Один шанс из ста

Распахнулась входная дверь. На пороге хозяин.
— Кого носит?
— Свои, дядя Иван.
— Много здесь своих, а ну, подойди-ка ближе.
Николай шагнул вперёд.
— А! Это ты, кудрявый, — усмехнулся старик, — ну что стоишь, хату выстудишь. Заходи.
Они поднялись на крыльцо, вошли в душноватую темноту дома.
Большая горница, печь вполкомнаты, иконы на стене, деревянный стол, лавки. Хозяин десятый год живёт бобылём.
Сели, положив рядом с собой автоматы.
— Нужно подождать маленько, ребята. Подождём, пока они напьются. Я с часок назад мимо их хаты шёл, видно, гуляют ещё, песни орут.
Иван Егорович гасит лампу. Темнота. Кажется, что за бревенчатыми стенами остановилось время. Темнота, только красными звёздочками вспыхивают цигарки.
Пора. Старик встаёт. В деревне тишина. Даже собак не слышно, видно, загнал их дождик по конурам. Разведчики идут вдоль плетней.
— Здесь, — шепчет связной, — в этом доме кум его проживает, старостой он у нас теперь.
— Собаки есть?
— Есть один кобель, злющий, но ничего, он меня знает, так что я его тихо…
Чуть слышно скрипнула калитка. Иван Егорович растаял в темноте. А дождь стучит и стучит по крышам, по земле, по деревьям. Монотонно и гулко. Зарычала собака, потом чуть взвизгнула, узнав. И опять тихо.
Зачавкали шаги, подошёл Иван Егорович.
— Всё, пошли, я пса в конуре бочкой прикрыл.
Сквозь ставни пробивается свет. Николай тихонько влез на завалинку, заглянул в щель.
Комната, стол полон бутылок, спиной к окну человек, уронивший на стол голову. Больше ничего не видно.
Королёв повернулся к леснику:
— Давай, Иван Егорыч!
Старик поднялся на крыльцо, стукнул в дверь. Нет, не слышат. Теперь он со всей силы бьёт кулаком по двери.
В сенях завозились.
— Кого там носит, — давится матерщиной хозяин.
— Я, Семёныч, Иван-лесник, отвори, дело есть.
— Да что за дела по ночам?
— Спешное. Ко мне солдат советский зашёл, говорит, из плена бежал.
— Постой, постой, сейчас.
Гремит в сенях щеколда.
Один из разведчиков встал у самой двери, в руке тускло блеснул кинжал.
Дверь распахнулась, и хозяин мягко осел на пол. Путь свободен. Теперь в дом… За столом трое.
Один потянулся к поясу с кобурой, валявшемуся на стуле.
— Кто такие? В чём дело? Да, знаете, кто я?..
Так вот он какой, предатель. Остекленевшие глаза, пьяный мокрый рот, красная рожа.
— Руки на стол, сволочи!
Полицейские начали медленно трезветь. Наконец-то они поняли, с кем имеют дело.
Королёв достаёт приговор.
«Именем советского народа…»
Он вскинул автомат, увидел глаза, полные животного ужаса, разорванный криком рот. Палец сам нажал на спусковой крючок.
В отряд вернулись на рассвете. Николай вошёл в палатку командира, положил взятые у изменников документы, оружие.
— Товарищ командир, приговор приведён в исполнение.
Приближалась зима. Ветер становится злым, колючим. По утрам лужи подёрнуты льдом. Всё покрыто инеем — палатки, шинели, приклады автоматов. Трудно в лесу зимой. Тем более, что постоянного лагеря у медведевцев не было. Они кочевали с места на место. За ним по пятам шли каратели.
Однажды разведчики, вернувшись с очередного задания, принесли в отряд объявление, которое гитлеровцы расклеивали в деревнях. В нём чёрным по белому было написано, что отряд, действовавший на Брянщине, уничтожен карателями.
— Вот видишь, комиссар, — Медведев усмехнулся, — оказывается, нас-то уже нет. Похоронили нас господа фашисты. Ну что ж, мы им о себе напомним. Николай, зови командиров.
К Хотимску подошли в сумерках. Город, охваченный трещинами противотанковых рвов, лежал перед ними тихий и тёмный. Только ветер стучал железом на крышах да иногда слышался отрывистый собачий лай.
Наконец совсем стемнело. Партизаны ждали разведчиков, которые должны были перерезать телефонные провода.
Вот и они.
После лесных тропинок непривычно шагать по городским улицам, кажется, что стук сапог далеко разносится в тишине.
— Скорее, скорее!
Медведев почти бежит, зажав в руке тяжёлый маузер.
Ещё один поворот, а там городская площадь.
Ещё немного…
Ударил вдоль улицы пулемёт. Ему отвечают автоматы. Где-то впереди раз, другой, третий рванули гранаты. Это группа захвата ворвалась на площадь с другой стороны.
Николай, прижавшись к земле, короткими очередями бил по пулемётным вспышкам.
Рядом сухо щёлкал маузер командира.
А пулемёт не унимался. Плёл и плёл смертельную строчку, поливал улицы и дома горячим металлом. Каждая минута решала исход боя.
— Николай, — Медведев повернулся к адъютанту, — уничтожь.
— Есть.
Королёв сбросил тяжёлую шинель, остался в одной меховой безрукавке. Гранаты в карманы, автомат на шею и бегом, вдоль забора.
Вон, кажется, та самая хата. Не доходя до неё дома два, Николай плечом выдавил доску забора, пролез во двор.
Из будки, молча, без лая, бросилась большая лохматая дворняжка. Он на ходу пнул её сапогом, ломая плетень, выскочил на огороды. Вот наконец и нужный дом.
Николай проверил запалы в гранатах. До дверей несколько метров. Теперь некогда маскироваться. Рывком, ожидая очереди из окна, пересёк двор. Вот крыльцо, ступеньки.
Навстречу человек без шинели и каски. Мундир расстёгнут, в руках парабеллум.
Николай не видел его глаз, не видел лица. Только рука и вскинутый пистолет. Словно на ринге, ушёл нырком под эту руку. Над головой брызнул смертью девятимиллиметровый ствол.
Левой в челюсть!
Раз.
Нокаут.
Перепрыгнул через него. К дверям. Скорее. Пахнущая пороховой вонью темнота. Широко размахнувшись, бросил гранату. Дрогнул пол, тяжело заскрипели стены, горячий воздух на минуту ударил в уши. И сразу же тишина.
Потом внутрь дома, в темноту, веером из автомата полдиска. При свете вспышек увидел пулемёт, задравший к нему тупое рыло, трое на полу — мёртвые.
— Ура-а-а!
Мимо бегут свои.
На площади горит комендатура. Стоят, подняв руки, пленные. Всё. Хотимск взят.
Собрать документы, повалить телеграфные столбы, расклеить по городу листовки — дело получаса.
И опять отряд уходит в лес. Его провожает зарево над городом. Горят тюрьма, комендатура, полиция.
С каждым днём отряд доставлял всё больше и больше неприятностей оккупантам. Взлетали мосты, летели под откос эшелоны, горели на дорогах десятки вражеских машин.
Вражеское командование не на шутку было обеспокоено действиями отряда Медведева. Особенно после того, как партизанам удалось взорвать железнодорожный мост на линии Брянск — Сухиничи. В результате образовалась пробка, наша авиация, предупреждённая заранее, в щепки разнесла несколько вражеских эшелонов с техникой и живой силой. Важная стратегическая артерия гитлеровцев была надолго перерезана.
В ту ночь мела пурга. Снег бешено крутился вокруг деревьев, наметал сугробы, закидывал костры. Партизаны почти не спали. Ночь тянулась удивительно долго. Ближе к рассвету ветер утих. Тишина. Только слышно, как трещат на морозе деревья. Задымились костры. Повара начали готовить немудрёный завтрак.
Николай стоял у заснеженной сосны и слушал лес. Он жил какой-то своей особой, «штатской» жизнью. Казалось, никакой войны нет. Просто есть тишина, синий предрассветный снег, стук дятла и треск коры.
Взрыв гранаты был неожиданным. Он гулко раскатился в лесной тишине. И сейчас же ему ответили автоматы, зло и сердито.
— Отряд, в ружьё! Тревога!
К Медведеву подбежал боец из секрета.
— Товарищ командир! Немцы! Каратели! Окружают!
— Николай! За мной! — скомандовал Медведев и побежал, на ходу расстёгивая крышку маузера.
Увязая в снегу, они добрались до гребня оврага, залегли за стволы поваленных деревьев.
На этот раз бой будет тяжёлым. Но ничего, приходилось бывать в переделках и пострашнее.
Внезапно Дмитрий Николаевич толкнул его в бок. Николай поднял голову. Вот они!