахрамон с семьёй жили в обыкновенном узбекском доме. Что это такое? Большая, очень чисто выметенная площадка, обнесенная невысоким глиняным забором. Три небольших саманных [12] дома располагались на ней рядом, но не вплотную. Между домами, небольшой земляной, проточный пруд – хаус, около которого разместились мангал, очаг для казана и деревянная подставка-тохта, застеленная одеялами и подушками. Когда-то, пацанами, они очень любили прибегать сюда. Матушка Кахрамона, Зульфия-опа [13], тихая кареглазая женщина, кормила их ароматным пловом, укладывала спать на тахту и долго рассказывала волшебные истории про Синдбада-морехода, Насреддина и Алладина. Гладила их непокорные волосы своей мягкой, пахнущей пряностями, рукой. И они засыпали под её негромкий голос и пение цикад. Бархатная азиатская ночь светила тысячами звезд, и Млечный путь загадочно мерцал над их лохматыми головами. А ещё там был большой сад в котором росло все, чем богата была земля Средней Азии: персики разных сортов, абрикосы, груши, сладкие как мед, инжир. Прозрачный золотистый виноград «дамские пальчики». Калитка никогда не запиралась. Зачем закрываться от людей? А, если у кого-то на улице появлялось желание попробовать персик или виноград из сада, можно было просто зайти, спросить разрешения и взять. В одном из домов жили отец и мать Кахрамона с его младшей сестрой Юлдуз [14]. В другом, жил сам Кахрамон Гулямов, его жена Мухаббат и две их маленькие дочки. Третий был «домом для гостей», их, гостей, всегда было достаточно. Родственники из кишлака, друзья дочери и сына, многим оказывал гостеприимство этот теплый и приветливый дом.