Трое против дебрей
По осторожному подсчету, сделанному мной летом 1934 года, было видно, что, если мы потратим несколько долларов на покупку дополнительных капканов, это даст нам возможность наловить горностаев на двести долларов в период, когда их шкурки особенно ценны. Итак, капканы были куплены, и в половине ноября мы оснастили и расставили их. Зимняя работа началась.
Мы никогда по-настоящему не боялись зимы, несмотря на снега и ветры и резкие понижения температуры. А температура доходила до —45° при неистовых ветрах, несущихся с Арктики. Но зимой нас не изводили насекомые, и почти каждый день был заполнен волнующим ожиданием новой добычи. Правда, в капкан, поставленный для норки, могла попасть никому не нужная летяга или древесная крыса. Но там могла оказаться и маленькая темная илька, за которую дадут полтораста долларов. И когда нам везло, в капкане, рассчитанном на койота, мы обнаруживали черно-бурую лису, стоящую в десять раз дороже койота.
Если иногда мы и ощущали чувство одиночества, то лишь ненадолго, в сущности у нас даже не было времени подумать о своей оторванности от мира. У Лилиан была домашняя работа и работа в лесу. У нее имелась своя цепочка капканов растя нувшаяся на целую милю вдоль ручья. Ежедневно, когда этому не мешала погода, Лилиан обходила свои капканы, а Визи на самодельных лыжах шел за ней по пятам. Редкий день она не обнаруживала там одного или двух горностаев. И конечно, она всегда тешила себя надеждой, что в следующем капкане окажется великолепная норка.
Визи начал проникать в тайны правописания. Он уже знал, что буквы К, О, Т означают «кот», а буквы П, Е, С означают, «пес». Он знал и еще кое-что, хотя было совершенно неизвестно, откуда он черпал свои знания. Однажды, разыскивая следы койота, я наткнулся на явный лисий след. На протяжении двух миль я гнался за лисой и наконец застрелил ее и привязал за седлом. Когда я появился из леса, Визи катался на лыжах непода леку от дома. Он опрометью бросился к хижине с криком: «Папа убил лису!» Мальчик никогда до того не видал лису, но, так как ту ша зверя явно не походила на койота, он, наверное, решил, что это должна быть лиса. Возможно, ему подсказало чутье, то самое, которое подсказывает щенкам койота, что охота на иглошерста — дело взрослых и опытных хищников, а молодой зверь, отважившийся на это, лишь наберет полный рот колючих иголок.
Только в конце ноября я почувствовал признаки близкой перемены погоды. Осматривая длинную цепочку капканов, я несколько раз попадал на утрамбованные следы чернохвостых оленей. Звери, по-видимому, шли один за другим. Было ясно, что ночью олени внезапно решили идти к своим зимним пастбищам на реке Фрейзер. «Но почему, — недоумевал я, — они отправились туда так рано?» Обычно олени оставались в наших местах по крайней мере до середины января.
В течение последующих трех дней, где бы я ни обходил капканы, я видел следы непрерывного движения оленей по нап равлению к реке. На четвертый день следов почти не было. Основные стада уже прошли. Отстали лишь одиночки.
Все, что происходит в лесной чаще, имеет свое объяснение. Нужно только уметь его понять. Похожая на ленту оленья тропа, поспешное исчезновение оленей из этого края на шесть недель раньше обычного — все это говорило об одном: предстоит перемена погоды, и перемена эта будет к худшему. Возможно, олени ощущали что-то новое в воздухе. Или, может быть, инстинкт самосохранения заставил их почувствовать близость предстоящих изменений. Но так или иначе они знали: нужно покидать этот край.
Через двое суток после исчезновения оленей с севера угрожающе подул ветер, тяжелые тучи заслонили солнце, и в лесу воцарилась зловещая тишина. Красные белки уже не ворчали на меня, когда я проходил под деревьями. Дикуши и белые куропатки исчезли из перелесков в поисках более защищенных мест. Лоси, которые до того паслись в ольховых чащах на холмах, начали спускаться к озерным болотам и к бобровым плотинам. Зайцы-беляки держались поблизости от нор, готовые исчезнуть в своих земляных укрытиях, когда угроза приближающейся пурги станет действительностью.
В декабре ветер понес первые затвердевшие плотные крупинки снега. Однажды утром я вышел из хижины и чуть не задохнулся под неистовым порывом метели. За ночь выпало четырнадцать дюймов снега и вьюга замела путь от хижины к сараю. Я посмотрел на градусник, висевший на наружной стене хижины. Ртутный столбик упал до 30° ниже нуля. Это не так страшно, если бы не ветер и метель. В ясную, тихую погоду вы можете обойти цепочку капканов при температуре в 35 или более граду сов ниже нуля, и у вас только слегка замерзнут щеки и нос. Но даже в двенадцать градусов мороза при северном ветре ни один здравомыслящий зверолов не выйдет за порог своей хи жины.
Снегопад не прекращался в течение трех недель. Снежный покров достиг сорока дюймов. Под снегом были погребены наши надежды на удачную ловлю горностаев. Даже койоты покинули эти места и ушли вслед на оленями. Для нас в то время длительный декабрьский снегопад был настоящей катастрофой. Каждый лишний дюйм снега закреплял неизбежность крушения наших планов.
При свете убывающей луны наступила нерадостная рождест венская ночь. Небо на время прояснилось, и за окном прекратился шум снегопада. С Юкона дул ветер, острый, как осколки разбитого стекла. Ели у ручья трещали, когда в них вгрызался мороз, а наверху, на холме, тявкала и жалобно скулила от голода маленькая рыжая лиса.
Молодые лоси вылезали на рассвете из снега с окоченевшими от холода ногами. Синицы-гаечки, устроившиеся на ночлег на ветвях елей, замерзали и гибли. Их крохотные, покрытые перыш ками тельца, окаменев от мороза, сваливались с деревьев. Было рождество, а ртутный столбик на термометре показывал ровно 48° ниже нуля.
Только лось или бродячий волк отваживались пробираться через массы снега, завалившие лес. Будь то меньше или больше, чем —45°, при любой температуре лоси вынуждены для поддер жания жизни ежедневно искать себе корм.
Впервые, с тех пор как мы вверили свою судьбу этому дикому краю, нам пришлось отказаться от предрождественской поездки на торговый пункт в Риск-Крик. Я надеялся, что за несколько дней до рождества мне как-нибудь удастся пробиться сквозь снег на санях, запряженных лошадьми, и привезти с торгового пункта необходимые покупки и почту. Но при температуре —45° любая поездка невозможна ни для человека, ни для лошади.
Было ясно, что в эту рождественскую ночь Санта-Клаус не сможет пролезть в наш шестидюймовый дымоход, и нужно было как-нибудь преподнести Визи эту печальную новость. Но как? И тут меня осенило вдохновение. В сочельник после захода солн ца мы с Визи вышли из хижины и стояли, глядя на небо. Мороз был так жесток, что даже дыхание вызывало кашель. Капельки влаги скатились у Визи из глаз и тут же замерзли на щеках. Я покачал головой и пробормотал:
— Не представляю себе, как может кто-нибудь отправиться в путешествие в такую ночь. Даже Санта-Клаус.
Визи задумался на одну-две секунды и сказал:
— Он замерзнет? Правда?
Я утвердительно кивнул головой.
— Не только он сам, но и его олени.
— И тогда больше не будет рождества, да? — спросил Визи.
— Ну, рождество-то будет, — предусмотрительно ответил я, — но не будет Санта-Клауса.
— Я надеюсь, что он останется дома. — Так реагировал Визи на печальную новость.
Между рождеством и Новым годом выпало еще пятнадцать дюймов снега. На полках в нашей кладовой было пусто, хоть ша ром покати, но мяса и овощей у нас хватало. Если ваше ежедневное меню состоит только из лосиного или оленьего мяса и лишь изредка разнообразится гусятиной, это может надоесть. Но все же изобилие мяса не давало нам отощать.
Уже два месяца мы не видели других людей, не получали и не отправляли почту. Мы превратились в робинзонов на нашем «необитаемом острове» среди снежного моря. Это было скучно, но не так уж серьезно. Однако нас мучила одна неотвязная мысль: «Что, если кто-нибудь из нас тяжело заболеет?» Правда, мы вели такой здоровый образ жизни, что редко болели даже насморком. Но я знал о случаях, когда звероловы, отрезанные от возможностей медицинской помощи во время зимней непогоды, заболевали и умирали в своих хижинах. Их замерзшие тела оставались лежать там до весны или лета, пока кто-нибудь их не обнаруживал.