Птица-пересмешник
– Питер! — крикнула она.— Как ты там?
Ответа не последовало.
К счастью, кусты китайской гуавы — той самой проклятой гуавы, которая глушит все на свете,— самортизировали падение незадачливого скалолаза. Наш герой отделался царапиной на лбу, подвернутой лодыжкой да несколькими синяками на боках. Он лежал в кустах без движения и, хоть и слышал, как Одри зовет его с вершины скалы, не в силах был даже набрать воздуха в легкие, чтобы ответить. Когда же наконец дыхание у него восстановилось, он перешел в сидячее положение и уже готов был крикнуть, что все в порядке, как вдруг услышал в ближайшем кустарнике шорох и увидел сквозь листву неведомую крупную птицу.
Питер не мог поверить своим глазам. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Пред ним во всей своей красе стоял живой пересмешник.
Наш герой сидел, словно громом пораженный. Птица шаловливо разглядывала его, затем медленным шагом направилась в сторону лужайки. Питер любовался, как грациозно она поднимает ноги и поворачивает голову — словно искусный учитель танцев в изысканном маскарадном костюме птицы. Прошествовав изящным семенящим шагом сквозь побеги гуавы, она похлопала крыльями. Раздался звук, будто кто-то тасовал колоду карт. Питер обратил внимание на длинные ресницы птицы. Когда она поднимала их, в больших искрящихся глазах вспыхивал добрый свет. Судя по всему, любопытство, которое выказала птица при виде Питера, было куда меньше, чем потрясение, испытанное Питером при взгляде на нее. Внезапно в кустах снова раздались шорох и хлопанье крыльев — это на лужайку выступила самка. При виде кавалера издаваемые ею высокие писклявые звуки сменились ласковым, утешающим бормотанием. Она подошла к самцу и слегка причесала перышки у него на грудке — так иная не в меру ревностная супруга поправляет галстук у своего благоверно-
го. Сидя и наблюдая за происходящим, Питер чувствовал, как все его существо переполняется неизъяснимым волнением. Перед ним ласково кокетничала пара птиц, почитавшихся давным-давно исчезнувшими.
У самца был глубокий вибрирующий голос. Представьте себе, что кто-то поставил в подпол виолончель и развлекается тем, что швыряет в нее картофелину за картофелиной,— такими звуками он призывал свою возлюбленную. Подруге же в тот момент было явно не до него: она приводила в порядок свой наряд примерно с таким же тщанием и раздражением, как пожилая леди, защемившая платье дверью лифта в универмаге «Херродс». Окончив туалет, она ответила несколькими неясными звуками, похожими на мурлыканье, и обе птицы ласково поглядели друг на друга и на Питера. Сойдясь, они скрестили клювы, словно заправские дуэлянты — стальные клинки, и принялись целоваться, издавая при этом такой звук, будто кто-то проводил палкой по деревянному штакетнику. Обменявшись приветствиями, они воздели клювы к небу, закрыли глаза и затянули свою насмешливую песню.
«Ха! Ха! Ха! — выпевали они, да так, что горлышки дрожали.— Ха! Ха! Ха!»
На какое-то мгновение птицы замолкли, уставившись в землю, а затем самка исполнила короткий, но интригующий менуэт, в результате чего едва не упала клювом вниз. Закончив этот ритуал, птицы взглянули друг на друга с видимым выражением привязанности, коротенько поцеловались и принялись бродить по лужайке, обмениваясь любезностями и вороша листья в поисках насекомых.
Питер отряхнул с себя мох и землю. Птицы шаловливо поглядели на него и двинулись вперед. Они стояли всего в каком-нибудь футе и смотрели на Питера с нескрываемым интересом. Наконец кавалер с видом гурмана, пробующего новый деликатес, клюнул Питера за брюки, В ответ Питер протянул руку, и птицы стали нежно хватать его клювами за пальцы, потом переглянулись и затянули свое мягкое и мелодичное «Ха! Ха!.. Ха! Ха!», должно быть выражая таким образом впечатление от встречи. Они снова подергали клювами его брюки, затем рубашку и, подняв длинные ресницы, застилавшие темные глаза, пристально посмотрели ему в лицо. Наконец, продемонстрировав свое миролюбие и доброжелательство по отношению к пришельцу, они направились в кустарник, переговариваясь между собой глубокими вибрирующими звуками.
Питер лег на спину, пытаясь переварить произошедшее с ним невероятное событие. Он снова услышал, как Одри зовет его с края обрыва, но ответить по-прежнему не мог. Он лежал неподвижно, устремив взгляд к небу. Его переживания были сродни чувствам человека, который зашел в знакомую писчебумажную лавку купить поздравительную открытку, а там ему ни с того ни с сего предлагают чудом сохранившуюся Библию Иоганна Гутенберга. Или счастливца, который неожиданно обнаружил среди чердачного хлама считавшуюся утерянной скрипку Страдивари. Нет, случившееся с ним куда значительнее! Ведь если Гутен-бергову Библию, в конце концов, можно переиздать факсимиле, если сохраняется надежда когда-нибудь с помощью науки докопаться до секретов скрипок Страдивари, то птицы, которых он только что видел,— уникальны. Исчезнут они — и ничто их не вернет.
– Питер, Питер! С тобой все в порядке? — В голосе Одри начинало звучать отчаяние.
У Питера по-прежнему кружилась голова от неожиданной встречи, но все же он собрался с силами и ответил:
– Одри… Ты слышишь меня?
– Да… С тобой все в порядке?
– Да, да, не волнуйся! Достань еще одну веревку, привяжи покрепче к дереву и скорей сюда. Я нашел кое-что невероятное.
– Да ты что?! Ты… уверен, что с тобой все в порядке?!
– Ну да же, да,— ответил он нетерпеливо.— Скорее сюда!
Несколько минут спустя она прыгнула, словно богиня с неба, и мягко спружинила подле него.
– Ой, как ты меня напугал! — напустилась она на своего друга.— Что ж ты не отвечал, я так звала! Я уже думала, что ты сломал себе шею.
– Я вел беседу с парой птиц,— ответил он.
У Одри глаза на лоб полезли от удивления.
– Как это… с парой птиц? — спросила она.
– С парой птиц-пересмешников.
– Как пересмешников?!
– Именно так. Настоящих, живых пересмешников в самом соку. Они даже клевали мне брюки.
Девушка обеспокоенно посмотрела на него.
– А ты случайно… не расшиб себе голову? — взволнованно спросила она.
– Вовсе нет,— сказал Питер.— Пойдем, я тебе покажу.
Он схватил ее за руку и потащил через кустарник туда, где скрылись птицы. А вот и они: гуляют себе по лужайке, ищут насекомых, весело кокетничают друг с другом — и всего в каких-нибудь пятидесяти футах! Одри смотрела, не веря глазам своим.
– Вот это да!.. Клянусь Святым Петром и остальными апостолами, это не сон!
– Вот именно. Пара настоящих птиц-пересмешников в самом расцвете сил,— гордо сказал Питер.
– Питер… Это же невероятно! — воскликнула девушка.
Между тем пересмешники проявили к Одри особый интерес. Питера-то они уже успели обследовать с ног до головы, теперь настал черед его спутницы. Птицы нежно пощупали клювами джинсы и пальцы рук девушки, чтобы выяснить, являются ли они съедобными. Очевидно, сочтя, что полученной таким путем информации вполне достаточно, они снова поцеловались клювами, подняли глаза к небу и хором затянули свое «Ха! Ха!.. Ха! Ха!».
Одри села на корточки и стала подзывать птиц, щелкая костяшками пальцев. Когда птицы подошли к ней вплотную, она ласково погладила им головы. От наслаждения пернатые закрыли глаза и заворковали.
– Ну, не очаровашки? — спросила она с восхищением, улыбаясь Питеру.— Они такие ручные… Прямо как домашние хохлатки.
– Вот потому-то их и перебили в первую очередь,— сказал Питер.— Интересно, сколько их тут может быть?
– Это совсем крохотная долина. Не думаю, чтобы их здесь было много,— сказала Одри.— Может, только эта пара.
– А может быть, и нет,— ответил Питер, оглядевшись вокруг.
– Ну, так облазим все вокруг и выясним,— предложила девушка.
– Боже мой… Вот это да! — неожиданно выпалил Питер.
– Что случилось? — спросила Одри в изумлении.
– Да ты только взгляни…— в волнении пробормотал Питер.— Все деревья вокруг — деревья омбу…
– Боже… Это действительно так! — воскликнула Одри.— Фантастика, Питер! Взгляни… Да их тут десятки!.. Вся долина полна ими!.. То-то Феллугона будет рад!