Мастера детектива. Выпуск 6
— Что вы хотите делать? — спросила она, медленно подымаясь на ноги.
— А-а, — разочарованно протянул он, — опять испугалась. Мне нравилось, когда ты не боялась. — Направив пистолет ей в грудь, он посмотрел на нее в упор и сказал: — Не надо бояться. Эта губа...
— Да что мне ваша губа, — в отчаянии сказала она. — И никакой вы не урод. Будь у вас девушка, вы бы и думать об этом забыли.
Он покачал головой.
— Ты говоришь так потому, что боишься. Ко мне так не подъедешь. Тебе очень не повезло, что я наткнулся именно на тебя. Не бойся смерти. Все мы умрем. Если будет война, тебе все равно не выжить. Все произойдет неожиданно и очень быстро, и даже не больно будет, — сказал он, вспомнив раздробленный череп старика. Вот она смерть: убить человека — все равно что разбить яйцо.
— Вы хотите застрелить меня? — прошептала она.
— Да нет же, нет, — сказал он, пытаясь успокоить ее. — Повернись спиной к стене и иди к той двери. Тут есть, наверно, комната, где я мог бы запереть тебя часа на два.
Он смотрел ей в спину, ему хотелось сделать все чисто, чтобы ей не было больно.
— А с вами можно договориться, — сказала она. — Мы могли бы стать друзьями, если бы встретились при других обстоятельствах. Скажем, у служебного входа в театр. Кстати, вы когда-нибудь водили девушек в театр?
— Я?! — удивился он. — Нет. Да и кто со мной пойдет?
— Вы вовсе не так некрасивы, — сказала она. — По мне, так уж лучше быть с заячьей губой, чем со сплющенными ушами, как у тех парней, что воображают себя силачами. Когда они в шортах, девушки от них без ума, но до чего же у них глупый вид во фраках.
«Застрелишь ее здесь, еще кто-нибудь увидит в окно, лучше наверху, в ванной», — пронеслось у Рейвена в голове.
— Иди, иди, — сказал он. — Шагай.
— Отпустите меня, пожалуйста, во второй половине дня, — взмолилась она. — Если я не явлюсь в театр, я потеряю работу.
Они оказались в небольшом холле, еще пахнувшем краской.
— Я дам вам билет на наш спектакль, — сказала она.
— Иди, иди, — сказал он. — Поднимайся по лестнице.
— Стоит посмотреть. Альфред Блик в роли вдовы Туонки.
На лестничной площадке было всего три двери, одна из них с матовым стеклом.
— Открой вот эту дверь, — приказал он, — и зайди туда.
Он решил, что выстрелит ей в спину, как только она переступит порог. Тогда ему останется только потянуть за ручку, и ее не будет видно. Ему вспомнился тихий голос секретарши, бормотавшей что-то в агонии за дверью. Воспоминания никогда его не тревожили. Он был равнодушен к смерти. Глупо бояться ее в этом пустом холодном мире.
— Ты счастлива? — хрипло спросил он. — Я хочу сказать — ты любишь свою работу?
— Только не эту, что нашла сейчас, — ответила она. — Но не вечно же я буду работать. Или, вы полагаете, никто на мне не женится? Я все же надеюсь.
— Входи, — прошептал он. — Выгляни в окно.
Его палец был уже на спусковом крючке. Она послушно пошла вперед. Он поднял пистолет. Рука не дрожала. Она ничего не почувствует, уверял он себя. Если и нужно чего-то бояться в этом мире, то только не смерти. Она взяла сумочку, которую до этого держала под мышкой. Сумочка была причудливой, замысловатой формы, сбоку кусочек крученого стекла и хромированные инициалы Э. К. Она, видимо, собиралась подкрасить губы.
Внизу хлопнула дверь и кто-то сказал:
— Простите, что я притащил вас сюда так рано, но мне придется допоздна задержаться в конторе...
— Ничего, ничего, мистер Грейвс. Какой милый домик, не правда ли?
Энн повернулась, и он опустил пистолет. Она беззвучно прошептала:
— Входите, скорей.
Он повиновался, он ничего не понимал, он все еще готов был выстрелить в нее, если она закричит.
— Уберите, — сказала она, увидев пистолет. — С ним только беды наживешь.
— Твои чемоданы на кухне.
— Знаю. Они вошли через парадную.
— Газ и электричество подведены, — сказал второй голос. — Десять фунтов наличными, подпишите вот эту бумагу, и можете завозить мебель.
Первый голос, который почему-то вызывал у Энн ассоциации с пенсне и высоким стоячим воротничком, произнес:
— Мне же надо все как следует обдумать.
— Идемте посмотрим наверху, мистер Грейвс.
Было слышно, как двое внизу прошли через холл и стали подниматься по лестнице. Агент тараторил без умолку.
— Я выстрелю, если ты... — начал было Рейвен.
— Тише, — прервала его Энн. — Молчите. Эти деньги при вас? Дайте мне две бумажки...
Увидев, что он колеблется, она прошептала:
— Придется рискнуть.
Агент и мистер Грейвс были уже в одной из спален.
— Вы только посмотрите, мистер Грейвс, — разливался соловьем агент, — стены обиты вощеным ситцем...
— А звукоизоляция хорошая?
— Мы используем особую технологию. Притворите-ка дверь. — Дверь закрылась, и до Энн с Рейвеном донеслось приглушенное, однако вполне различимое: — И вы уже ничего не услышите в коридоре. Эти дома строились в расчете на людей семейных.
— А теперь, — сказал мистер Грейвс, — я хотел бы осмотреть ванную.
— Не двигайтесь, — пригрозил Рейвен.
— Да уберите вы его наконец и будьте самим собой.
Сказав это, Энн закрыла за собой дверь ванной и направилась к спальной. Та открылась, и агент, с предупредительностью человека, известного во всех барах Ноттвича, спросил:
— Да-да, чем могу быть полезен?
— Я проходила мимо, — громко сказала Энн, — и увидела, что дверь открыта. Я хотела пойти к вам, но решила, что вряд ли застану вас так рано.
— Для такой прекрасной юной леди, как вы, я всегда на месте, — сказал агент.
— Я хочу купить этот дом.
— Но послушайте, — возмутился мистер Грейвс, человек неопределенного возраста в черном костюме (бледное лицо и возмущенный вид его наводили на мысль о бессонных ночах и многодетной семье, ютящейся в переполненной квартире). — Вы не имеете права. Я осматриваю этот лом.
— Да, но муж велел мне купить его.
— Я пришел первым.
— Вы уже внесли деньги?
— Мне же надо сперва его осмотреть, не так ли?
— Вот, — сказала Энн, показывая две пятифунтовые ассигнации. — Теперь все, что мне остается сделать...
— Это подписать вот здесь, — закончил за нее агент.
— Погодите, — сказал мистер Грейвс. — Мне нравится этот дом. — Он подошел к окну. — Мне нравится вид из окна. — Его бледное лицо было обращено к израненным полям, тянувшимся под редеющим туманом к горизонту, где высились кучи шлака. — Совсем как в деревне, — мечтательно проговорил он. — Жене и детям будет хорошо.
— Простите, — перебила его Энн. — Вы понимаете, что я готова уплатить и подписать?
— А документы? — спросил агент.
— Я принесу их после полудня.
— Позвольте мне показать вам другой дом, мистер Грейвс. — Агент легонько икнул и извинился: — Я не привык заниматься делами до завтрака.
— Нет, — ответил мистер Грейвс, — раз не этот, вообще никакого не надо.
Бледный и обиженный, стоя в лучшей спальне «Тихой завади», он бросил вызов судьбе, а судьба, как он знал из долгого и горького опыта, всегда принимала вызов.
— Ничего не поделаешь, — сказал агент. — Этот дом вам уже не купить. Кто первым приходит, того первого и обслуживаем.
— До свиданья, — бросил мистер Грейвс, унося вместе с собой вниз по лестнице свою жалкую, узкогрудую гордыню. По крайней мере, он мог с полным основанием утверждать, что, если уж ему не досталось то, что он хотел, он не станет довольствоваться никаким заменителем.
— Идемте прямо в контору, — сказала Энн, взяла агента под руку и повернулась спиной к ванной, где остался стоять мрачный и загнанный человек с пистолетом в руке.
Они спустились вниз и вышли на улицу. Холодный пасмурный день показался ей теплым: она снова была в безопасности.
4
— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»
Выстроившись в длинный ряд и шаркая ногами, девушки, с вымученной, деланной живостью подавшись вперед, одновременно сводили колени и хором повторяли: