Рождество по-новорусски
– Юрий Иванович? – Мехтиев задумчиво покрутил пустой стакан в руках, поставил его на стол и достал из кармана четки.
– Да. Ведь это же он тогда позвонил и сказал, кто заставляет Гирю наезжать на нас.
Мехтиев, опустив веки, задумчиво перебирал четки.
– Гринчук не станет с нами работать, – протянул Мехтиев. – Ты же знаешь.
– Знаю, – сказал Али.
Он прекрасно знал, что Гринчук взяток не брал. Знал также, что Гринчук человек умный и осторожный. Но теперь у него был слишком сильный аргумент, для разговора с круто поднявшимся ментом.
– Как вы думаете, Садреддин Гейдарович, – сказал Али, – а знают те, наверху, что это Гринчук нам сдал Андрея Петровича?
Пальцы Мехтиева продолжали, не торопясь, перебирать четки.
– Нам ведь нужно всего лишь, связаться с кем-нибудь из тех, кто над Виктором Евгеньевичем, и попытаться с ними подружиться.
– Попросим об этом все-таки Гирю, – сказал Мехтиев.
– Но ведь он и сам не знает, кто стоит за его крышей.
– Вот именно поэтому мы попросим Гирю. Гиря дурак, и если ему предложить красивую морковку, он побежит вперед, не задумываясь, – веки Мехтиева дрогнули, поднимаясь. – А с Гринчуком мы тоже поговорим. Потом. Когда начет суетиться Гиря. Зеленый, кажется, сейчас крутится как раз с теми, кто может повлиять на Виктора Евгеньевича. Зеленого нужно будет только немного подтолкнуть.
Мехтиев спрятал четки в карман.
– Ты вот что, Али…
– Да?
– Ты займись Зеленым и его друзьями. Посмотри осторожно, кто ему дорог, кто его приятель, любимая женщина… Все посмотри. Только очень аккуратно посмотри. Он очень осторожный и умный. И я бы не хотел, чтобы он заметил слежку и обиделся.
Али кивнул.
– Я очень не хочу, чтобы он обиделся, – Мехтиев встал из-за стола, – такие люди, как Юрий Иванович должны быть или друзьями, или…
Али снова кивнул.
– Пока я хочу с ним дружить, – сказал Мехтиев. – Пошли ему, кстати, подарок к Новому Году. Только…
– Что?
– Только такой подарок, чтобы он его принял. Не деньги-меньги, и не ящик коньяка… Придумай что-нибудь.
– Я придумаю, – сказал Али.
– И не в руки ему суй, как взятку, а…
– Я придумаю, – повторил Али.
– Придумай, – сказал Мехтиев, – праздник все-таки.
* * *– Все-таки праздник, – сказал Гринчук в телефонную трубку.
– Праздник, – согласилась Нина. – Ты когда приедешь?
– И приеду ли я вообще…
– Знаешь, Гринчук, мне это начинает надоедать.
– Что именно? – невинным голосом осведомился Гринчук.
– Я, конечно, не твоя жена, и даже не любовница. Я так, баба для раз-два трахнуться…
– Это твоя версия.
– Это правда. И я не возражаю. Пожалуйста. Приезжай когда хочешь, делай чего захочется…
– В какой угодно позе… – подхватил Гринчук.
– Только говори, когда приедешь, чтобы я не ждала как дура, – Гринчуку показалось, что Нина всхлипнула.
– Ну не знаю, – сказал Гринчук. – Не знаю. Честное слово. Даже не представляю, что у меня будет этой ночью. Если смогу – приеду.
– А сможешь?
– Если жив буду – приеду, – Гринчук покосился на стоящего у двери Братка.
Тот укоризненно посмотрел на подполковника и ушел на кухню. Хлопнула дверца холодильника.
– Это опасно? – спросила Нина.
– Ага, – ответил Гринчук, – вначале для печени, потом для мозгов.
– Будь ты… – начала Нина, но Гринчук ее опередил.
– Не надо, Нина. Проклятия – дело такое, что и оглянуться не успеешь, как шерсть обсыпалась, и гробовщик мерку снимает. Я приеду. Постараюсь.
Нина повесила трубку.
Гричук тоже.
В комнату вошел Браток, держа в руках открытую бутылку пива. Посмотрел на Гринчука. Снова укоризненно.
– Что, Ваня, не нравлюсь? – спросил Зеленый.
– Не нравитесь, товарищ подполковник.
– И хрен с тобой, Ваня. Я не итальянская сантехника, чтобы всем нравиться. – Гринчук сунул руки в карманы и прошелся по комнате. – Да и итальянская сантехника нравиться людям потому, что в нее можно нагадить.
– Нинка ведь тоже – не унитаз, – сказал Браток. – Она ведь человек…
– Человек, – кивнул Гринчук, – а я тогда кто?
– Тоже человек, – Браток отхлебнул пива и присел на подоконник.
В комнате не было никакой мебели, кроме кровати и пары стульев, занятых одеждой.
– Ну, так имеет тоже человек право не выслушивать нравоучения? – спросил Гринчук.
– Имеет, – Браток сделал большой глоток и вытер губы. – Только и остальные человеки имеют право на то, чтобы о них не вытирали ноги.
– Что ты говоришь? – восхитился Гринчук. – С каких это пор мы стали такими тонкими психологами и борцами за женское счастье? Пьешь, между прочим, мое пиво, и меня же еще и учишь.
– Пиво, между прочим, это я вчера за свои бабки купил, принес и поставил в холодильник, – спокойно сказал Браток, – еще я туда поставил молоко, консервы и положил несколько пачек пельменей. Иначе у вас, Юрий Иванович, ни хрена в холодильнике не было бы. Это, во-первых. А во-вторых, товарищ подполковник, не хрен передо мной выпендриваться, сильную личность корчить. Сами боитесь с Нинкой определенности, оттого и жилы мотаете ей и себе.
– Это ты сейчас придумал? – спросил, помолчав, Гринчук.
– Это Миша сказал. Еще два месяца назад, – Браток поставил ополовиненную бутылку на подоконник рядом с собой.
Гринчук кашлянул, почесал в затылке и присел на край кровати. Вид у него был несколько смущенный. И это смущение было настолько необычным для Зеленого, что Браток поспешил отвернуться и посмотреть в окно.
– А где он? – спросил Гринчук.
– Миша? Пошел подарки покупать. Ему нужно много подарков купить. Бабе Ирине, Доктору, близнецам этим, Кошкиным. Нине твоей, между прочим, и еще там…
– Бабам его, – подсказал Гринчук. – Ты-то всем подарки приготовил?
– Сколько мне там их готовить? – Браток начертил на стекле какую-то загогулину.
– Вот и мне, – хмыкнул Гринчук, – и мне, в общем, некого осчастливливать.
– Нинку вон осчастливьте, – предложил Браток. – Позвоните вон и скажите, что, типа, любите, просите прощения.
– Слушай, а ты не хочешь пойти на фиг прогуляться? – осведомился Зеленый. – Пойти, типа, за подарками?
Браток молча встал и вышел из комнаты.
Гринчук постучал пальцами по спинке кровати. Взял телефонную трубку и набрал номер.
– Ало, Нина?
Открылась дверь, и в комнату заглянул Браток:
– От меня ей привет и поздравления.
Дверь успела захлопнуться, прежде чем в нее врезалась подушка.
Перед Новым годом обычно звонят много. Телефонные линии в этот день всегда перегружены поздравлениями и приглашениями.
Но и в такие дни бывают исключения.
Человек, звонивший из телефонной будки возле вокзала, вовсе не собирался поздравлять кого-либо. Человек этот был настроен очень серьезно. Он полагал, что работа должна выполняться, независимо от времени года, погоды и праздников.
– Это Кристина Генриховна? – спросил человек, когда после двух длинных гудков трубку сняли.
– Да, – ответил мужской голос.
– У нас все готово, – сказал человек.
– Завтра, – сказал мужской голос.
– Как договаривались, – подтвердил человек в телефонной будке и повесил трубку.
Вышел из телефонной будки, посмотрел на часы, потом, словно проверяя их, посмотрел на электронное табло перед вокзалом. Быстро пересек площадь и подошел к зеленой «девятке». Сел за руль.
На заднем сидении сидели двое парней. Того, что сидел справа, звали Лехой, второго – Кацо.
– Что скажешь, Володя? – спросил Леха.
– Завтра, – ответил Володя и завел двигатель.
– Твою мать, – сказал Леха, – теперь и не выпьешь толком. Весь праздник изгадили.
– И, если все будут тип-топ, – сказал Володя, – еще с неделю пить не будем.
Леха выругался, а Кацо засмеялся.
– И нюхать тоже не будем, – сказал Володя. – Потерпите за такие бабки.
– Куда теперь? – спросил Кацо, когда машина тронулась.