Два дня и три ночи
Я сошел вниз, в каюту. Мне хотелось плакать. Как в детстве, вопреки всему, вопреки реальности и обидам, я жаждал чуда. Не может быть, чтобы молодой парень, добрый и справедливый человек, лучший лейтенант авиамоторной разведки Скотти Уильямс лежал сейчас с простреленной грудью на глубине двадцати пяти метров, в то время как живой и даже невредимый Кэлверт разделся и докрасна растерся полотенцем.
Впрочем, эта несложная операция окончательно лишила меня сил. Ничего удивительного. Последние сорок пять минут не предоставили мне возможности отдохнуть. Я снова, спотыкаясь и падая, бежал через проклятый лес, искал, а найдя, надувал лодку, потом с помощью различных акробатических трюков мне удалось спустить ее на воду. Все это было страшно утомительно, и все же я не зря делал утреннюю зарядку. Мое тело могло вынести гораздо более интенсивные физические нагрузки. А вот душа и мысли были выжжены дотла.
Я тщательно разделся, не забыв прикрыть шарфиком шею с причудливо-разноцветным орнаментов работы маэстро Квиста, и рискнул посмотреться в зеркало. Там я увидел собственного прадедушку. Прадедушка, судя по всему, был на смертном одре и уже получил последнее причастие. Глубокие морщины избороздили желтую безжизненную кожу. Разве что кожа не была гладко-восковой. Иглы сосен основательно изрезали лоб, щеки и подбородок. Похоже, что прадедушка умирал от черной оспы.
Я проверил люгер и «лилипут», которые, выбравшись на берег после подводного купания, завернул в непромокаемую ткань и спрятал под рубашку. Теперь я еще раз тщательно протер их, положил перед собой на стол и только тогда позволил себе первые сто пятьдесят граммов виски. Это помогло. Красные кровяные тельца снова ожили и постепенно начали бродить по телу. Чувствовалось: чтобы подогнать их, нужна еще одна доза.
Я протянул руку к бутылке и услышал звук мотора. Я отдернул руку от бутылки – звук не прекратился. Я погасил свет, хотя из-за тяжелых штор наружу в любом случае не пробивалось ни одного луча, и занял позицию за открытыми дверями кают-компании. Честно говоря, такие предосторожности были ни к чему, это наверняка возвращался Дэвис. Но почему он не взял лодку с «Огненного креста»? Значит, кто-то отвез его в порт или куда-то в другое место, а теперь привез обратно на своей лодке. И где гарантия, что этот «кто-то» не убедил Дэвиса в необходимости поездки с помощью кольта или, на худой конец, маузера. Теперь я был почти уверен, что это именно так.
Рулевой уменьшил ход, выключил мотор, потом снова включил его и сдал назад. Я услышал удар о корпус и голоса, потом шаги по палубе, шум мотора. Потом шаги послышались над моей головой. Гость был один, он направлялся в рулевую рубку, чувствуя себя на борту «Огненного креста» свободно и уверенно. Но это не были шаги Дэвиса.
Я затаился в своем укрытии, вытащил люгер, снял его с предохранителя и приготовился принять визитера в лучших традициях шотландского горного гостеприимства.
Хлопнула дверь. Незнакомец вошел в рулевую рубку. Хлопнула дверь. Незнакомец вышел из рулевой рубки. Узкий луч света скользнул по четырем ступеням, отделявшим меня в засаде от места рулевого. У лестницы человек остановился, и луч его фонарика стал шарить по стене в поисках выключателя.
Я прыгнул, резко захватил локтевым суставом его горло и одновременно двинул коленом по почкам. Но все это было только подготовкой. Главный эффект должен был произвести ствол люгера, который я буквально всунул ему в ухо, едва сдержавшись, чтобы не крутануть его раза два по часовой стрелке. Признаюсь, я действовал несколько грубо, но мой незваный гость вполне мог носить фамилию Квист.
Однако возглас боли убедил меня, что я ошибся.
– То, что торчит у тебя в ухе, – это не слуховой аппарат, это ствол люгера, – сказал я внушительно. – Люгер – это пистолет, он может выстрелить, если я нажму на маленькую железку. Она называется спусковой крючок.
Судя по всему, мой новый знакомый узнал из краткой лекции по оружейному делу много нового и интересного, поскольку остался послушно неподвижен, а его горло издавало нечленораздельное бульканье: либо он пытался произнести слова благодарности, либо ему просто захотелось вдохнуть немного воздуха. Я ослабил хватку.
– Медленно подними левую руку и включи свет.
Он подчинился и действительно не спешил. Зажегся свет.
– Подними руки вверх… Выше!
Наверное, он мог бы стать образцовым заключенным и аккуратно выполнять все распоряжения тюремного начальства. Я направил его на середину каюты, приказал сделать три шага вперед, чтобы все крупные предметы оказались вне пределов его досягаемости, и заставил развернуться ко мне лицом.
Он был среднего роста, одет в каракулевую куртку и меховую шапку. Холеная седая бородка была разделена посередине пучком черных волос – ни у кого больше я не видел такого рода украшения. Его лицо раскраснелось: то ли он сильно нервничал, то ли все еще не мог перевести дыхание. Не спросив у меня разрешения, он уселся на тахту, вытащил монокль и, вставив его в правый глаз, посмотрел на меня со злостью и любовью одновременно.
Я ответил ему точно таким же взглядом, положил люгер в карман, налил в стакан солидную порцию виски и подал его контр-адмиралу сэру Артуру Арнфорд-Джейсону, кавалеру ордена Бани, владельцу целой коллекции не менее престижных наград и, кроме того, моему непосредственному начальнику.
– Вам следовало постучать в дверь, адмирал.
– Да, действительно. Но кто мог подумать, что у вас такие оригинальные представления о встрече гостей. – Его голос звучал хрипло, и я подумал, что уроки Квиста не прошли для меня даром: еще немного – и пришлось бы искать шелковый шарфик для командира.
– У меня не бывает никаких гостей, адмирал. И нет друзей. Во всяком случае в этом районе. Здесь у меня только враги. Все, кто входил на борт до сих пор, были врагами. Кроме того, я не ожидал вашего визита.
– Я надеюсь, что не ожидали. Иначе вам трудно было бы объяснить свое поведение. – Он осторожно помассировал шею, глотнул виски и закашлялся. – Я не намеревался появляться здесь. Но вы знаете, сколько золота в слитках было на борту «Нантесвилля»?
– Что-то около миллиона фунтов.
– Если хотите знать – восемь миллионов! Это то самое золото, которое дядя Сэм высасывает из старушки Европы. Обычно его отправляют слитками в пакетах по сто восемь фунтов каждый. Так надежней и спокойней. Но в этот раз Государственный Английский банк знал, что безопасность гарантирована, – ведь на корабле находились наши агенты. Кроме того, банк срывал сроки доставки, и поэтому, на свой страх и риск никого не уведомляя, они загрузили на «Нантесвилль» тысячу четыреста сорок слитков. Вы представляете, какое настроение сейчас у дирекции банка?! А правительство! И все претензии будут адресованы исключительно ко мне!
Судя по тону, командир уже вполне пришел в себя и собирался перейти к перечислению моих ошибок, граничащих с должностным преступлением.
– И все же, адмирал, вам нужно было предупредить меня о своем… визите.
– Я пытался. Однако в полдень никто не вышел на связь. Это элементарный профессионализм, Кэлверт. Вы позволили себе нарушить приказ. Я сделал вывод, что ситуация становится критической и что мне придется лично прибыть на место, чтобы взять дело в свои руки. Я сразу же вылетел самолетом, а сюда меня доставил спасательный корабль ВВС.
Я припомнил корабль, промелькнувший в поле зрения во время вертолетного рейда.
– Где Дэвис? – спросил дед Артур.
– Не знаю.
– Не знаете? – переспросил он зловеще-спокойным тоном, зная, что это самое страшное его оружие. – А что вы вообще знаете? Чем вы вообще тут занимаетесь?
– Что касается Дэвиса, я боюсь, его похитили. Что же касается… Скажите, адмирал, чем вы занимались последние два часа?
– Что?!
Монокль вывалился из его правого глаза, и он некоторое время вправлял его обратно. Дед носил монокль из чистого снобизма. Но почему-то сейчас этот прибор нервировал меня больше, чем обычно.