Короли Вероны

– Донна да Ногарола в городе? – Приходилось кричать, потому что и здесь шум стоял оглушительный. – Я должен ей кое-что передать от Капитана!
Из-за колонны розового мрамора появилась женщина. Она была высока и стройна. Симара темно-синей парчи с тончайшим цветочным узором едва касалась подолом ступеней, вместо того чтобы тянуться длинным шлейфом позади, как диктовала мода. Откидные рукава, долженствовавшие величественно спускаться на спину, отсутствовали. Шаги женщины были уверенные и быстрые – куда более быстрые, чем следовало шагам знатной дамы. Видно, она думает не о моде, а о деле, решил Пьетро. Ни на шее донны да Ногарола, ни на ее запястьях ничего не поблескивало, не позвякивало и не говорило о происхождении или положении – не то что у дам при бесчисленных европейских дворах, которых юноше доводилось видеть во время скитаний с отцом. Легким жестом маленькой руки она отослала пажа, и Пьетро заметил, что колец, помимо золотого обручального, тоже нет. С кушака, украшенного несколькими драгоценными камнями, свешивалась огромная связка ключей. Если положение женщины определяется количеством ключей, которые она носит, трудно представить себе даму более знатную. Голову донны Катерины покрывало прозрачное фаццуоло, [25] перехваченное лентой темно-синей парчи в тон платью; оно открывало лишь узкий мысик каштановых волос надо лбом, гладко зачесанных и собранных на затылке в узел, угадывавшийся в облаке невесомой ткани.
Лицом донна Катерина не походила на Кангранде – нос был меньше, скулы острее. Однако ярко-синие глаза развеивали всякие сомнения относительно их родства.
Катерина делла Скала, в замужестве да Ногарола, остановилась в двух локтях от Пьетро. Антонио и Марьотто успели к тому времени спешиться. Все трое поклонились, точнее, попытались поклониться, потерпев неудачу каждый по своей причине. Пьетро заскрипел зубами, едва наступив на больную ногу. Марьотто держался молодцом, пока дело не дошло до сгибания торса. Антонио преуспел больше друзей – он скривился от боли в затылке, уже когда вся его неуклюжая фигура замерла в глубоком поклоне.
Пряча улыбку, донна Катерина произнесла:
– Прошу вас, синьоры, не добавляйте работы лекарю. – Голос оказался глубокий, звучный, со знакомыми модуляциями – как будто эхо отзывалось на слова Кангранде. – Если хотите выказать мне почтение, лучше скажите, кто вас послал и с каким известием.
Пьетро, смущенный донельзя, глаз не мог отвести от донны Катерины. Неудивительно, что Монтекки затруднился определить ее возраст. Когда ее выдали замуж, ей наверняка было не менее тринадцати, а с тех пор прошло уже двадцать лет. Однако донна Катерина казалась не старше своего доблестного брата.
«Боже, какие нежные запястья!»
– Госпожа, – осторожно произнес Пьетро. – Капитан просил передать, что скоро приедет. Сейчас он на поле боя, подсчитывает потери и отдает распоряжения насчет пленных. Он просил вас оказать помощь раненым, если вам будет угодно.
Донна Катерина не испустила вздоха облегчения, не улыбнулась. О том, каково было ее беспокойство за брата, Пьетро догадался лишь по нежным рукам, прежде сжатым в кулаки, а теперь расслабившимся.
– Значит, он невредим.
Интонация была утвердительная, но Пьетро счел проявлением учтивости подтвердить:
– Невредим, госпожа, – и добавить: – Падуанцы разгромлены, Капитан победил.
– Кто бы сомневался.
В голосе донны Катерины Пьетро послышалось скрытое неодобрение. Она оглядела юношей. У Пьетро кольцони выше колена пропитались кровью. У Марьотто кровь промочила камичу до самого пояса. Юноша из соображений скромности старался прикрыть рану на груди. Легко взмахнув рукой – совсем как Кангранде! – донна Катерина позвала слуг, что поджидали в отдалении.
– Сам невредим, а троих раненых отправляет с поручением. Наверняка расхаживает сейчас по полю битвы, распустив хвост, точно павлин. Знаю я его. – Донна Катерина жестом пресекла возражения юношей. – Вы слышали приказ Капитана? Я должна позаботиться о раненых. С вас и начну.
Слуги взяли каждого из юношей под руки и повели к палаццо. Впереди шла донна Катерина.
– Синьоры, не соблаговолите ли пока назвать ваши имена?
Вопрос привел друзей в великое смущение. Они буквально из кожи вон лезли, принося извинения за свои манеры и поспешно представляясь.
– Марьотто, рада снова вас видеть. Правда, предпочла бы встретиться с вами при более благоприятных обстоятельствах. Обязательно приезжайте с отцом. Вы знаете, он частенько у нас гостит. Капеселатро… к сожалению, никогда не слышала о вас. Ах, вы из Капуи! Вы знакомы с синьором Матраини? Он представляет в Капуе интересы моего мужа. Ну да вы еще встретитесь. Алагьери? Ну конечно, сын великого поэта. Я читала произведения вашего отца. Вы помогали ему в исследованиях?
– В каких исследованиях, госпожа? – Не успев договорить, Пьетро сообразил, что в остроумии донна Катерина не уступит своему брату.
Уже на широких ступенях хозяйка палаццо произнесла:
– Надеюсь, синьоры, вы проявите благоразумие и останетесь на ночь. Даже бессмертные рыцари, о которых сложены легенды, останавливались под дружественным кровом до полного излечения.
Наверху лестницы друзья столкнулись с пленными знатными падуанцами. К ним была приставлена охрана, больше похожая на эскорт.
– Мари, гляди! – воскликнул Антонио.
Пьетро и Марьотто проследили за его указательным пальцем и увидели плечистого темноволосого молодого человека в алом фарсетто.
– Это он! – воскликнул Марьотто.
– Кто? – Пьетро, конечно, знал, кто это; он не понимал только, откуда падуанца знает Марьотто.
– Это он стрелял в Мари! – провозгласил Антонио, и голос его эхом отозвался под сводами палаццо.
– Он ранил Антонио да Ногарола! – продолжал Марьотто.
– И меня, – добавил Пьетро, чувствуя странное удовлетворение. – А я взял его в плен. Он – мой пленник.
Падуанцы, услышав крики, остановились. Марцилио да Каррара обернулся на обвинения в свой адрес.
– Монтекки? Отлично. Предпочитаю знать имена тех, кого убиваю.
– Ты промазал, ублюдок! – завопил Антонио.
– Ничего, в следующий раз попаду. А ты, значит, Алагьери. Уж это имя я не забуду.
– Конечно, не забудешь, – усмехнулся Монтекки. – Ты будешь отсылать ему деньги до конца своей жизни.
– Как бы коротка она ни была, – добавил Антонио.
– Не обращайте на него внимания, – презрительно бросил Пьетро. – Он трус. Он хорошо владеет лишь оружием труса.
Марцилио отделился от своих и пошел на Пьетро. Никто не остановил его. Охранники схватились за мечи, правда, из ножен их не достали. Пьетро стиснул зубы и встал ровно. Марцилио подошел вплотную.
– Ты сказал, оружие труса? – прошипел падуанец. – Я тебе покажу, кто здесь трус. Не твой ли распрекрасный Капитан, который прячется за фальшивыми луками и за спинами женщин и стариков, вместо того чтобы сражаться, как подобает мужчине?
– Капитан не прятался, – процедил Пьетро, закипая. – Прятаться – это в твоем стиле. У тебя замашки как у женщины. Ты ведь хотел скрыться после того, как выпустишь стрелу, не так ли?
– Протри глаза, сопляк, – отвечал Каррара. – Вот он я, у тебя перед носом.
– Лишь потому, что я свалил тебя с лошади. Ты смотрелся бы куда достойнее, если бы пал от меча, как подобает воину.
Каррара завелся:
– Вызываю тебя на дуэль. Приму все твои условия – время, место, оружие.
Сердце у Пьетро подпрыгнуло, и он с удивлением услышал собственные слова:
– Дуэли меня не интересуют. Привыкли у себя в Падуе чуть что хвататься за оружие, как петухи. – Пьетро унаследовал от отца злой язык.
Марцилио вспыхнул и занес кулак. Пьетро приготовился отразить удар.
Внезапно Марцилио застонал. Это было столь неожиданно, что Пьетро посмотрел на свой кулак, будто желая узнать, успел он ударить Марцилио или не успел. Целая секунда понадобилась юноше на то, чтобы понять: это донна Катерина перехватила руку Марцилио. Но почему же он стонет? Его ведь не били. Тут Пьетро заметил, что падуанец ранен. От прикосновения к ране потекла кровь.