Значит, ты жила
Высказанное ею предположение прозвучало столь жалко, что она замолчала. Следователь вообще не удостоил вниманием ее слова. Сложив руки, он произнес:
— Второй вопрос, Сомме.
Он чуть было не сказал, «мосье Сомме», но в последний момент спохватился.
Он весьма искусно вел допрос. Наносил удар и, не дожидаясь реакции, тут же переходил к другому…
— Мосье Сомме…
На этот раз слово было произнесено: оно вырвалось у него помимо воли. Я понимал, почему с этих пор следователь испытывал потребность обращаться ко мне «мосье». Он внезапно проникся ко мне уважением, ибо получил доказательство, что я — настоящий преступник, а не какой-нибудь там несчастный обманутый муж, ставший жертвой собственного приступа гнева.
— Мосье Сомме, вы не знали об этой, так называемой связи вашей жены?
— Разумеется, нет!
— Значит, вы никогда не держали в руках полученные ею любовные письма?
«Отпечатки пальцев! — сказал я себе. — На письмах есть мои отпечатки пальцев!»
— Нет, никогда!
Я сам копал себе могилу! Да, теперь в саду зарывали в землю меня самого.
— Никогда?
— Никогда, господин следователь!
— Однако, на этих письмах есть следы пороха… А также частично отпечаток большого пальца вашей правой руки… Он остался, потому что на палец попала револьверная смазка… Вам известно, что, когда человек производит выстрел голой рукой, на пальцах в течение длительного времени сохраняются частицы пороха? Вы забыли об этом, мосье Сомме?
В самом деле, я совершенно об этом забыл.
— Я жду от вас ответа!
— Мне нечего сказать… Я решительно отвергаю ваши намеки, господин следователь!
— Вы называете это намеками! Однако это доказательства,Сомме! ДОКАЗАТЕЛЬСТВА!
Он пригладил ладонями виски.
— Вы все подстроили?..
— Что именно?
— Смерть вашего друга и вашей жены. Вы хотели заставить всех поверить, что они — любовники, попытались организовать все так, будто вы застали их на месте преступления — такова истина!
— Нет! — выкрикнул я.
Внезапно я ощутил на своей шее холод ножа гильотины. Последние слова следователя означали, что я разоблачен и меня накажут. А за столь ужасное преступление могло быть лишь одно наказание!
— Да, Сомме. Вы пригласили своего друга к себе перед тем, как уехать из Парижа, ибо вы запланировали неожиданное возвращение домой!
— Неправда!
Он раскрыл папку.
— Вот, что мы обнаружили в корзине для бумаг в вашем офисе!
Это было расписание поездов западного направления. На страничке, где значился Этамп, я отметил галочкой время…
Я не смог ответить. Так все сразу — это было слишком. Сильви оказалась права: следователь Лешуар знал, как взяться за дело, чтобы сломить обвиняемого.
— Итак, — вновь заговорил он в то время, как секретарь скрипел пером по бумаге, — вы назначили ему свидание у себя дома. Вы спровоцировали дорожную аварию, вернулись домой…
— Все это выдумки, — пробормотал я.
— … вы вернулись домой. Жена и друг потребовали от вас объяснений. Тогда под угрозой оружия вы заставили их раздеться… И убили!
Следователь на мгновенье замолчал. Своими тонкими пальцами он рисовал на лежащей перед ним папке странные узоры, казалось, полные для него значимости — он снова видел в них некие вещие знаки.
— Затем вы измазали лицо друга губной помадой… И спрятали эти письма, которые уже находились у вас.
Говоря это, он сам того не подозревая, вновь возвращал мне надежду.
Письма Стефана были моим последним шансом. Написанные его рукой, — этого никто не мог отрицать! — они являлись доказательством его связи с моей женой.
Их связь! Теперь только с помощью этой связи моя голова могла удержаться у меня на плечах!
Я быстро разрабатывал план защиты. Отрицать! Я должен все отрицать, в том числе — и даже в особенности — очевидное. Да, отрицать истину, откопанную в моем саду, ни в коем случае не признавать ее. Вот цена спасения!
— Я отрицаю, господин следователь!
— Это нелепо! Доказательства…
— Вы называете это доказательствами, а я — нет, ибо я знаю, что невиновен!
— Звучит странно!
— Во всяком случае я невиновен, когда речь идет о преднамеренности, которую вы с такой настойчивостью стремитесь доказать!
Наступило молчание. Секретарь воспользовался паузой, чтобы вытереть перо о какую-то безобразную тряпку, служившую для этой цели годами.
— Мосье Сомме… — отрывисто произнес следователь.
У него был резкий голос, словно созданный для того, чтобы допрашивать и на полуслове обрывать отвечающего. Голос, умеющий только задавать нескромные вопросы… В общем его ремесло суть бестактность, бесстыдство…
Я лишь невозмутимо взглянул на него как человек, которому нечего опасаться и который с совершеннейшим спокойствием воспринимает происходящее.
— Мосье Сомме, в последнее время вы часто навещали своего друга?
— Ну и что же? Разве друг не есть прежде всего человек, с которым видишься регулярно?
— Только вот одна деталь нас удивляет… Новая, видите ли, деталь…
— Какая?
— Когда вы приходили к своему другу, у вас, по словам слуги, была перевязана правая рука.
— Возможно.
— Как же получается, что вне «Мусо» у вас этой повязки не было? Люди из вашего окружения категорически утверждают: ее не было.
— Ничего не понимаю…
— А я понимаю!
— Вам повезло, господин следователь!
— Вы притворились перед другом Стефаном, будто повредили руку, и попросили его написать для вас любовные письма…
— Господин следователь, позвольте вам сказать, что вы придумываете небылицы!
— Я лишь повторяю ваши! Стефан писал эти письма для вас: каждый из ваших визитов заканчивался в его кабинете.
— И это тоже по словам слуги?
— Зачем ему врать?
— Вот и я думаю, зачем… Но почему он не мог ошибиться?
— Нет, он говорит правду. Это те самые письма, которые были найдены в тумбочке вашей жены и на которых обнаружены ваши отпечатки пальцев. К тому же они подписаны словами: «тот, кто тебя любит» или «тот, кто тебя ждет», а не каким-нибудь именем.
— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, опровергая ваши слова, господин следователь. Все это чистый вымысел.
— Вы неправы, Сомме!
Нет, я не был неправ. Отрицать! Отрицать, стоять на своем насмерть!
Это мой последний шанс. Пусть они восстанавливают истину, но я буду настаивать на своей невиновности. Достаточно будет таким образом поколебать нескольких присяжных, и мне удастся спасти свою шкуру.
— Я совершил эти убийства непреднамеренно! Я сказал правду! И не добавлю больше ни слова…
— Даже если я сообщу вам об установленном следствием факте: в свое время на ваш счет в банке были переведены большие деньги? Стефан одалживал вам крупные суммы… Очень крупные суммы… Явившись к вам, чтобы дать себя прикончить, он принес расписки с собой!
От этих слов у меня перехватило дыхание. Великий Боже, до чего этот человек был силен! Разве имели значение его ужасные рубашки и лоснящиеся от постоянной глажки костюмы, его чопорный вид и резкий голос — он знал все… Он восстанавливал истину!
— Сомме, вы убили своего друга, чтобы забрать у него расписки!
— Нелепое предположение!
— Нет, правдоподобное! Вы хотели заставить поверить в убийство из ревности, но то было корыстное преступление!
— Нет!
— Да! Вы не сожгли расписки… Быть может, вы их проглотили? Тогда мне не удастся доказать правильность моих предположений… Но вполне возможно также, что вы выбросили их в унитаз. Соседи вспоминают, что после выстрелов как-будто слышали шум спускаемой в туалете воды…
На всякий случай я приказал тщательно обследовать выгребную яму.
Итак, я вас предупредил…
Он положил ладони на бювар, словно желая опереться, и встал.
— Мэтр…
Сильви поднялась как во сне… Поклонилась судье и вышла, не взглянув на меня. Когда я оказался в коридоре, ее уже не было.
Как обычно, я протянул руки охраннику. Мне было все безразлично, я чувствовал себя опустошенным.