Родина Кэрри

Саул аж позеленел.
— Сядь, быстро, — отрывисто произнес Эстес.
Кэрри вернулась на место.
— Послушай, Кэрри, — отдышавшись, произнес Эстес. — Мы не военные, наши люди — не солдаты, которые слепо исполняют приказы. Они действуют автономно, думают за себя. Управлять ими — это как дрессировать кошек, но что поделаешь? Такова цена за спасение нации: особые люди вынуждены добывать информацию в самых неожиданных местах. Мы дали тебе свободу действий, однако на сей раз ты перешла все границы. Ты, ни с кем не советуясь, без команды сверху вышла за пределы Управления. Мы разрешаем контакты между агентствами: по авторизованным каналам, если действительно надо «что-то узнать», но ты и в эти рамки не уложилась. Работа АНБ — снабжать нас информацией как таковой. У них нет специалистов по анализу, которые могут выделить из кучи мусора полезную инфу. Зато они есть у нас. Бульшая часть наших сотрудников только тем и занимается, что анализирует данные. Если АНБ начнет делать за нас нашу работу, у Конгресса появится законный повод спросить: какого хрена вообще содержать ЦРУ? И если ты правда хочешь, чтобы я пустил в работу эту твою надежную версию о теракте, то обеспечь меня проверенными сведениями. Более того, играя у себя в песочнице с Синайским полуостровом и Бейрутом, ты совершенно забыла об «Аль-Каиде» в Ираке, а ведь именно за ней я поручил тебе следить. Только поэтому ты еще здесь.
— Я и за Ираком слежу. Мне…
— Хватит врать, Кэрри, на это нет времени. Инцидент в Аббассии — просто подарок для нашего врага, не время тебе заниматься самодеятельностью. Мы так не работаем. — Эстес покачал головой. — Короче, я уведомил отдел кадров: тебя переводят из Контртеррористического центра.
И не только из него, а из Национальной секретной службы вообще. Больше тебе здесь делать нечего. Саул?
Кэрри будто ударили под дых, и ее чуть не вырвало. Невозможно! Так нельзя! Они что, ослепли? Не видят, что происходит? Из базы стирают записи, есть информация о теракте, а ее — единственного агента, который просек связь между фактами, — хотят отстранить от работы!
— Кэрри, у тебя большой талант: знание языка, чутье… — начал Саул, подаваясь вперед и сцепив руки в молитвенном жесте. — Но ты не оставляешь нам выбора. Тебя ждет другое назначение.
Слава богу! Ее не увольняют, хоть и работать не дадут.
— Я уж подумала, что вы меня вытурите…
— Вытурим, — сказал Саул, глянув на Эстеса. — В Разведывательный директорат: Кабинет стратегий сбора и анализа разведывательной информации.
— Незамедлительно, — закончил Эстес. — Больше никакой тебе оперативной работы. Хватит.
* * *
— Кому насолила? — поинтересовалась Джоанн Дейтон из соседнего кубарика. Голубоглазая блондинка, пухлощекая и симпатичная, она вполне могла быть чирлидиршей в школе… если бы (как она призналась) не загулы и наркота. — Меня вот сюда в наказание сослали, — закатив глаза, прошептала Джоанн.
— Дэвиду Эстесу, — призналась Кэрри.
— Серьезно? — уважительно произнесла соседка. — Как тебя вообще не выгнали? — Она придвинулась ближе и заговорщицки поинтересовалась: — Что натворила?
Что, что… Не дала себя убить. Кэрри как побежала, спасаясь, на проспекте Мишеля Бустроса, так, казалось, и не могла остановиться.
— Как ни странно, я делала свою работу.
Новым начальником Кэрри стал необычный мужчина русского происхождения: длинные волосы, руки и ноги непропорционально большие, словно его собрали из останков других людей, как какую-нибудь Башню Уоттс [10]. Поговаривали, будто его ранили в Боснии, но открыто об этом судачить никто не решался. А звали его Ерушенко. Алан Ерушенко.
— Мне, в принципе, плевать, почему тебя перевели сюда из НСС, — сказал Ерушенко, глядя на Кэрри сквозь дымчатые стекла очков. — Может, здесь и не малина, как в другом корпусе, но дело делаем важное. Жду от тебя ежедневных отчетов о проделанной работе.
Ну и хрен с тобой, подумала Кэрри.
— Что это с Ерушенко? — спросила она у Джоанн.
— Он перфекционист, но могло быть и хуже. — Соседка улыбнулась. — Ерушенко — идиот, правда, не безнадежный.
Шеф посадил Кэрри обрабатывать данные по Ираку от основных сборщиков из НСС (офицеров ЦРУ, которые присылают на анализ и оценку добытые оперативниками сведения).
— Будешь определять степень надежности и точности инфы, — сказал Ерушенко. — Есть золотое правило: редкая инфа надежна, почти все данные — мусор.
Кэрри принялась обрабатывать отчеты по деятельности «Аль-Каиды» в Ираке. Их лидером считался загадочный человек под псевдонимом Абу Назир. Первый раз Кэрри услышала о нем год назад, когда шла по одному следу в Багдаде, но Абу Назир был как призрак, на него почти не имелось данных. Никаких сведений о нем лично, хоть и подозревалось, будто он где-то в провинции Анбар запугивает вождей местных племен: отрезает головы всем, кто перейдет ему дорогу, и порой насаживает их на колья вдоль дороги, как этакие кровавые указательные столбы. Упоминался и его ближайший помощник под псевдонимом Абу Убайда, такой же мясник. О нем знали еще меньше.
Кэрри не могла сосредоточиться. Ее тошнило от унижения. За что с ней так? Почему Саул ее предал? Почему они с Эстесом ее не послушали? Похоже, всем плевать, что в ближайшие несколько дней или недель в Америке случится теракт.
Кэрри заперлась в кабинке туалета и, сев на опущенную крышку унитаза, спрятала лицо в ладони. Хотелось кричать во весь голос.
Какого дьявола? Кожу покалывало, как покалывает ногу, когда ее отсидишь. Все из-за стресса: гормоны бушуют, и лекарство не действует; пробки в нейронной сети вышибает.
Кэрри ладонями растерла кожу на руках — не помогло, покалывание не прекратилось. Понятно. Клозапина почти не осталось, и Кэрри начала принимать его через день. Болезнь обострилась, на подходе был депрессивный период.
Кэрри огляделась как затравленный зверь. Надо было срочно ехать домой.
  
Глава 8
 
Рестон, штат Виргиния
 
Недели полторы Кэрри еще притворялась, будто работает: по утрам вставала, одевалась, красилась и заставляла себя тащиться в Управление. Лекарства принимать и вовсе забросила, таблеток оставалось чуть-чуть. Ощущение было такое, что она падает в черную дыру — забытая всеми и сосланная в никуда. Кэрри читала отчеты по деятельности «Аль-Каиды» в Ираке, но понять ничего не могла. Приходилось перечитывать документы по нескольку раз.
При этом Кэрри мысленно костерила Саула и Эстеса. Первого — за то, что всегда считала его отцом, заменой родному. Или добрым еврейским дядюшкой, желанным для любого ребенка. А Эстеса… Кэрри-то думала, что он ценит ее работу, самоотдачу и профессионализм.
И вот, когда она на блюдечке преподнесла рабочую информацию, ее наказали. Разрушили ей карьеру. Все было кончено. Кэрри на работе все дольше и дольше засиживалась в туалете. У нее ничего не осталось. От нее самой не осталось ничего.
В конце концов она перестала ходить на работу. Да, нужно было отыскать хоть что-то по теракту, о котором предупредила Джулия, но Кэрри не могла заставить себя включить мозг и работать.
Она сидела в темноте, забившись в угол спальни. Она не ела… сколько?.. дня два? три? Какая-то часть ее сознания твердила: мол, это не ты, это все болезнь, но Кэрри стало на все наплевать. До нее никому не было дела.
Даже в туалет пойти она не могла, не хотелось вставать. Когда последний раз она справляла нужду по-человечески? Плевать… Она сидела одна в темноте, забытая и раздавленная. Как отец.
Как отец.
День благодарения. Кэрри — на первом курсе, ее сестра Мэгги — на последнем, в Нью-Йоркском университете. Она позвонила и похвасталась, что праздник встретит с семьей своего дружка Тодда.
— Папа один, поезжай к нему, Кэрри.
— Почему я? Давай ты тоже приедешь. Мы обе нужны ему.
День благодарения, это же семейный праздник — вдруг мама наконец позвонит? Они ведь столько лет прожили с отцом в браке, разве это ничего не значит? А Кэрри и Мэгги? В чем они виноваты? Если мать не хочет звонить Фрэнку, то могла бы дочерям позвонить. Тем более номер Мэгги в Морнингсайд-Хейтс она знает. И она точно знает, что Кэрри — в Принстоне, в Батлер-Колледже. Захотела бы, связалась бы со своими девочками, отец и не догадался бы. Господи, неужто вся семья Кэрри — психи?