Мастера детектива. Выпуск 6

Он вернулся на площадку, но что-то неудержимо тянуло его назад, как будто он покидал место, которое ему очень дорого. Это чувство оставалось с ним и когда он поднялся на третий этаж и осмотрел все комнаты по очереди. Ни в одной из них не было ничего необычного — только кровати, шкафы, тяжелый запах духов, туалетные принадлежности да в одном шкафу валялась сломанная трость. Эти комнаты были грязней, неопрятней и использовались, видимо, чаще той, которую он только что оставил. Он стоял посреди пустых комнат и прислушивался. Теперь не было слышно ни звука. Тайни с Эки внизу под ним совершенно затихли, ожидая, когда он спустится. Он еще раз подумал, что, наверное, свалял дурака, рискнув всем. Но если бы им нечего было скрывать, почему они не попытались позвать полицию? Он оставил их одних, им нечего было бояться, пока он наверху, но что-то, однако, держало их в доме, точно так же как что-то тянуло его к той комнате на втором этаже.
Это чувство повело его обратно. Ему даже стало радостно, когда, закрыв за собой дверь, он снова оказался в маленьком стесненном пространстве между большой кроватью и стеной. Сердце у него перестало ныть. Он снова был в состоянии думать. Он начал методически, дюйм за дюймом, осматривать комнату, даже сдвинул радиоприемник на умывальнике. Послышался скрип лестницы, и, приложившись ухом к двери, он слушал, как кто-то — вероятно, Эки — медленно, с неуклюжей осторожностью поднимается со ступеньки на ступеньку, пересекает лестничную площадку, останавливается, наверное, под дверью и тоже слушает. Невозможно было поверить, что этим старикам нечего бояться. Рейвен шел вдоль стен, протискиваясь между ними и кроватью, ощупывая пальцами блестящую цветастую бумагу: он уже слышал о том, что углубления в стенах иногда заклеивают обоями. Дойдя до камина, он отодвинул медную решетку.
Внутри камина каким-то образом держалось тело женщины, ноги ее опирались на решетку, а голова была скрыта в дымоходе. Первое, о чем он подумал, это о мести: «Если это та девушка, если она мертва, я пристрелю их обоих, и пристрелю так, что они будут долго мучиться и подохнут медленной смертью». Он опустился на колени, чтобы высвободить тело.
Руки и ноги ее были связаны веревкой, изо рта торчал кляп — старая хлопчатобумажная куртка, глаза закрыты. Прежде всего он вытащил кляп. Он не мог определить, жива она или мертва, и прикрикнул на нее:
— Да очнись ты, дура, очнись. — Он склонился над ней и сказал умоляюще: — Очнись.
Он боялся оставить ее, а в кувшине не было воды, и он не мог ничего поделать. Перерезав веревки, он уселся на полу рядом с ней, не спуская глаз с двери. Одна его рука сжимала пистолет, другая лежала у нее на груди. Почувствовав ее дыхание у себя под рукой, он словно ожил.
Она не соображала, где она и что с ней:
— Солнце! Глаза режет.
Никакого солнца в комнате не было. И скоро станет совсем темно. «Долго же они ее там продержали», — подумал он, прикрыв ей глаза ладонью, чтобы защитить их от тусклого предвечернего зимнего света.
— Сейчас я усну, — проговорила она усталым голосом. — Здесь так легко дышать.
— Нет-нет, — сказал Рейвен. — Нам надо выбираться отсюда. — Но он не был готов к тому, что она так вот просто согласится.
— Ну что ж. А куда?
— Ты не помнишь, кто я? — спросил он. — Мне некуда идти. Но тебя надо оставить где-нибудь в безопасном месте.
— Мне удалось кое-что узнать, — сказала она. Он подумал, что она говорит ему о смерти, в руках которой она побывала. Но, когда к ней полностью вернулся голос, она объяснила: — Я видела человека, о котором ты говорил! Чамли.
— Так ты меня узнала?! — воскликнул Рейвен.
Но она оставила его слова без ответа. Похоже, находясь там, в темноте, она все время повторяла то, что должна сказать, когда ее найдут, чтобы не терять времени.
— Я назвала наугад какую-то компанию, где он работает. Это напугало его. Он наверняка оттуда. Я забыла название. Мне надо вспомнить.
— Не волнуйся, — сказал Рейвен. — Ты молодчина. Еще вспомнишь... А ты смелая! Там ведь спятить можно... Господи Иисусе!
— Я все помнила, — сказала она. — Я слышала, как ты меня ищешь, а потом ты ушел, и я все забыла.
— Как ты думаешь, ты смогла бы сейчас идти?
— Конечно. Нам надо спешить.
— Куда?
— У меня был план. Я его вспомню. У меня было много времени, и я все обдумала.
— Ты что же, совсем не боялась?
— Я знала, что меня наверняка найдут. Я торопилась. У нас мало времени. Я все думала о войне.
— Ты смелая, — с восхищением повторил он.
Она принялась разминать затекшие руки и ноги. Двигалась она размеренно и методично, как автомат.
— Я много думала об этой войне. Я где-то читала — забыла где, — что на грудных детей нельзя надевать противогазы, потому что им не хватает воздуха. — Опершись рукой о его плечо, она встала на колени. — Там тоже было мало воздуха. Я поняла, что они должны чувствовать — эти дети. Я подумала, что мы должны предотвратить все это. Глупо, да? Только мы двое можем это сделать, больше никто. Ноги колет, будто я их отсидела. Значит, отек сходит. — Она попыталась встать, но это ей не удалось.
Рейвен наблюдал за ней.
— О чем ты еще думала?
— Я думала о тебе, — сказала она — Я жалела, что так вот ушла и бросила тебя.
— Я думал, ты пойдешь в полицию.
— Этого я бы ни за что не сделала. — На этот раз, опираясь на его плечо, она смогла подняться. — Я на твоей стороне.
— Нам надо выбираться отсюда, — торопил ее Рейвен. — Ты сможешь идти?
— Да.
— Тогда отпусти меня. За дверью кто-то есть.
Он стал у двери с пистолетом в руке и прислушался. У тех двоих было достаточно времени, гораздо больше, чем у него, чтобы подумать, что делать. Он рывком распахнул дверь. На лестничной площадке было почти темно. И никого не видно. «Старый козел затаился под стенкой и хочет оглушить меня кочергой. Надо бегом», — решил Рейвен и тут же споткнулся о веревку, натянутую у двери. Он упал на колени и выронил на пол пистолет. Он не успел вскочить, как Эки ударил его в правое плечо. Это ошеломило его, он не успел двинуться с места, только успел подумать: «Теперь по башке врежет. А я совсем обалдел — не подумал про веревку!» — и тут он услышал голос Энн:
— Брось кочергу!
Он с трудом встал на ноги. Девушка успела схватить выроненный пистолет и навести его на Эки.
— Молодчина! — с удивлением сказал он.
Снизу донесся голос старухи:
— Эки, где ты там?
— Дай мне пистолет, — сказал Рейвен. — Спускайся по лестнице, эта старая карга тебе ничего не сделает. — Он пятился за ней, держа Эки под прицелом, но старики уже выдохлись. — Пусть бы только шевельнулся, всадил бы в него пулю, — сказал он с сожалением.
— Лично я бы об этом не пожалела, — сказала Энн. — Я бы и сама это сделала.
— Ты молодчина, — повторил он. Он едва не забыл о детективах, которых видел на улице, но, уже взявшись за ручку двери, вспомнил: — Возможно, мне придется смываться, если на улице полиция. — Он почти не раздумывал, стоит ли ей довериться: — Я нашел пристанище на ночь. На товарном складе. Какой-то сарай, никто им не пользуется. Я буду ждать сегодня вечером у стены ярдах в пятидесяти от станции. — Он открыл дверь. На улице не было ни души. Они вышли вместе и пошли посередине дороги в пустые сумерки.
— Ты видел мужчину в подъезде напротив? — спросила Энн.
— Да, — ответил Рейвен, — видел.
— Я подумала, что... Да нет, вряд ли...
— В конце улицы был еще один. Это полиция, как пить дать, только они не знали, что это я. Они бы наверняка попытались схватить меня, если бы знали.
— А ты бы стрелял?
— Стрелял бы, куда денешься. Только они не знали что это я. — Он хрипло засмеялся. — Обставил я их что надо.
В городе за железнодорожным вокзалом зажглись огни, но там, где они сейчас шли, были только серые сумерки да слышалось пыхтенье маневрового паровоза.
— Не могу больше, — сказала Энн. — Прости. Наверно, я все же немного ослабела.