Чекисты. Книга первая
Шаворский сказал Алексею:
— Обождите минуту, — и ушел с Резничуком во флигель.
Алексей осмотрелся.
Поляна была тщательно подметена. В кустах на деревянном столбике висел рукомойник, в ямке под ним стояла лужица мыльной воды. Алексей медленно прошел до забора. За забором поляна круто обрывалась. Двухметровая отвесная стена была выложена известковыми плитами. Внизу, мохнатясь пыльной зеленью бересклета и чертополоха, широко раскинулся неровно-ступенчатый спуск к морю. В конце его прикипала к берегу белая узорная полоса прибоя.
Прикинув, как сюда добраться от Французского бульвара, Алексей запомнил для ориентировки коричневую скальную гряду, торчавшую как раз напротив того места, где он стоял, и отошел от забора.
В это время из флигеля вышла девушка. Заметив Алексея, направилась к нему.
Пока девушка подходила, Алексей успел разглядеть, что на ней серенькая юбчонка из тонкой мешковины, крепкие ноги обуты в матерчатые “стуколки”, а грудь обтягивает легкая блузка не то из кисеи, не то из марли. Все это свидетельствовало о том, что девушка городская и знает толк в моде. Когда же она подошла ближе, он увидел, что у нее тонкое надменное лицо, русые волосы закручены в узел на затылке, а глаза карие, недобрые.
— Это вы Седой? — спросила девушка.
— Я.
— Идите в дом, вас зовут.
Алексей вошел во флигель. Девушка осталась на поляне. Села на скамью возле двери.
…Переговорами с повстанкомовцем (у него была странная фамилия — Поросенко) Шаворский остался недоволен. Поросенко был настроен подозрительно, в каждом слове Шаворского усматривал подвох. Это был тщедушный человек с морщинистым лицом, хитрым и неумным, на котором, как приклеенные, висели большие холеные усы. Он сообщил, что повстанком заканчивает подготовку к восстанию и штаб его временно расположился в Киеве, но к началу восстания, которое предполагается в середине июля, переберется в другое место. Куда — наотрез отказался сказать. Он также не пожелал ответить Шаворскому, в каких районах размещены основные силы повстанкома и кто ими руководит.
— Да поймите вы, уважаемый, — пытался втолковать ему Шаворский, — мы стремимся консолидировать все антибольшевистские силы, независимо от их политической или национальной окраски. Сейчас, как воздух, необходима единая централизованная организация. А как ее построить, если между нами нет даже простого доверия?
— Яка там “централизованная организация”? — морщился Поросенке — У вас, добродию, одна тропка, а у нас другая.
Шаворский кусал губу и терпеливо начинал все сначала. Он говорил о том, что любые политические и национальные разногласия легко разрешатся, когда они одолеют главного врага — большевиков, что страны Антанты согласны оказать вооруженную поддержку лишь в том случае, если внутри страны будет создана монолитная военная коалиция…
— Ну и добре! — наивничал повстанкомовец. — Треба гуртом вдарить на комиссаров? Вдарим! А як — це наше дило!
— Ладно, — вздохнул Шаворский, — как хотите. Но, со своей стороны, я постараюсь, чтобы вы получили личное распоряжение господина Петлюры о полном объединении с нами. Дайте явку, как только это будет сделано, мы пришлем человека.
— Це можно, — согласился Поросенко.
Явку он дал в Киеве и, видимо, желая скрасить свою несговорчивость, многозначительно добавил, что явка серьезная. От нее, мол, до штаба повстанкома рукой подать. Потом сказал пароль.
Вот и все, чего удалось добиться Шаворскому. Но и это было немало… по крайней мере для киевской чрезвычайной комиссии.
Поросенко начал собираться: он еще сегодня хотел попасть на киевский поезд. Резничук вышел его проводить.
Когда оба они прошли мимо окон и скрылись за кустами, Шаворский вполголоса выматерился.
— …Тупицу прислали! Я Рахубе говорил, что с этими щирыми хохлами не сговоришься. Готовы продаться кому хотите: немцам, полякам, черту, дьяволу, — лишь бы не с нами! От иностранных союзников они со временем откупятся, а от нас нет, шалишь!.. А! В конце концов холера его забери, этот повстанком! Начнут вместе с нами, и ладно: с паршивой овцы хоть шерсти клок. Когда-нибудь посчитаемся! К счастью, свет на них клином не сошелся. Я еще Нечипоренко приберег!
Как бы мимоходом Алексей спросил:
— Нечипоренко? Это еще кто?
…Знал он эту фамилию, хорошо знал!
Ранней весной в лесных трущобах за городом Балтой объявился новый претендент в “народные вожаки” — атаман Заболотный, один из самых лютых политических бандитов, каких когда-либо знали одесситы. В короткий срок кровавые следы его банды исчертили северные районы губернии, захватывая по временам и уезды Подолии и Николаевщины.
Степан Нечипоренко был ближайшим другом и помощником атамана. Оба имели когда-то чин полковника в армии Петлюры, вместе сколачивали банду, и для многих было неожиданностью, когда разнесся слух, что Нечипоренко оставил своего дружка и куда-то исчез. Поиски его, насколько было известно Алексею, ни к чему не привели. Но было ясно, что рано или поздно и этот бандюга еще даст о себе знать. Гадали только, где, в каком степном захолустье объявится он с новой бандой…
Шаворский напомнил:
— Нечипоренко — соратник Заболотного. Помог ему встать на ноги, сейчас под Тирасполем сбивает свою организацию. Крепкий мужик, злой. С таким можно сговориться. Я еще поучу этих тупоголовых “запорожцев”, как надо работать!
Сцепив руки за спиной, он забегал по комнате, остановился возле окна и несколько минут о чем-то размышлял, с ожесточением грызя верхнюю губу. Кончик его хрящеватого носа шевелился, придавая ему сходство с хищным, вынюхивающим что-то зверьком.
— Вот что, Седой, придется вам совершить небольшое путешествие: поедете в Тирасполь! — сказал он, поворачиваясь к Алексею.
— Зачем? — спросил Алексей как можно простодушнее.
— Мне надо встретиться с Нечипоренко. Вы найдете его и договоритесь, где и как…
Алексей потер ладонью щеку.
— А Рахуба? Вдруг кто-нибудь приедет?
— Поездка займет не больше четырех—пяти дней. К тому же остается ваш дядя Золотаренко. Словом, надо ехать. У меня сейчас все люди заняты. Кроме вас, послать некого. Кстати, есть попутчик. Вы видели девушку?
— Да.
— Она живет в Тирасполе, поедете с нею.
— Это наш человек? — деловито осведомился Алексей.
— Вполне! Во всем, что касается большевиков, непримирима до фанатичности. Дочь одного харьковского чиновника-монархиста, красные взяли его к ногтю. Скрывалась в деревне под Харьковом, но там оставаться ей было опасно. Мы пристроили ее учительницей в Тирасполь, сообщили Нечипоренко. Сейчас он прислал ее с поручением достать пишущую машинку с украинским шрифтом: раздобыл стеклограф, хочет прокламации выпускать с грифом украинских националистов: “З рук до рук, з хаты до хаты”. Машинку мы достали, вы ее захватите с собой. Пароль такой: надо подвязать брюки веревкой с узлом на левом боку. Спросить, нет ли сапожных головок для продажи. Когда ответят: “Есть. Как понесете?” — показать веревку. Для встречи предложите село Нерубайское, у священника: он наш. Пусть Нечипоренко сам назначит пароль. Кроме того, передайте, что он сможет увидеть там кое-что такое, что его, несомненно, заинтересует.
— Ясно, — сказал Алексей.
Шаворский поднялся со стула и, подойдя к окну, негромко позвал:
— Галина, зайдите.
Стуча деревянными подошвами, в комнату вошла девица в марлевой блузке.
— Это Седой, — сказал Шаворский. — Вы его уже видели.
Она вскользь глянула на Алексея и села на сундук.
— Дело вот какого рода. Седой поедет вместе с вами, поможет дотащить то, о чем мы с вами говорили; это довольно тяжелая вещь. Вы, в свою очередь, поможете ему встретиться с Нечипоренко: Седой уломает его приехать для переговоров в Одессу. — Девица удивленно расширила глаза, и Шаворский пояснил: — Я бы все это поручил вам, но, лучше, если поедет специальный порученец: атаман любит, чтобы к нему проявляли уважение. Вы поняли меня?
Она кивнула.