Дорога ветров
Ничего прекрасного не было в этих «Трех Прекрасных», надменно высившихся над распростертым у их подножия аймаком. Но величие, несомненно, чувствовалось в кручах и полированных ветрами ребрах исполинских обнаженных скал.
Я отправился с визитом к аймачному дарге и был принят любезно, но не смог хорошо побеседовать. Аймачный начальник очень плохо говорил по-русски, а наш переводчик был в отъезде. Зато в айкоме Народно-Революционной партии я имел больший успех — секретари айкома владели русским языком и очень заинтересовались работой нашей экспедиции. Мне пришлось говорить целый час. Договорились о взаимопомощи в работе. Вернувшись домой, я принялся за дневники и едва успел покончить с ними, как явились наши исследователи Орлов, Громов и Эглон.
Шумная компания уже сильно загорелых и обветренных гобийцев сильно отличалась от бледнолицых «горожан», хотя «горожане», опаленные горячими ветрами Гоби, больше походили на краснокожих.
Орлов, Громов и Эглон похвалялись палеонтологическими открытиями. Ездивший с ними шофер Андреев, маленький, рыжий и веснушчатый, пугал наших шоферов гобийским бездорожьем. Наконец шутки утихли, и мы уселись с топографическими картами за стол. Первые же маршруты, проделанные передовым отрядом обнаружили два интересных местонахождения.
К северу от аймака, по старой караванной тропе, обнаружили массив-останец красноцветных меловых пород, одиноко стоящий посреди котловины и окаймленный большими сухими руслами. Это был Олгой-Улан-Цаб («Ущелье красной толстой кишки»). Исследователи долго лазили по склонам многочисленных оврагов и обрывам, находя кости динозавров, таких какие еще не встречались на территории Центральной Азии. Наконец в обрыве одной промоины был найден скелет гигантского травоядного динозавра — зауропода. Длинный хвост, полагавшийся этой породе ящеров, был нацело уничтожен размывом. Остались только два громадных первых хвостовых позвонка, которые Эглон с трудом извлек из твердой песчаниковой плиты.
Крестец и таз уходили внутрь и в глубь обрыва а за ними, наверное, шел и весь остальной скелет гиганта, достигавшего, судя по размерам извлеченных позвонков, примерно 25 метров в длину. Это была первая находка более или менее полных остатков зауропода во всей Центральной Азии. Однако на извлечение скелета из твердой породы ушло бы с нашими малыми силами по менее года работы. Несколько лет потребовала бы и препаровка костей в Москве, поэтому находку пришлось оставить.
Северо-восточнее, между Олгой-Улан-Цабом и даланд-загадской дорогой, располагался второй отдельный массив, сложенный еще более темно-красными глинами, с меньшим количеством песчаников — Улан-Ош («Красный водопой»). В узких промоинах красных стен Улан-Оша Громов, Эглон и Орлов нашли кости мелких попугаеклювых динозавров и обломки панциря черепах. Целая когтистая лапа небольшого динозавра была выложена на стол передо мной как доказательство хорошей сохранности материала. Я взглянул на карту. И Олгой Улан-Цаб и Улан-Ош находились в пределах одной большой котловины, вытянутой в широтном направлении и ранее, очевидно, целиком заполненной красноцветными костеносными меловыми породами, от которых теперь остались неразмытыми лишь отдельные участки.
— Погодите-ка, — воскликнул я, — где-то тут близко Барун-Баин («Западный Богатый») — место, где ботаник Юнатов видел много костей динозавров…
— Вот оно! — Ноготь Орлова ткнул южнее синего кружка, обведенного вокруг Улан-Оша. — Тоже в этой большой впадине.
— И не только оно, — Громов нагнулся к карте, чадя вонючей трубкой, — на запад все та же котловина проходит до Баин-Дзака («Богатый саксаул»). А на Ба-ин-Дзаке мы уже побывали. Оказалось, что это и есть знаменитое Шабарак-Усу американцев. Яйца динозавров ведь мы нашли тоже, и неплохие…
— Так, все понимаю — в этой впадине в разных ее местах уцелели низкие горизонты меловой толщи, выраженные разными фациями — пески в Баин-Дзаке, болотные глины в Улан-Оше и Барун-Баине… Но все же нет очень крупных скоплений остатков динозавров, хотя если поставить раскопки, то получим хороший материал. Но это не решает успеха экспедиции.
— Разумеется, — хмуро сказал Орлов, — мы должны доказать повсеместное обилие и разнообразие ископаемых позвоночных и распространение материковых отложений… Фу! — яростно отмахнулся он от трубки Громова.
— Хорош табачок! — невозмутимо отозвался Громов, окутываясь дымом.
Встреченный одобрительными восклицаниями, в комнату вошел крепкий пожилой монгол в нарядном, вишневого цвета дели. Это был Цевен, проводник, направленный аймаком в нашу экспедицию. Он отлично умел проводить машину по бездорожью и обладал широкими и разнообразными знаниями всего, что относилось к природе Гоби. За эти познания и отличную работу проводник Цевен был прозван нами «академиком».
После угощения Цевен вытащил длинную трубку, набил ее пылевидным табаком — дунзой — и затянулся. Начался неторопливый разговор о дальнейших планах поездок. Мы стеснились на конце длинного стола из неровных досок. Ветер, врываясь сквозь щели крыши, слегка колебал пламя свечей. Лысеющие головы Громова и Орлова, светлая и темная, наклонились к картам. Данзан, хмурясь и торопясь, переводил речь Цевена и наши вопросы.
— Мой друг, старик Балсандорж-гуа, и я знали, что вы приедете. Мы ездили туда и сюда, спрашивали многих аратов, молодых и старых, всех, кто знает, где лежат «кости дракона». Два места я вам показал, одно вы сами нашли, одно, говорите, нашел ботаник Юнатов… Но это еще не все. Вы правильно сказали, что большого богатства костей здесь нет. Самое большое богатство там, — старик махнул рукой на юго-запад, — за Гурбан-Сайханом… Нэмэгэту («Защищающий от ветра») — вот где много больших костей. Больше вы нигде в Гоби не найдете. И никто там еще не был…
Цевен умолк и стал выколачивать трубку в маленькую серебряную чашку.
— Дорога туда только до Ноян сомона, — сказал я, следя за картой, — дальше нет дороги. Чтобы прошли машины, особенно необходим знающий проводник. Ехать далеко, всякая поломка машины будет опасна не только для плана экспедиции, но и для людей.