Ведун Сар
Дукс Лев производил впечатление человека далеко не глупого. По-иному и быть не могло. Ибо Маркелл поднялся из низов и сумел так угодить сильным мира сего, что спесивый франк Аспар выдал за него свою племянницу Верину, прекрасным ликом которой высокородный Эмилий не уставал любоваться. Впрочем, Верина очень скоро покинула атриум, оставив гостя наедине с мужем. Высокородный Лев, если судить по окружающей его обстановке, был человеком не бедным. Молодость он провел в Сирии, где, похоже, сумел отличиться на поприще не только военном, иначе откуда столько золота и серебра. Вряд ли все это богатство он получил в приданое за супругой. Византийцы всегда уступали римлянам в щедрости. И поговорка «Скуп как эллин» не вчера родилась.
– Божественный Авит ищет союзников для борьбы с вандалами Янрекса, – начал с главного Эмилий.
– А я полагал, что римляне прибыли в Константинополь за золотом, – криво усмехнулся Маркелл.
Высокородный Лев не отличался ни красотой лица, ни благородством осанки. Он был коренаст, полноват, носил, подобно варварам, густую черную бороду, в которой уже проглядывала седина. Его манеры оставляли желать много лучшего – сказывались, видимо, низкое происхождение и грубая солдатская среда, в которой он привык вращаться. Но в этом человеке угадывалась огромная внутренняя сила, выгодно отличавшая его от изнеженных римских и константинопольских патрикиев.
– Деньги никому никогда не мешали, высокородный Лев, – спокойно отозвался Эмилий. – И если новый император Византии одолжит императору Рима два миллиона денариев, то это будет воспринято божественным Авитом как проявление искренних дружеских чувств.
– В обмен на Илирик? – прищурился на гостя хозяин.
– В обмен на инсигнии, высокородный Лев.
Маркелл взглянул на Эмилия с недоверием, он, похоже, решил, что римский патрикий хватил лишку. Однако посол божественного Авита еще не притронулся к вину.
– Тебе следовало обратиться к Прокопию, Эмилий.
– Позволь мне самому решать, высокородный Лев, – холодно возразил гость. – Мои условия ты знаешь: два миллиона денариев и византийский флот для борьбы с вандалами Янрекса.
– По-моему, ты слишком много обещаешь, патрикий! – зло ощерился Лев.
Положим, Эмилий знал это не хуже Маркелла. Комит нотариев действительно рисковал, зато в случае удачи он мог выиграть многое, в том числе и благодарность сразу двух императоров, божественного Авита и божественного Льва. Умному человеку иной раз достаточно просто постоять в кустах, чтобы получить ключ к решению многих важных для империи проблем.
– Я не беру на себя невыполнимых обещаний, дукс, – сказал Эмилий.
– А я предпочитаю улаживать свои дела сам, – отрезал Маркелл.
– Если ты надеешься на помощь сиятельного Аспара, то напрасно. Магистр стар, а его сыновья погрязли в роскоши и разврате. Они договорятся с Прокопием ценой твоей головы. И будут правы. Никому не нужен претендент, который так и не сумел стать императором. Тебя устранят свои же. В порядке предосторожности.
В данном случае Эмилий действовал наверняка. Лев Маркелл слишком долго прожил на этом свете, чтобы питать иллюзии по поводу своих родственников и сторонников. А для самостоятельного решения возникших проблем у него не хватало сил. За Прокопия горой стояли гвардия и византийские чиновники, озабоченные засильем варваров в армии. Для них торжество Льва означало укрепление позиций франков, вполне способных разрушить империю и подорвать христианскую веру.
– А почему ты так уверен, что я сдержу слово, данное тебе, высокородный Эмилий?
– Потому что тебе выгодно его сдержать, божественный Лев. Вандалы, так же, впрочем, как и все прочие варвары, опасны не только для Рима, но и для Константинополя.
– Хорошо, патрикий, я даю тебе слово и сдержу его, даже если это будет стоить мне жизни. Но запомни, Эмилий, – моя голова против твоей головы.
Отправляясь в гости к комиту Андриану, Дидий прихватил с собой и двух своих верных соратников, Ореста и Эгидия. Первый обладал изощренным умом и мог оказаться полезным в предстоящих переговорах. Второй был сыном божественного Авита, пусть и незаконнорожденным, и его присутствие придавало вес договоренностям, которые, впрочем, еще предстояло достигнуть. Дидий отдавал себе отчет в том, что сделать это будет нелегко. Магистр Прокопий был изворотливым царедворцем. Он исхитрился угодить сразу и разгульному императору Маркиану, и его благочестивой супруге, что сделать было совсем непросто. На пути к возвышению Прокопий умудрился избежать стольких смертельных ловушек, что их вполне хватило бы на целый легион. И уж конечно, будущий император сознавал слабость нынешнего Рима, который в создавшейся сложной обстановке ничем не мог ему помочь. И все-таки он согласился встретиться с посланцами божественного Авита, что вселяло некоторую надежду. Видимо, Прокопий ощущал опасность, исходящую от варваров не только на границах, но и внутри империи, а потому, подобно Авиту, искал союзников, чтобы дать им решительный отпор.
Любезный Феофилакт встретил посланцев Авита во дворе роскошного палаццо, принадлежащего комиту Андриану, и помог высокородному Дидию выбраться из повозки. Сам хозяин, черноволосый рослый мужчина лет тридцати, спустился с крыльца, дабы поприветствовать гостей. Дом, надо полагать, хорошо охранялся, но лишних глаз и ушей во дворе не было, что вполне устраивало римлян, не желавших, чтобы об их переговорах с Прокопием узнал сиятельный Аспар. Именно поэтому свой выезд Дидий обставил скромнее скромного, а Орест и Эгидий облачились в плащи, годные разве что для охранников торговца средней руки. Да и приехали они на встречу с будущим императором на конях далеко не превосходных статей.
– Магистр уже прибыл? – тихо спросил Дидий Феофилакта.
– Мы ждем его с минуты на минуту, – столь же тихо отозвался евнух.
Гостей провели через атриум в помещение, предназначенное, судя по всему, для тайных встреч. Кроме изящного, отделанного костью носорога стола и нескольких удобных кресел, здесь находилось и ложе, задернутое златотканой материей. Высокородный Андриан слегка зарозовел, перехватив удивленный взгляд Дидия, но пускаться в объяснения не стал. А у римского посла хватило такта не задавать хозяину неуместных вопросов.
– Я бы выпил, – сказал Эгидий, потирая руки, озябшие на морозце, нередком для Константинополя в эту пору.
Видимо, высокородный Андриан не принадлежал к числу болтливых людей, во всяком случае, на просьбу Эгидия он отреагировал не словами, а действием. Выпитое вино благотворно подействовало на продрогших гостей, и они чинно расселись в предложенные хозяином кресла.
Прокопия, судя по всему, провели через потайной ход, поскольку появился он в комнате столь внезапно, что впечатлительный Дидий вздрогнул. Молчаливый Андриан свои любовные делишки обделывал с редкой изобретательностью, не давая жене повода заподозрить его в неверности.
Прокопию уже перевалило за сорок. Это был на редкость красивый мужчина, с копной темных курчавых волос и аккуратно подстриженной бородкой. Его движения были изящны и точны, а большие темные глаза смотрели на мир строго, но доброжелательно. Дидий, неплохо разбирающийся в людях, с первого взгляда определил в нем человека, склонного к лицемерию, а возможно, даже и ко лжи. Впрочем, простакам в императорских дворцах делать нечего.
– Мы рады видеть будущего владыку Константинополя в добром здравии, – поклонился комит финансов.
Прокопий попробовал разыграть смущение, и после некоторых усилий ему это удалось:
– Право, не знаю, патрикии, стоит ли говорить об этом над еще не остывшим телом Маркиана.
– Со дня смерти императора прошло сорок дней, – напомнил забывчивому магистру Дидий. – Его душа уже покинула наш мир и обрела покой в небесных чертогах. Память о божественном Маркиане навеки сохранится в наших сердцах.
Обмен любезностями был завершен, и комит финансов приступил к делу. Его негромкий чуть хрипловатый голос уверенно зазвучал под сводами чужого дворца. Прокопий слушал гостя внимательно, отбросив в сторону неуместное в данных обстоятельствах кокетство.