Роковой рейд полярной «Зебры»

— Это заговор! — объявил он. — Теперь держись!
— Видал, кто к нам пожаловал? — спросил Хансен.
— Еще бы! Сам Кривоногий Энди.
— Я этого не слышал, Роулингс, — холодно бросил Хансен.
— Вице-адмирал американского военно-морского флота Джон Гарви, сэр.
— Кривоногий Энди, ишь ты! — задумчиво проговорил Хансен и подмигнул мне. — Адмирал Гарви, командующий нашими военно-морскими силами в НАТО. Интересные дела. И чего он здесь позабыл?
— Никак разразилась третья мировая война, — объявил Роулингс. — Так что адмиралу самое время пропустить первый стаканчик мартини — и полный порядок…
— Часом не с вами ли он прилетел вечером из Ренфрю на той вертушке, — сурово прервал его Хансен.
— Нет.
— А вы с ним случаем не знакомы?
— Никогда даже не слышал о нем раньше.
— Интересно, интересно, — проговорил Хансен.
Несколько минут прошло в бессвязной болтовне: Хансен и двое подчиненных, забыв, очевидно, обо всем на свете, думали и гадали, кой черт принес сюда адмирала Гарви — и вдруг в столовую ворвался порыв ветра со снегом; в распахнутой настежь двери появился моряк в синей штормовке. Войдя внутрь, он направился к нашему столу.
— Привет от капитана, лейтенант. Будьте любезны проводить доктора Карпентера в его каюту.
Хансен кивнул, поднялся и повел нас на выход. Снег валил уже не так сильно, кругом царила кромешная мгла, с севера по-прежнему дул ледяной, пронизывающий ветер. Хансен двинулся к ближайшим сходням, подойдя к ним, остановился в свете прожектора и, увидев, как моряки и рабочие верфи, словно призраки, окутанные белым саваном, осторожно опускают в носовой люк застропленную торпеду, повернулся и направился к кормовым сходням. Когда мы оказались внизу, на палубе, Хансен предупредил:
— Глядите под ноги, док. Здесь немного скользко.
Он не ошибся, и я, памятуя о ледяной купели бухты Холи-Л ох, ожидавшей меня в случае одного неверного шага, все время был начеку. Проникнув под брезентовый навес, которым был обтянут кормовой люк, мы буквально свалились по железному трапу в теплый, тщательно выдраенный, сверкающий чистотой дизельный отсек, заставленный сложнейшими механизмами, выкрашенными в серый цвет, и контрольно-измерительными щитами; в каждом горели яркие немигающие флуоресцентные лампы.
— И вы не станете завязывать мне глаза, лейтенант? — спросил я.
— А зачем? — усмехнулся тот. — Вы, наверное, итак все знаете. А если нет, все равно никому не расскажете — в противном случае можете считать, что небо в клетку на несколько лет вперед вам обеспечено.
Я прекрасно понял, что он имел в виду. И последовал за ним, мягко ступая по черному резиновому покрытию палубы, мимо крышек двух огромных машин, в которых без труда можно было угадать электрические турбогенераторы. Дальше стояли установки куда более внушительных размеров, за ними была дверь, а за дверью тянулся довольно узкий проход длиной футов тридцать. Пока мы шли, я всю дорогу ощущал под ногами сильную вибрацию и гул. Где-то рядом, похоже, находился ядерный реактор. Он действительно был рядом, прямо под нами. Вдоль прохода прямо в палубу были вмонтированы люки, задраенные круглыми крышками, которые, вероятно, закрывали плотно освинцованные смотровые окошки — единственный ближайший доступ к ядерному горнилу «Дельфина», скрытому в глубине его чрева.
В конце прохода виднелась другая наглухо задраенная дверь — миновав ее, мы попали в отсек, где, очевидно, размещался центральный пост «Дельфина». Слева — отгороженная переборкой радиорубка, справа — целая батарея механизмов и загадочных цифровых досок, а прямо впереди — большой штурманский стол. Чуть дальше, посреди рубки, стояла система выдвижных устройств, за ними, в глубине, располагалась перископная площадка со спаренными перископами. В общем, этот центральный пост был вдвое больше тех, что я видел на дизельных подводных лодках, при том, что здесь едва ли не каждый квадратный дюйм пространства был занят тем или иным хитроумным устройством или прибором, а за переплетенными в гирлянды проводами, кабелями и трубами самых разных видов и размеров даже трудно было различить проход на носовую палубу.
Передняя часть центрального поста была точной копией многоместной кабины экипажа многодвигательного реактивного самолета. Здесь, прямо напротив приборов с зачехленными градуированными шкалами различались два отдельных роговидных штурвала, похожих на авиационные, и ручки управления. Позади штурвалов стояли два кожаных кресла, на каждом, как я успел заметить, имелись пристяжные ремни, предназначенные для рулевого. Интересно, какие трюки мог проделывать «Дельфин», если рулевому, чтобы не вылететь из кресла, приходилось пристегиваться ремнями безопасности!
Напротив поста управления, на выходе из центрального поста, в глубине прохода находился другой отгороженный переборками отсек. Никаких табличек на его двери не было, а спросить, что это за помещение, я не успел. Хансен спешно увлек меня дальше по проходу; остановившись у первой двери слева, он постучал. Дверь отворилась. На пороге стоял капитан Свенсон.
— А, вот и вы. Извините, что заставил вас ждать, доктор Карпентер. Отходим в шесть тридцать. Джон, — это Хансену, — вы управитесь в срок?
— Все зависит от того, как скоро погрузят торпеды, капитан.
— Мы берем только шесть.
Хансен вскинул бровь, но смолчал. А потом сказал:
— Загружаем прямо в аппараты?
— Да, они должны быть наготове.
— Без запчастей?
— Без.
Хансен кивнул и ушел. Свенсон пригласил меня в свою каюту и закрыл дверь.
Каюта капитана Свенсона, признаться, была чуть больше телефонной будки, но не настолько, чтобы это сразу бросалось в глаза. Встроенная койка, раздвижной умывальник, маленький письменный стол и стул, складной табурет, рундук, несколько ретрансляторов с градуированной шкалой прямо над койкой, и все. Тот, кто отважился бы станцевать здесь твист, наверняка ударился бы раз десять обо все, что угодно — даже оставаясь посреди каюты.
— Доктор Карпентер, — сказал Свенсон, — позвольте представить вам адмирала Гарви, командующего американскими военно-морскими силами в НАТО.
Адмирал Гарви поставил стакан, который держал в руке, поднялся с единственного стула и протянул мне руку. Как только он встал, соединив ноги вместе, я, заметив более чем зримое расстояние между его коленями, без труда догадался, чем он был обязан первой частью своего прозвища — Кривоногий Энди: на шаткой палубе корабля адмирал, подобно Хансену, чувствовал себя как дома. Это был высокий, краснолицый, убеленный сединами мужчина с белесыми бровями и горящими голубыми глазами; в нем ощущалось нечто такое, что присуще всем без исключения высшим флотским чинам, независимо от цвета кожи или национальности.
— Рад с вами познакомиться, доктор Карпентер. Извините за… гм… не слишком радушный прием, но у капитана Свенсона имелись на это полные основания. Его люди следили за вами?
— Они позволили мне угостить их чашечкой кофе в столовой.
Адмирал улыбнулся:
— Ох уж эти «атомщики», никому не доверяют! Сдается мне, репутация американцев как гостеприимных хозяев изрядно подмочена. Хотите виски, доктор Карпентер?
— Я думал, американские военные корабли содержатся всегда сухими, сэр.
— Так оно и есть, дорогой мой, так оно и есть. Если не считать самой малой дозы спирта — для медицинских целей, разумеется, из моих личных запасов. — Он достал флягу, размерами напоминавшую армейскую, и обычный стаканчик, похожий на тот, в который кладут зубные протезы перед сном. — Прежде чем отважиться на путешествие к далекой цитадели, каковой является горная Шотландия, предусмотрительный человек обязан принять кое-какие меры предосторожности. Я хочу попросить у вас прощения, доктор Карпентер. Прошлой ночью в Лондоне я виделся с вашим адмиралом Хьюсоном и собирался прибыть сюда еще утром, чтобы уговорить капитана Свенсона взять вас на борт. И вот не успел.
— Уговорить, сэр?
— Вот именно, — адмирал вздохнул. — Капитаны наших атомных подводных лодок — народ чувствительный и несговорчивый. К своим кораблям они относятся как хозяева — словно им принадлежит контрольный пакет акций компании «Электрик боут», где строится большая часть этих лодок. — Он поднял стакан. — За успех, ваш и капитана. Надеюсь, вы отыщете этих бедняг. Хотя лично я за это не поставлю и одного против тысячи.