Женщина по средам
- Я понял, - проговорил старик, пытаясь сократить наставления и побыстрее перейти к самой стрельбе.
- Торопишься, батя... Не подгоняй... Я должен говорить достаточно долго, чтобы дать тебе возможность привыкнуть к своему положению, к винтовке, к прицелу... К своей будущей роли мстителя и убийцы.
- Понял, - повторил старик, чуть шевельнув желваками - не понравились ему слова Саши.
- Итак, главное - не торопиться. Только нежное, воздушное касание курка. А винтовка сама решит, когда нужно выстрелить.
- Что значит сама? - удивился старик.
- Именно сама. Она стреляет, а не ты. Усек? Ты ее покупаешь, как покупают бабу... Хотя тебе это, может быть, и незнакомо...
- Знакомо.
- Тем лучше. Ты ее покупаешь. Платишь деньги за патроны. Выбираешь цель, день, час, место... А вот секунду выбирает она. Я понятно выражаюсь?
- Да уж понятней не бывает!
- Ты со мной согласен?
- Полностью. Стрелял я когда-то, неплохо стрелял, - старик повозился на матах, сработанных скорее всего из старых матрацев, выброшенных жильцами, улегся поудобнее, всмотрелся в окуляр оптического прицела.
- Тогда вперед, - и Саша вручил старику новенький, блестящий патрон с острой пулей. - Ни пуха, батя!
- К черту!
И грохнул выстрел. Старику в прицел хорошо было видно, что выстрел получился не слишком удачным - в молоко, как говорится. Совсем рядом с черным кругом, но все-таки в молоко. И только четвертая пуля вошла в самый центр мишени. Шестая легла рядом, седьмая - между ними.
- Может, хватит? - спросил Саша. - Как подумаю, какое добро переводим... Душа содрогается.
- Еще немного, - сказал старик невозмутимо. И вложил в ствол очередной патрон.
- Батя, - Саша похлопал старика по спине. - Ты слишком азартный какой-то... Двадцать баксов каждый патрон... А доллар в цене растет...
- Я помню, - сказал старик и опять приник к прицелу.
Дело явно пошло на лад - три последующие пули легли в десятку.
- Вот теперь хватит, - сказал он, поднимаясь и отряхивая колени.
- Да, теперь я спокоен за твоих клиентов. Они будут иметь дело с настоящим мастером. Это всегда приятно. А то как вспомню в каких муках однажды мне студентка зуб рвала... Мы оба с ней чуть не кончились там возле кресла...
Да, батя, а разрывных пуль ты не хочешь купить?
- Не понял? - живо обернулся старик.
- Пули, говорю, разрывные... Очень удобная штучка, между прочим...
Гораздо надежнее. Голова разлетается, как воздушный шарик от сигареты, представляешь?
- Представляю, - хмуро кивнул старик.
- При надобности и поджечь можно кой-чего... И сама по себе хороша...
Сто долларов штука. Дороговато, но окупается стократно.
- Беру, - сказал старик. - Десять штук.
- А простых сколько?
- А простых двадцать. Да, двадцать штук, - повторил старик, будто уверился в правильности своих подсчетов.
- С запасом берешь? - усмехнулся Саша.
- Жизнь продолжается, - старик развел руками в стороны. - Кто его знает, с чем завтра придется столкнуться...
- Хозяйственный ты мужик.
- Всю жизнь запасался, лишнее приходилось брать... Хлеб, соль, спички, керосин, макароны... Теперь вот и до патронов дело дошло. А завтра, глядишь, и в самом деле пушка понадобится, - невесело усмехнулся старик.
- Ничего, - успокоил его появившийся в дверях Гена. - Понадобится обращайся. Выручим.
- Неужели пушку достанете?
- Запросто. А заплатишь - и к месту доставим. И цель поразим. И возьмем недорого.
- Но это чуть позже... А сейчас сколько возьмете?
- Как и договаривались... Восемь тысяч.
- Это как?! - вскинулся старик.
- Смугляночка - пять тысяч? Пять. Десять штук разрывных по сотне...
Тысяча? Итого, шесть. Десять штук простых ты уже использовал? Еще двести.
Двадцать заказал - еще четыреста... Правильно? Всего получается шесть шестьсот.
Глушитель... Тебе ведь нужен глушитель? Нужен. Без него нельзя. А он тянет на тысячу долларов.
- Откуда же еще четыреста? - возмутился старик.
- А за науку? А использование помещения? - Саша с улыбкой обвел взглядом тир. - А машина, бензин, водительские услуги...
- Хватит, - остановил его старик. - Договорились.
***
Вроде, все получилось, все состоялось. Старик сидел у окна в плацкартном вагоне поезда и неотрывно смотрел на проносящиеся мимо слабые огоньки полустанков, деревень, отдельных вросших в землю домиков, время от времени возникающих в синих сумерках. Вспоминая столь долгий сегодняшний день, он содрогался, только сейчас сознавая ту опасность, которой подвергался едва ли не на каждом шагу. Какие силы или какое отчаяние заставили его подняться в крытый кузов грузовика? Откуда взялась отвага, чтобы в пустынном месте сесть в машину к незнакомым людям, занимающимся к тому же преступным промыслом - торговле оружием? А подвал?
Господи! А подвал?!
И он, старый и совершенно беспомощный человек, шагнул в его темную, сырую глубину, хотя прекрасно знал, что может никогда не выйти оттуда...
А камера хранения на Курском вокзале, отсчитывание денег, опасливое озирание по сторонам...
Сидя у темного окна, отгородившись ладонью от соседей, не зная их и не желая знать, старик вспоминал прошедший день и ужасался. Только теперь он осознал, насколько великодушно поступили с ним торговцы оружием. Ведь могли и на вокзале дать по темечку, оттащить в сторону и уйти с винтовкой и с деньгами... И никто, ни один пассажир не вмешался бы, ни один милиционер не полюбопытствовал бы, что случилось со стариком, и что за люди волокут его в укромный угол...
В вагоне никто не обращал на него внимания - пожилой, молчаливый человек, вжавшийся в угол у окна, с хозяйственной сумкой, засунутой поглубже под лавку. Внимательный человек мог бы заметить, что в сумке лежит пакет кефира, мятый хлебный батон - купленный на привокзальной площади у такой же старухи, как и он сам. На крючок у двери старик повесил замусоленную кепку с надломленным козырьком - наверняка эта кепка служила ему не меньше десятка лет.
Очень уж любопытный попутчик заметил бы в сумке залатанный рукав старого свитера, какой-то сверток, завернутый в старую мятую газету. Что в нем могло оказаться? Какие-нибудь семена, кусок вареной колбасы, плавленый сырок, а то и початая бутылка с домашним самогоном...