Рождество по-новорусски
Тот посмотрел на суетящегося возле «девятки» парня.
– Лучше бы договориться, – неуверенно сказал Григорий. – А то…
Что именно «а то» Дима понимал и сам. Не хватало еще разбираться с Олегом Анатольевичем. А если водила «девятки» сунется в милицию с жалобой, то возможны неприятности. Для охранников, естественно.
– Сходи, глянь, – сказал Дима. – Не думаю, что там много бабок понадобится. На крайняк – предупреди, что он за «тойоту» будет платить.
Гриша выпрыгнул из машины, остановился, чтобы взглянуть на свои повреждения, а потом пошел к «жигулям».
– Что значит – забашлять? – стукнул по рулю Леонид. – Дать уроду в рыло и все. Чего с ним базарить.
Крутой пацан, со злостью подумал Дима. Все знает, все умеет. Машину только водить не научился. В рыло. Тебя бы туда послать разбираться.
Григорий что-то говорил, показывая в стороны «тойоты», водитель «девятки» пожал плечами и указал на свою царапину. Григорий выразительно покрутил пальцем у виска и оглянулся на машину, будто в ожидании поддержки.
Из «девятки» медленно выбрался еще один парень, в красной куртке. Посмотрел на повреждения и что-то сказал Грише. Гришино возмущение было видно даже на расстоянии.
– Вот они сейчас вдвоем начистят Грише рожу, а ты тут сидеть будешь, – сказал Липский.
– Не начистят, – уверенно сказал Дима. – Он сам кому угодно начистит.
– Ну, так и начистил бы, а то стоит такой лошок из «тойоты».
Гриша махнул рукой и пошел к своей машине. Двое из «жигулей» пошли следом, что-то говоря вдогонку. Из машины их голоса слышны не были, но видно было, как вырывается пар изо ртов. Коротко так вырывается, энергично.
Дима приоткрыл дверцу:
– Что там у вас?
– Что там у нас, – зло бросил Гриша. – Пять сотен баксов требуют. Совсем озверели!
– Сколько? – поразился Дима. – Да весь их тарантас не стоит столько.
– Ты думаешь, что крутой? – спросил тот из подошедших, который был в темной куртке.
Теперь стало понятно, что она темно-серая.
– Козлы сраные, – поддержал тот, что был в красной куртке. – Петушить вас некому.
– Давай, Дима, – сказал Липский. – Мыль задницу.
– Ну, ты им сам скажи, – попросил Гриша. – Как с цепи сорвались.
– Мужики, – сказал Дима и открыл дверь пошире. – Давайте разберемся спокойно.
– Ты пойди спокойно глянь, чего вы натворили, – «красный» добавил несколько сильных выражений, словно не боясь возможных последствий.
Так с Димой разговаривали редко. И он не привык терпеть подобное обращение. Каким бы придурком ни был Липский-младший, но идея начистить рыло уродам показалась Диме не такой уж плохой.
– Последний раз предлагаю спокойно разобраться, – начал Дима, выходя из машины.
Что-то он хотел сказать еще, но не успел.
В руке «темного» вдруг оказался пистолет.
Выстрел.
Пуля ударила Диму в лицо, выплеснув кровавое месиво на крышу машины. Гриша, стоявший к Диме лицом, успел обернуться к стрелявшему и даже дотянуться до пистолета в кобуре.
Пуля «красного» ткнула его в горло.
Гриша захрипел. Он был очень упорным человеком и, не смотря на рану, все-таки вытащил пистолет из кобуры. В глазах помутилось, но силуэты он еще видел. Если бы патрон был в стволе, то Гриша успел бы, может быть, выстрелить. А так он потратил остаток сил на то, чтобы просто давить на спусковой крючок.
Еще одна пуля ударила в лоб, отбросив его тело к машине.
– Вот и все, – сказал удовлетворенно Леха.
– Как два пальца об асфальт, – сказал Кацо. – Мальчик не собирается уезжать на машине?
– Не собирается, – сказал Леха, – он собирается тихонько перейти в нашу машину. Правда?
– Правда, – ответил Леонид Липский, зачарованно глядя на кровь.
На белом фоне, под яркими солнечными лучами, кровь смотрелась контрастно. Даже как-то празднично…
… Трупы возле машины обнаружил проезжавший мимо мотоциклист. Он вначале хотел, было, что-нибудь забрать из крутой тачки, но потом здраво рассудил, что так можно и неприятностей огрести. Посему мотоциклист предпочел доехать до ближайшего милицейского поста и сообщить о своей находке.
Еще через час приехали за подполковником милиции Юрием Ивановичем Гринчуком.
Глава 4
Когда в дверь квартиры позвонили, Гринчук еще спал. Домой он приехал поздно, в смысле, рано утром, препроводив вначале Нину домой. Остаток новогодней ночи прошел значительно лучше начала, даже Браток немного оттаял и рассказал несколько историй из своей срочной службы.
Доктор припомнил пару историй из своей давней лечебной практики, еще из тех далеких времен, когда его именовали по имени-отчеству, и когда он еще не стал полноправным членом славного общества бомжей.
Смеялись все. Ирина, которая после похорон своего мужа, Тотошки, вела себя замкнуто, пару раз улыбнулась. Хорошо закончилась новогодняя ночь.
И, как всякая хорошо проведенная новогодняя ночь закончилась она ранним визитом. Обычно приходят приятели, не догулявшие вчера. Это было первое, что вспомнил Гринчук, услышав звонок в дверь. Потом он вспомнил, что таких назойливых приятелей у него не было. Последние три месяца так точно. Представить себе, что, скажем, Гиря мог свободно припереться в охраняемый дом, в который переехал Гринчук, было сложно даже спросонья.
Гринчук оторвал голову от подушки и осмотрелся. Мундир он все-таки аккуратно повесил на вешалку, а не швырнул в угол комнаты. Особого хаоса в комнате не было, как, впрочем, и порядка. В целом, все как обычно.
Пистолет лежал на подоконнике.
Снова позвонили в дверь.
Гринчук сел на краю кровати, потер лицо. Явно кто-то из своих. Не друзей, но соседей. Чужие по дому не ходят. За чем другим, а за этим охрана следит строго. И если бы пришел кто-то со стороны, то охранник снизу, от входной двери, позвонил бы вначале Гринчуку и очень вежливо поинтересовался, а не возражает ли Юрий Иванович, чтобы к нему в гости пришел господин Пупкин.
Но на этот раз звонили прямо в дверь.
Гринчук встал. Не торопясь и не обращая особого внимания на участившиеся звонки. Если кто-то торопится, значит, это нужно ему. Гринчуку это не нужно. Во всяком случае, пока. Михаил или Браток открыли бы дверь своими ключами.
Гринчук подошел в дверь и посмотрел в глазок. Привычка эта у него выработалась давно, много усилий не требовала, а в жизни пригодиться могла.
Перед дверью стояло два молодых человека, которых Гринчук опознал, как работников службы безопасности. Не тех служб безопасности, которые заводили себе Новые, а той Службы, которая осуществляла меры по общей для всех Новых безопасности. Они охраняли большой дом, загородний дачный поселок, вечер в доме отдыха в новогоднюю ночь.
– Что нужно? – спросил Гринчук.
– Вас просил приехать Владимир Родионыч, – сказал один из охранников.
– Сейчас, – ответил Гринчук. – Я оденусь.
– Впустите нас, пожалуйста, – попросил охранник.
– Пописять? – спросил Гринчук. – Я же сказал, оденусь, выйду.
Нечего кому попало шляться по его квартире. Даже охранникам. Тем более, охранникам. В конце концов, подумал Гринчук, вначале показывают разрешение прокурора на обыск, а потом входят. Он это знал твердо. Хотя сам, частенько, входил и без разрешения. Правда, и впустить он не просил. Просто входил.
Охранники поняли бесперспективность переговоров через закрытую дверь и затихли.
Вот и славно. Это давало возможность Гринчуку спокойно одеться и заодно обдумать происходящее. Обдумывать происходящее, это тоже была давняя полезная привычка Зеленого.
Гринчук поднял с пола свой телефон, дважды нажал на кнопку. Подождал несколько секунд. Нажал еще одну кнопку и бросил телефон на кровать.
После вчерашнего показательного выступления оперативно-контрольного отдела Владимир Родионыч мог захотеть пообщаться с его начальником. Наметить перспективы сотрудничества и поинтересоваться, отчего же в своих разоблачениях подполковник Гринчук не затронул самых уважаемых членов сообщества. Или попросить выполнить какое-нибудь конкретное здание. Или намекнуть, что в дальнейшем оперативникам надлежит вначале думать, а потом уж действовать. Или спросить разрешение перед тем, как действовать.